Маша Царева - Это подиум, детка! Сага о московских куколках
– Наверное, у меня характер такой, легкий, – вздохнула я. – Пабло тоже так считает. Есть у меня талант – ко мне не пристает дрянь. Я могу быть по уши в дерьме, а потом отряхнуться, взбодриться и забыть. Главное качество хорошей девушки по вызову – умение забывать. Каждую ночь начинать с чистого листа.
– Красиво говоришь, – похвалил он, – как будто бы по памяти цитируешь учебник для элитных проституток.
– О, я могла бы защитить по этой теме докторскую.
– А мне месяц назад сделали татуировку, – вдруг сказал он.
– Что? – я не поняла, к чему такой резкий переход темы.
– Смотри, – он закатал рукав черной шелковой рубашки и продемонстрировал кривоватую чернильную рожицу, похожую на детский рисунок и неуместно смотрящуюся на его литом плече.
– Мило, – на всякий случай похвалила я.
– Мило? – и снова эта странная кривая улыбка. – Не надо миндальничать. Эту татуировку мне сделали на одной вечеринке, насильно.
– Как это?
– А вот так. Меня купил на вечер один туз, с первого взгляда приличный. Он довольно известный в наших кругах, все время берет брюнетов, платит полторы тысячи, в извращениях и оргиях замечен не был… Я даже радовался – легкие деньги. А на вечеринке той все перепились. У хозяина дома была татуировочная машинка. Он только что купил – хотел научиться наколки делать, такое оригинальное хобби. Стали думать, на ком опробовать. А тут я. Знаешь, как я орал? Ведь тело – мой главный рабочий инструмент.
– Ужас какой… – потрясенно выдохнула я.
– А они позвали охрану. Бывшие спецназовцы, схватили меня, руки за спиной держали. Ну и наколол он мне рожу. Я даже плакал.
Даже рассказывая об этом, Марио разволновался – под его продуманной смуглостью проступил явно незапланированный свекольный румянец. Я погладила его по плечу – по тому самому, с рожицей.
– А потом они сунули мне пачку евро – три с половиной тысячи. Это тебе, говорят, и на сведение татушки лазером, и за моральный ущерб.
– А ты?
– А что мне было делать? – его плечи дернулись. – Взял деньги, сказал «спасибо» и ушел.
– А что же не свел татуировку?
– Мне в салоне сказали, должно какое-то время пройти. Она еще не зажила. Сведу, конечно. Или чем-нибудь сверху забью. Не могу же я в таком виде ходить… Смотрю на себя в зеркало, и – ну что за чертовщина – мне мерещится, что это не просто рожица, а ухмыляющееся лицо того мужика.
– Да-а-а, – протянула я. А что тут было говорить?
– С одной моей знакомой девчонкой случилась похожая история. Даже хуже – ей сделали интимный пирсинг.
– Чего-чего?
– Ты что, идиотка? – разволновался Марио. – Сережку в клитор вставили, вот что. Сказали – так будет красивее.
Меня передернуло, по спине пробежали мурашки.
– А моего друга привезли на загородную вечеринку, как раз крещенские морозы были. Приезжают в дом, а там – сплошь гомики, и он один. Он возмутился, его не предупреждали. Ну они рассердились и выкинули его на мороз. Даже одеться не дали. Он прошел три километра в домашних тапочках и костюме со смокингом. Еле выжил, двустороннюю пневмонию заработал. Потом ему в агентстве тысячу долларов выдали, за психологическую травму. А ты говоришь – менее драматично, чем кажется… Просто с тобой ничего подобного пока не случалось.
– Ладно, давай не будем об этом, – я нервно дожевала сэндвич, – я считаю так: все это частные случаи. Когда такое происходит с тобой, это ужасно, но… Если подумать, вероятность не так уж и велика.
– Как скажешь, – сдержанно ответил он. – Алена, а что же тебя, фаталистку такую, вообще понесло в наши палестины? Ты не москвичка, само собой?
– Само собой, нет. Как и ты, судя по всему, – в тон ему ответила я, – я королева красоты. Несостоявшаяся правда. Приехала из N-ска, чтобы топ-моделью стать.
– Стала?
– Как видишь, – развела руками я, – кстати, моя мама вообще думает, что я все еще манекенщицей работаю. Приходится иногда платить за фотосессии и высылать ей фотки.
– Мои думают, что я танцую в балете, – понимающе усмехнулся Марио, – я вообще-то танцовщик. Хотел актерское образование получить, в мюзиклах играть. Приехал в Москву, везде провалился. А на кастинге в «Ромео и Джульетту» ко мне подошла обаятельная такая женщина и предложила работу в стриптиз-клубе. Моя внешность им идеально подходила. А мне так не хотелось убираться восвояси…
– Как я тебя понимаю, со мной та же история! – воскликнула я.
Мы проговорили всю ночь, до рассвета. Из бассейна переместились в холл, прихватив с собою вино и коробочку «Рафаэлло». Поджав ноги, сидели на кожаных диванах. Я была знакома с Марио от силы несколько часов, но создавалось впечатление, что он мой кармический брат – настолько похожими оказались наши московские истории. Он тоже мыкался, пытаясь просочиться к верхам, гнушаясь эскортом, воротя нос от тех, кто с многозначительной ухмылкой совал деньги ему в лицо. Потом один раз оступился (спьяну) и с удивлением понял, что все гораздо проще, чем он предполагал. Два года назад бросил стриптиз, окончательно перешел в агентство. Зарабатывает не меньше семи тысяч евро в месяц, завязывать пока не планирует, хотя в причесанной за триста долларов голове уже по-черепашьи ворочаются непрошеные мысли о семье и детях.
Впервые в жизни я рассказала кому-то, что произошло со мною после самой первой оплаченной ночи – той, в гостинице «Украина». Обычно мои воспоминания имели триумфальный оттенок и пахли свеженькими стодолларовыми купюрами, которые я уносила, зажав в кулаке. А ему зачем-то рассказала правду – выйдя из здания гостиницы, я привалилась к холодной грязной стене, и меня вывернуло наизнанку. Рвало долго и отчаянно, как будто бы я хотела выплюнуть само сердце на серый московский асфальт и никак не могла. Рвало до тех пор, пока ко мне не подошли два румяных милиционера. Они брезгливо похлопали меня по плечу, потребовали документы. Поскольку документов у меня с собою не было, пришлось отдать им одну из стодолларовых бумажек. Так и началась моя карьера элитной торговки собственным присутствием.
Это был разговор двух случайных попутчиков. Мы оба знали, что вряд ли встретимся еще раз, а если и встретимся, то нарочно друг друга не узнаем, в крайнем случае, поздороваемся скупым кивком головы. Теоретически мы могли стать друзьями, но ни одному из нас эта дружба не пришлась бы впору. Зачем дружить с себе подобными, приглашать чужих пассажиров на свой личный «Титаник»?
Говорили мы до тех пор, пока в холле не появились сонные и довольные Лизка и Дэн. Похоже, они поладили, и симпатия их явно носила невербальный характер. На Лизаветином похмельном лице сияла улыбка нагулявшейся кошки. Ее рука по-хозяйски покоилась на талии Дэна.
