Дженнифер Джонстон - Далеко ли до Вавилона? Старая шутка
— Девочка!
— А?
— Когда я был молодой, мы не носили хаки.
Облака теперь неслись по небу, пока еще высоко, и минутами закрывали солнце.
— Нет. Нет.
Он опять поднес к глазам бинокль и погрузился в молчание.
Сдвинув брови, Нэнси посмотрела в сторону железной дороги. Пусто и неподвижно.
— Но это, конечно, когда я был молодой. Потом многое переменилось. Все переменилось.
На землю возле Нэнси шлепнулась крупная капля дождя.
— Все меняется.
Она встала и отнесла подушку в дом.
— «Все преходяще и тленно», — запел старик.
Нэнси затворила окно.
— Хаки.
Она накрыла на стол, скоро Брайди позовет обедать. Приятно смотреть на белые кружевные салфетки в аккуратной рамке серебряных ложек, вилок, ножей. Комната полна благоуханием роз в большой вазе. Вот и дождь пошел, брызжет в раскрытые окна, пятнает каплями пол. Брайди выбежала во двор за развешенным для просушки бельем, хватает белоснежные полотенца и скатерти, перекидывает через плечо. Запыхавшись, бормочет: «Тьфу, пропасть! Тьфу, пропасть!» Кот презрительно уселся на пороге, лениво смотрит, как она суетится. Нэнси вернулась в гостиную.
— Может, подвезти тебя к камину, дед? Все равно сейчас ничего не увидишь.
— Нет, нет. — Старик рассердился, не желает он двигаться с места. — Дождь пройдет. Я опять смогу наблюдать. После дождя от земли идет пар.
— У нас так не бывает, дед, только в жарких странах.
— Да. Жаркие страны. Говорил я тебе, что мы первыми поднялись на Талана Хилл?
Она покачала головой — бог весть, что это за Талана Хилл и где он есть.
— Тяжелый был бой. Мы потеряли много народу убитыми, а потом сзади по нас начала бить своя же артиллерия.
— Какой ужас, дед!
— Да. Ужас. Ужас, иначе не скажешь. Прекратите огонь. Когда я понял, что творится, я встал прямо под выстрелами. Прекратите огонь. Я высоко поднял руки, надеялся… прекратите огонь. От буров нам худо пришлось, но это… мы потеряли… уже не помню.
— Там ты и добыл этот бинокль?
— Не пойму..?
— Бинокль. Ты говорил, что взял его у человека в воронке от снаряда.
— Нелепость. — Он призадумался. — Не могу… не помню, как выглядело. Это было… — Голова его свесилась на грудь, но он с усилием опять ее поднял. — Это подрывает дух солдата, когда по тебе стреляют свои.
— Еще бы.
— Не могу вспомнить. Где Мэри?
— На скачках. Вернется к ужину.
— Мне надо было там умереть.
— Не говори глупостей, дед.
— Славное было время!
Он опять опустил голову, но на этот раз опустились и веки, и скоро он уже спал.
Дождь не переставал. Низко неслись плотные тучи. Подумалось — того гляди, можно будет их потрогать, я почувствую, какие они мягкие, сожму в кулаке, и сквозь пальцы просочится вода.
Вот и семь, восьмой час, а «даймлера» нет как нет.
Старик не запротестовал, когда его подкатили к камину, и что-то напевал про себя, иссохшей рукой отбивая такт. Нэнси пристроилась в углу дивана с книжкой. Брайди опять и опять суматошно шмыгала в прихожую, по коридору в кухню и обратно.
— Надо им было поехать в Ее машине. Она никогда не задерживается.
— Наверно, они где-то по дороге попали в затор. Вернутся с минуты на минуту.
— На Нее это не похоже — запаздывать.
— Да.
— Если они скоро не явятся, весь ужин пропадет, это уж как пить дать.
— Довольно тебе ахать да охать, Брайди.
— Я не ахаю и не охаю. А ужин перестоится на кого пенять?
— Ахи-охи, суматохи.
— Хоть бы машина не разбилась.
— От Карэ ехать долго.
— Уж эти автомобили.
Брайди опять зашагала по коридору, башмаки скрипели при каждом ее гневном шаге. Нэнси побрела к парадной двери, поглядела — серая подъездная дорожка, серые деревья и трава серая.
— Chiaroscuro[62]. Вот что это такое.
Нэнси представился Талана Хилл, где бы он ни был, и люди в хаки, стреляющие друг в друга, и груды мертвецов в хаки на сером каменистом косогоре. Может быть, тот холм был такой же, как этот, позади нашего дома? Наверно, неприютный, серые скользкие камни, от земли — пар. Не то что здесь — живые изгороди, густые кусты боярышника и фуксии укрыли бы испуганных людей от других испуганных людей, а кроны буков заслонили бы их от жаркого солнца. Хотя, конечно, снаряды прорвали бы живую изгородь, выворотили с корнем деревья, и тогда оба холма стали бы одинаковые.
— Ничего там не видать? — Голос Брайди разогнал ужасы, что примерещились Нэнси.
— «Анна, сестра моя Анна, ты никого не видишь?»[63]
— Это еще что?
— Ничего не видно.
Но не успела Нэнси договорить, как из-за поворота вывернулся «даймлер», взревел сигнальный рожок.
— Вот и они.
— Бог милостив.
Автомобиль остановился у крыльца, три дамы выбрались наружу.
— Ура! — сказала Нэнси. — Вы ужасно поздно. Брайди уже сходила с ума. — Она всмотрелась в их лица. — Что такое? Что случилось?
Тетя Мэри бледная и старая. Глаза покраснели, как будто она недавно плакала. Маленькая мисс Брэйбезон, по обыкновению, протянула руку для пожатия.
— Мы попали в ужасную передрягу!
— Авария?..
— Да нет же! — сказала мисс Силия. — Мы все расскажем, только сначала немножко почистимся и выпьем. Мэри немножко выбита из колеи. Правда, дорогая?
— Правда. Я думаю, все мы немножко выбиты из колеи. Ничего, Нэнси. Волноваться не о чем. Мы… с нами ничего не случилось.
— Хватит прохлаждаться. Мой пузырь требует облегчения.
И Силия ринулась в дом, за нею более степенно последовали две другие дамы.
Когда они наконец сошли в столовую, все три уже держались спокойнее. Заслышав шаги, старик открыл глаза.
— А, Мэри! — На обеих гостий он и не взглянул. — Мой плед сполз.
Тетя Мэри поцеловала его в щеку, наклонилась и поправила плед.
— Силия, дорогая, налей, пожалуйста, всем по рюмочке, хорошо? Ну вот, голубчик, теперь тебя не просквозит. Как ты провел день?
— Там в поле ходили солдаты.
— Боже милостивый!
Она успокоительно потрепала его по руке.
— Я их видел.
— Наверно, было интересно. Все-таки увидал что-то новенькое.
— У нас форма была не хаки в ту пору, когда…
— Ну, расскажите же, что случилось… Умираю от любопытства.
— Славное крепкое питье, — сказала мисс Силия, раздавая всем по бокалу. — Нэнси?
— Спасибо, не беспокойтесь. Я возьму немножко хересу.
Тетя Мэри и мисс Джорджи расположились у камина. Силия расхаживала взад и вперед по комнате, бокал она держала криво, и порой виски выплескивалось на ковер.
— Совершенно жуткая история… — начала тетя Мэри.
— Дай, я ей расскажу.
— Силия, но ты ведь была не там. Не с нами.
— Нам всем есть что рассказать. Начни ты, Мэри.
— Это было после третьего заезда…
— Начало моросить.
— Но небо совсем почернело.
— И я подумала, — продолжала тетя Мэри, словно ее не перебивали, — пойду-ка возьму из машины свой макинтош.
— И я тоже пошла, а Силия не боится промокнуть, она осталась и разговаривала с Фредди Хенниси…
— Вижу, вот-вот хлынет настоящий ливень.
— Дойти до машины тоже нужно время…
— Мы всегда стараемся поставить ее при дороге, тогда легче уезжать. Только мы дошли…
— Этот человек… какой-то солдат нас обогнал, с молодой девушкой…
— С женой.
— Это не важно.
— Нет, важно. Хорошенькая. Молоденькая. Они спешили, не хотели вымокнуть. Смеялись…
— Да не мешай ты, Джорджи, пускай Мэри рассказывает!
— Подробности все важны.
— Что же случилось? — спросила Нэнси.
Казалось, дед прислушивается. Он переводил глаза с одной рассказчицы на другую.
— Солдат, — повторил он.
— Ну вот, подошли мы к машине, я стою, Джорджи открывает дверцу. И тут из-за машины выходит человек…
— Из-за нашей машины. Нашего «даймлера». Наверно, он там сторожил.
— Я вижу, он так спокойненько выходит. И что-то у него в руке… Я толком не видала. Я ведь не смотрела… Я же ничего такого не ждала…
— Я искала свой зонтик.
— И вдруг бах, и солдат лежит на земле. Раз — и все. Я даже не поняла, что стряслось. Просто бахнуло.
— Я говорю — что это бахнуло, Мэри? — а она не ответила, и вдруг та девушка страшно закричала.
— Было так странно, будто все в мире на минуту остановилось. Не могу объяснить. Мы подошли к ним. Вернее сказать, подбежали, поняли, случилось что-то жуткое. А того человека и след простыл. Только девушка кричит, и этот…
— Мертвый.
— Мертвый? Какой ужас!
— Крови совсем не видно. Всегда ждешь — будет кровь.
— Ну, немножко все-таки было.
— Я укрыла его макинтошем, думала, вдруг ему холодно.
— Дорогая Мэри, если он был мертвый, макинтош ему не понадобился, — заметила Силия.
