Владимир Шаров - Репетиции
Живые своим предназначением, они с каждым годом все больше боятся, что внешняя жизнь может отвлечь, помешать им. Никаких реальных оснований для этих, страхов нет, кроме разве что одного. Хотя каждое поколение и христиан и евреев верит, что именно к нему придет Христос, оно избранное и последнее, то, что было до него, лишь ступень, подступ, все ради них и было, — есть еще иная, я бы назвал ее справедливая память. В ней год прибавляется к году, и все годы равны, поколений в ней нет, она непрерывна, она знает, что мир становится хуже и хуже, зло в нем множится, куда он идет, ясно, и ясно, что хотя многие из них не сумели оказаться достойными и не дождались Христа, Его приход близится. И оттого, что Христос совсем близко, уже идет к ним, они, страшась окрестной жизни, чтобы спрятаться, спастись от нее, все точнее ее копируют. Копируют не только контуры и общий облик, но и суть, нрав, характер. Деревня оказывается способна на настоящую мимикрию, но окружающую жизнь она повторяет бесстрастно, ни во что не вникая, ее ничего не касается и не затрагивает; как и раньше, она живет своими репетициями, ожиданием Христа, своей готовностью принять Его. Поэтому она верит, что, что бы ни делала, греха на ней нет.
Когда христиане и евреи были взяты в Новом Иерусалиме, затем осуждены и высланы в Сибирь, им казалось, что земная история кончена, завершена — и по бедствиям и по срокам, осталось последнее — их роли. И потом еще очень долго, два века, они держались и верили в это. Изменила все только революция. То горе и те бедствия, которые ей предшествовали и которые принесла она сама: и мировая война, и гражданская, а за ними после совсем малого перерыва, когда сил еще никто набрать не успел, коллективизация — как ссыльные ни откупались и ни открещивались — и из их деревни унесли многих и многих. Погибали имевшие роли, погибли даже двое апостолов, и во Мшанниках поняли, что зло может быть куда большим, чем они думали, что ничего здесь отнюдь не исчерпано, только сейчас и исполняется назначенное время, лишь сейчас надо начинать отсчет. До этого было рано, тогда могли быть только репетиции, и те, кто были до них, только одно это и должны были сделать — спасти и сохранить. Они оправданы. Солдаты, выжившие и вернувшиеся с мировой войны, были их главными информаторами, от них ссыльные узнали, что происходит с миром, куда он идет и как они должны вести себя, чтобы то, для чего они избраны, уцелело и не прервалось.
С весны восемнадцатого года мшанниковские христиане поддерживают большевиков и считаются красными. В гражданскую войну, при Колчаке, деревня по общему согласию наново делится на белых и красных. Теперь христиане белые. Как раз в это время во Мшанниках, размноженных полувеком тишины и покоя, который случился в России перед мировой войной, настает срок ухода старых апостолов. Бедствий столько, что они не верят, что Господь придет не к ним. Начинаются убийства евреев. Смена власти способствует им. Евреи — партизанский отряд красных — бегут, белые с той же ненавистью, что и везде в Сибири, преследуют их. Бегут евреи по своему всегдашнему кругу, и весной, за несколько дней до почти совпавшей в девятнадцатом году еврейской и христианской пасхи Господь остатки их приводит обратно во Мшанники. За пять месяцев погони погибли и евреи, и многие из христиан, среди них — апостол Петр, который был у белых атаманом. Недавняя смена знамен и обоюдная гибель подтверждают слова одного из первых Каиаф, который, утешая евреев, говорил, что нет связи прочнее, чем между жертвой и палачом, и нет никого ближе их.
Вернувшись во Мшанники, евреи и христиане примиряются друг с другом, захребетники получают роли погибших, и репетиции возобновляются. К этому времени Колчак уже схвачен и власть коммунистов над Сибирью снова прочна. Большевики, прослышавшие, что белые на Кети недавно уничтожили целый отряд красных партизан, присылают во Мшанники чекистов, чтобы расследовать дело. Крестьян по очереди вызывают и допрашивают, однако и евреи и христиане согласно показывают одно и то же: никаких партизан здесь никто никогда не видел, был небольшой отряд из казаков и офицеров, но он давно ушел на восток. Через три дня чекисты, ничего не добившись, уезжают. Бедность и внешнее равенство Мшанников внушают большевикам доверие, и деревню не трогают.
Потом, при нэпе, Мшанники как бы возвращаются к тому, что было до революции. Подряд семь или восемь лет деревня процветает, благоденствует и по-прежнему усердно репетирует. Она исправно платит налог, несет положенные повинности, но больше ни в чем не замешана и ни в чем не участвует.
За два года до того, как Сибирь была объявлена районом сплошной коллективизации — шел двадцать девятый год, — евреи стали уговаривать христиан переписать свои земли и скот на них, на евреев. Инициатором этого был глава Синедриона Анна. Он, кажется, первый во Мшанниках понял, куда идет дело. Евреям он говорил, что христиане не видят — времена изменились, и чтобы уцелеть, надо все отдать, сейчас нет ничего хуже, чем иметь много. Он говорил евреям, что им самим нужно, чтобы христиане спаслись, потому что Господь может прийти лишь к христианам. Если выживут они, евреи, а христиане погибнут, Господь никогда не придет и ничего не кончится.
«С нами же Господь поступит, как Ему надо, — говорил Анна. — Если мы нужны, чтобы снова, как и две тысячи лет назад, распять Христа и надругаться над Ним, Господь спасет нас из рук коммунистов, если же правы те, кто говорит, что пока хоть один из нас жив, Господь не пошлет Христа на землю, потому что Он помнит лишь о нас и зло меряет только по нам, — мы погибнем. В обоих случаях мы не станем у Него на пути».
Полгода евреи убеждали христиан, что те обречены, но добиться ничего не сумели. Лишь пятеро из христиан готовы были поверить Анне, но и те делить пашню не желали и по нормам, как и раньше, оставались кулаками. Тогда евреи решили действовать. Зимой Анна создал во Мшанниках комитет бедноты и начал в деревне массовые реквизиции зерна, скота, инвентаря. Главное, что было нужно Анне, — земля. У того, кто не отдавал ее добровольно, он забирал все. Во многих христианских семьях голодали, и без помощи римлян, а особенно якутов, до лета они бы не продержались. Сопротивление христиане почти не оказывали. Они были обессилены словами и убежденностью Анны, тем, что власти всегда принимали сторону евреев, и еще: они привыкли, что евреи другие, и боялись этих.
С каждым днем жестокости и ненависти было все больше. Анна не понимал, почему христиане так держатся за землю. Ему казалось, что они предали свое дело и перестали ждать Христа. Он видел, что время уходит, и решил, что помочь может только страх. При комитете бедноты он создал отряд, который по ночам совершал налеты на деревню. Евреи грабили, насиловали женщин, поджигали дома. Несколько христиан, в их числе апостол Матфей (Максим Творогов), были убиты.
