Джудит Леннокс - Призрак былой любви
В понедельник я сообщила Тильде про неопознанный труп в дамбе и про телефонный звонок Кейтлин Канаван.
Про обвинения, выдвинутые Кейтлин, я, разумеется, умолчала. Сказала только, что Кейтлин считает, что это останки ее отца. Тильда выслушала меня с непроницаемым лицом, потом встала и подошла к окну. Дождь посеребрил кусты роз и жимолости в ее саду. В сырую погоду Тильду всегда мучил ревматизм, поэтому двигалась она с трудом.
— Я никогда не верила, что Дара сбежал, — сказала она. — Он не бросил бы дочь.
Лишь медленно выдохнув, я сообразила, что до этой минуты сидела затаив дыхание.
— Расскажите, что произошло, Тильда, — попросила я. — Как все было на самом деле.
Она повернулась ко мне — брови вздернуты, надменность в чертах.
— Разве это не твоя задача, Ребекка? Доискиваться до истины? — Она села. Веки приспущены, голос тихий. — Людям пришлось начинать все заново. Засевать поля, чтобы не пропал урожай. Отмывать от ила и глины дома, устранять последствия наводнения. Но не все можно исправить…
На чернильном небе сияла полная луна и мерцали звезды. Порывистый ветер раскачивал их отражения в паводковой воде на полях, местами еще затопленных. У заборов и в канавах скопился мусор: утонувший кролик, пожелтевшая молодая капуста, серая тряпичная кукла. От них исходило зловоние. Дара, подняв воротник пальто, шел по краю поля. В такие ночи он ненавидел Болотный край. Ему вспоминались зеленые холмы, море, плещущее у каменистого берега, пьяняще холодный терпкий соленый воздух, от которого кружилась голова. Он достал из кармана фляжку, окоченевшими пальцами отвинтил крышку и глотнул виски. Стоя в залепленных грязью сапогах, ясно сознавая, что за спиной и впереди крах, разорение, он испытывал желание бежать, спрятаться от всех, начать все сначала.
Неподалеку стояла огромная армия землеройно-транспортной техники. Грозные уродливые машины тянули к нему свои нескладные железные конечности. Поначалу звук шагов, раздавшийся у него за спиной, Дара принял за ритмичное биение собственного сердца. Потом он оглянулся и увидел своих преследователей. Их силуэты, словно резные, вырисовывались в бледном неровном сиянии луны. Он не думал, что они придут за ним сюда. Это были городские твари: маленькие, темные, мерзкие существа, порождения глухих закоулков и сточных канав. Он побежал. Земля, издевательски хохоча, хватала его за ноги, утяжеляла его сапоги, ставила ему подножки. Он спотыкался и скользил с несвойственной ему неуклюжестью. Всего лишь в полумиле от него серебрились очертания церковной башни и ярко светились в темноте окна паба. Там — спасение. Ребра сдавливали грудную клетку, он хватал ртом разреженный влажный воздух. Он еле переставлял ноги, спотыкаясь о борозды, — как в кошмарном сне. Последние крупинки удачи осыпались в его песочных часах, он проклинал эту безжалостную землю.
Дара поскользнулся в грязи и со всего размаху упал на колени. Шаги преследователей грохотали в его ушах. Чьи-то руки схватили его за ворот пальто, поставили на ноги. Первый удар пришелся в живот, второй в челюсть, а после он потерял им счет.
В одиннадцать часов Сара и дети спали. Одна только Тильда бодрствовала. Свернувшись калачиком на двуспальной кровати, которая казалась ей слишком большой и пустой, она читала, надеясь, что ее сморит сон. Поначалу тихий стук в дверь ее не насторожил. Она подумала, что это обычные звуки ночи. Когти сов, приземлившихся в канаве, мышь под плинтусом. А вдруг это Макс?
Она накинула шаль поверх ночной сорочки, быстро сбежала вниз по лестнице и отодвинула засов. Согнувшись, он стоял на крыльце; лицо черное. Она вскрикнула.
— Тильда, прости, — сказал Дара. И упал ей на руки.
Она помогла ему дойти до кухни. Ею владели смешанные чувства, но превалировал гнев. Она злилась на Дару — за то, что он оказался не Максом. Злилась на себя — за то, что решила, будто это Макс вернулся к ней. Злилась на Макса — за то, что он подверг ее такому испытанию.
На кухне при свете она внимательнее рассмотрела его и прошептала:
— О боже. — Потом схватила свое пальто, висевшее на двери. — Я вызову врача… полицию…
— Не нужно, Тильда, — остановил он ее.
— Дара, тебя избили.
— Эти сволочи чуть дух из меня не вышибли. Но мы… все-таки договорились. — Он хрипло рассмеялся. — И посвящать полицию в условия этой договоренности мне бы не хотелось.
Она смотрела на него, понимая, что он попал в беду. Часть ее существа противилась присутствию Дары, та часть, что старалась отгородиться от чужой боли, потому что чужая боль живо напоминала ей о собственных неурядицах. Но Дару била дрожь; она налила ему виски и вставила бокал в его окоченевшие пальцы.
— В шкафу есть рубашка и брюки Макса. Сейчас принесу.
— Макса нет дома?
— Он в Лондоне.
На цыпочках она поднялась наверх, вытащила из шкафа старую летнюю одежду мужа. Вернувшись на кухню, она увидела, что Дара, сняв рубашку, стоит у раковины, смывая глину со своего торса. Его загорелая кожа была покрыта красными кровоподтеками и измазана грязью. Она не хотела, чтобы в ней нуждались, но сейчас, впервые за многие годы. Дара нуждался в ней. Она взяла чистую тряпочку и стала машинально вытирать ему плечи.
— В какую беду ты попал, Дара?
— Финансовые проблемы. — Он поморщился. — Хоть какое-то разнообразие, Тильда. Обычно у меня неприятности из-за женщин.
Она не улыбнулась.
— Большие проблемы? — Она отжала тряпку и произнесла: — Я могла бы одолжить тебе фунтов двадцать.
— Спасибо, дорогая, — поблагодарил он. — Но двадцать фунтов меня не спасут. Увы.
Она ничего не хотела знать. У нее своих проблем хватало, и она не имела ни малейшего желания забивать себе голову проблемами Дары. Много лет назад он предал ее, она ничем не была ему обязана. Однако тихий голос в глубине души напомнил ей, что с тех пор, как она вернулась в Саутэм, Дара был ей добрым другом. Он организовал поиски Джоша, когда тот исчез; он колол ей дрова; он пришел убедиться, что она не пострадала во время наводнения. И ничего не требовал взамен.
— А какая сумма тебя спасет, Дара?
Выражение его глаз встревожило ее.
— Женившись на Джосси, — медленно начал он, — я думал, что стал богатым человеком. Дом… земля… Но оказалось, что быть богатым не так-то просто. Ферма не приносит дохода со времен Первой мировой войны, в хороший год мы остаемся при своих, в плохой — терпим убытки. А плохих лет было много: дождливые весны, когда смывает посевы, плохой урожай. Я пытался продать пару полей, но не нашел покупателя. Пришлось заложить дом. У нас большие расходы — школа Кейт, слуги, работники, лошади…
Он снял со спинки стула рубашку Макса, надел ее.
— Заложив Холл, я немного поправил свои дела. Денег на выплату залога не было, и я продал несколько картин и кое-что из мебели. Джосси не возражала. Я не продал ничего такого, что как-то повлияло бы на наш образ жизни. Я сказал ей, что хочу продать свой автомобиль — нет смысла держать две машины, когда бензин по карточкам. На самом деле один из кредиторов грозился привлечь меня к суду. — Он сделал глубокий вдох. — Потом я попытался найти деньги другими способами. Обычно играл на скачках. Поначалу мне везло.
Теперь, после долгих лет разлуки, думала Тильда, у них появилось нечто общее. Они оба видят, как рушатся их мечты. Она теряет свою семью, которая так много значила для нее; богатство и статус, ради которых Дара бросил ее, обращаются в пыль.
— Мне удалось получить еще один заем. Не у банков, конечно, — они захлопывали передо мной двери. Совсем у других людей. — Дара улыбнулся. — С ними я только что и повстречался на болотах.
Он снова задрожал всем телом. Тильда погладила его по плечам, пытаясь согреть их.
— Ну все, тише. Джосси знает?
Он с силой мотнул головой. Потом посмотрел на нее и сказал:
— Тильда, я потеряю дом.
И она увидела в знакомых зеленых глазах безысходное отчаяние.
— Тебе придется сообщить Джосси.
Пытаясь унять дрожь, Дара прижал к губам костяшки пальцев.
— Она меня боготворит, — пробормотал он. — За что? Одному Богу известно. Я этого точно не заслуживаю. Не представляю, как я открою ей правду? Как скажу, что она ошибалась все эти годы? Бог свидетель, я был ей плохим мужем — никогда ее не любил, она мне даже не нравилась, но такого она точно не заслуживает. Я привык к ней… мы притерлись друг к другу. Наш брак счастливым не назовешь, но…
Его голос сорвался. Она взяла его руки в свои, пытаясь их согреть. Она не узнавала его тела, ставшего более мускулистым за те годы, что они не виделись, но, прижав к своему лицу его стиснутый кулак, она вспомнила тепло его кожи.
— Все так запутано. — Он судорожно вздохнул. — В общем, я мог бы расплатиться с ними, продав ранний урожай и одну мазню, что висела в столовой, — мне говорили, она стоит не меньше тысячи. Но наводнение смыло посевы, а картину превратило в кашу. Тильда, я не знаю, что мне делать!
