Наталья Симонова - Жизнь как цепочка обстоятельств (сборник)
– Чем скорее начнем, тем лучше, – внушительно объяснил Алеша. – В этот институт вообще попасть трудно. У меня приятель в лучевом отделении работает, вместе когда-то дозиметры для облучающих пушек делали. Он нас представит хорошему доктору.
На другой день отправились вдвоем. По дороге шутили, шагали уж слишком решительно, преувеличенно ясно смотрели перед собой, спокойно улыбаясь; а украдкой все взглядывали друг на друга, проверяли настроение…
Нашли кабинет – навстречу кинулся бородатый инженер, Алешин коллега, мужчины обнялись. Состоялось знакомство с доктором. Таня ловко разделась, бойко отвечая на вопросы, привычно опустилась на кушетку в ожидании осмотра и подумала: «Пациентствую все профессиональнее». Врач просматривал бумаги, комментируя: «Так… Пока ничего особенного не вижу… Так… УЗИ внутренних органов… Тоже нормально… Кровь неплохая, общий анализ, правда, немного… Лейкоциты не очень… Но симптом не специфический». Подошел к Татьяне, сидевшей прямо, в напряженной позе готовности к приговору.
– Так, что тут у нас вызывает опасения, посмотрим… Ну-ка… Ага… Ага… Собственно это и все основания… да? – бормотал он, обследуя ключицу. При этом лицо его выражало все большее недоумение и сосредоточенность. – М-да… – заметил неопределенно, переходя к подмышкам.
Задавал вопросы, прощупывал лимфоузлы. Мычал недоверчиво… Опять возвращался к ключице…
– Ну что? – не выдержал Алексей. – Что-то неожиданное? – И кивнул Татьяне ободряюще, мол, не трусь, прорвемся.
– Да уж да-а… – молвил доктор. – Что-то непонятное… Но это не лимфогранулематоз. Я не нахожу.
– Но что?! – почти хором выкрикнули Татьяна и Алексей.
– Пока не знаю… По-моему… по-моему, это вообще не наша больная.
– А что, что это такое?
– Да, по-моему… Я не знаю, по-моему, это… кость.
– Кость?!
– Какая кость?
– Вот что, пойдем сейчас на компьютер, там увидим.
Втроем они поднялись на лифте в компьютерное отделение. Доктор быстро переговорил с коллегой. Таня легла на стол томографа, смотрела, как за стеклянной стеной, в соседней комнате два доктора и Леша прильнули к дисплею, переговариваясь. Столешница-лента, на которой она лежала, поплыла вперед, под мягкое шипение машины въехала в сканирующий тоннель, остановилась. «Какая-то кость… – раздумывала Таня. – Хорошо это или плохо? Говорит, не наша больная… Куда ж меня теперь?»
– Ну вот, – объявил наконец врач, – кость и есть!
– Опухоль на кости? – уточнил Алексей.
– Или кость вроде опухоли? – бессмысленно спросила Таня.
– Вот именно, – подтвердил врач победно-весело. – То, что принимали за опухоль, вовсе ею не является.
Татьяна с Алексеем переглянулись, не решаясь разделить радость доктора.
– Это что – болезнь такая? – робко уточнила Таня.
– Да нет, какая болезнь! Просто… Ну, есть одно предположение, только сначала давайте уж все до конца: сделаем снимок – напишем заключение.
«Кость это, кость», – шептались, подхихикивая, Леша с Таней, поспешая за бодро мчащимся в рентгеновский кабинет врачом.
Очередное раздевание… Тесная кабинка аппарата… Прижимание то грудью, то спиной, то боком к холодной гладкой стенке… И врач, торжествуя, рассматривает снимки.
– Это ж надо! – восхищается. – А симпатично! – И объясняет: – У вас Танечка, редкое строение участка грудной клетки: имеется так называемое развитое ребро. Смотрите, какая прелесть. Видите? Вот! Ну вот же, как бы отросток вверх.
На снимке нечетко просматривалась идущая от одного из ребер веточка. Отросток чуть изгибался по-женски, завершаясь острым изящным кончиком, напоминая стилизованный узкий листочек в орнаменте.
– Он что – торчит и упирается в ключицу?
– Ну да! Вроде как торчит. Стоит. Стоячее ребро.
– А почему на ощупь не остро? Там что-то гладкое, как камешек.
– А это он хрящом оброс, все как у нормальной кости.
– Надо же, – сказал Алеша, – такой красивый, и столько неприятностей! Но почему его раньше-то не обнаружили?
– А как его обнаружишь? – развел руками доктор. – Только если случайно.
…Они шли домой и хохотали как сумасшедшие. Едва взглянув друг на друга, без удержу заливались смехом. Хохот переполнял их. Вся тревога последних дней, вся готовность к худшему переплавились в смех, и смеха этого набралось столько, что он вскипал и выплескивался наружу каждую секунду.
Так и докатились до метро. И остановились.
– Вот, значит, почему говорится «поставить вопрос ребром», – важно заметил Алексей, отсмеявшись. – Нет, кто бы мог подумать, что у тебя ребра стоят дыбом!
– Знаешь, Лешка, – сказала Таня серьезно, резко выдохнув, точно готовясь к трудному шагу, – я решилась… Нет, ты только меня не отговаривай, я твердо решила… – Татьяна понизила голос до доверительного шепота: – Завещать свой скелет… х-хы… Академии наук, – договорила, с трудом подавляя распиравший ее смех, и залилась опять хохотом.
Алексей вторил ей, уже изнуренно, сквозь смех проговаривая по капле перековерканные на радостях хрестоматийные строчки:
– Нет, Танька, вся ты не умрешь… Скелет с заветной веткой… Нет, лучше так: скелет с грудною клеткой… твой прах переживет и тленья убежит…
Они обнялись, счастливо досмеиваясь. И так стояли, почти не замечая прохожих. А мимо сновали люди, по большей части озабоченные и хмурые. Люди не догадывались, как все они счастливы: живы – то есть причастны чуду! Но нет, они не догадывались.
«Неужели я стану когда-нибудь расстраиваться из-за пустяков? – подумала Таня с сомнением. – Неужели забуду, что жизнь прекрасна?!»
Но, как ни странно, она действительно очень скоро забыла о своем открытии. И стала жить как все. И по обыкновению, быт разросся, разогромнился, а бытие потеснилось и скукожилось…
Так что напрасно сомневалась.