Кристофер Бакли - День бумеранга
Телефонный звонок. Ранди.
– Привет, антихрист, – сказала Касс.
– Я – бог для Миннеаполиса! – воскликнул он. – Видела газеты?
– Да.
– Они в восторге!
– Ранди. Они лютеране. Прежде чем опять станешь прибивать, как Лютер, свои тезисы к дверям собора, задумайся, как это воспримут в мелких городишках типа Чикаго, Бостона, Майами, Балтимора, Лос-Анджелеса. И в других деревеньках, где люди любят Папу.
– Он француз.
– Ранди, он Римский Папа.
– Кто бы он ни был, – хмыкнул Ранди, – это он первый начал. Я знаю, вы с Терри терпеть не можете мои проявления независимости, но сейчас я нутром чувствую, как надо себя вести.
– Я тоже кое-что чувствую нутром. Сводит.
– Американцы не любят, когда им дают указания из-за границы.
– Что ж, будем надеяться на лучшее. И все-таки постарайся уходить от ответов. Я не хочу на следующей неделе взять в руки «Тайм» и прочитать, что ты назвал Деву Марию шлюхой.
Телефон в папской нунциатуре звонил не переставая. Каждое крупное СМИ страны жаждало проинтервьюировать Массимо Монтефельтро. Даже поздние развлекательные телепрограммы хотели его заполучить. Один нью-йоркский таблоид поместил на первой странице его фото с подписью: НЕ БАЛУЙ, А ТО ОТЛУЧУ!
Папский нунций, номинальный начальник Монтефельтро, был несколько обижен тем, что Рим его обошел и сделал ставку на его подчиненного. Что касается Монтефельтро, ему больше всего хотелось забраться под письменный стол. В нем теплилась слабенькая надежда, что Иван Грозный и блудницы Тургенева и Достоевская не смотрели вчера телевизор и не читали газет. И журналов. И не заходили в интернет. И… Dio mio… Может быть, они все уехали в Россию? Может быть, они все умерли от венерической болезни или погибли в перестрелке из-за наркотиков? Может быть…
– Монсеньор, звонит мистер Иван. Утверждает, что вы его знаете. И опять звонила мисс Кэти Курик с телевидения,[95] причем дважды.
– Что вам нужно?
– Вы все время по телевизору. Наверно, будете Римским Папой. Так вот насчет пожертвования сиротам. Им нужно больше, раз вы такой важный человек в Церкви. Я думаю… сто тысяч долларов. Сироты будут довольны. И Бог будет доволен.
Монтефельтро остро захотелось, чтобы папская швейцарская гвардия располагала тайным подразделением для ликвидации врагов Церкви. Он вздохнул:
– У меня нет ста тысяч долларов. Позвоните лучше мистеру Пайну. Он очень богатый.
– Мы звонили ему. Он был очень рад услышать, что часы у нас. Около вашего офиса стоит «мерседес-SL-550». Очень славная машина. Почему не подарить ее сиротам? Верующий священник не должен ездить в «мерседес-бенце» за сто тысяч долларов. Христос не ездил на «мерседесе». Он ездил на ослике.
Гидеон был действительно очень рад известию, что его золотые часы с цепочкой не пропали бесследно. Но его реакция к этому не сводилась.
Быть объектом шантажа всегда невесело, тем более если ты решил баллотироваться в президенты и тебя именуют «преподобием». Однако голос мисс Тургеневой в телефонной трубке звучал вполне дружелюбно, и о деньгах она не упомянула ни разу.
– На вас пр-риятно было смотреть по телевизору, – проворковала она. – Не похоже, что вы убили вашу маму. Вы слишком симпатичный. Приезжайте в гости! Мы устроим вечеринку с шампанским. Посмотрим секс-фильм. Я думаю о вас и вся теку!
– Если я приеду, – прохрипел Гидеон, – вы мне вернете часы?
– О, конечно. Но вы сами должны их найти. У меня много укр-ромных местечек. М-м-м-м. Поскорей, Гидьон! Я так сильно теку, мне надо сменить трусики.
Она дала ему адрес в Арлингтоне.
Бедному Гидеону пришло в голову, что сегодня воскресенье – святой день. Что сказал генерал южан Джексон Каменная Стена, когда хирурги на его вопрос ответили, что он действительно умирает? «Хорошо. Я всегда хотел умереть в воскресенье».
Нет. Нельзя. Безумие. Потом подумал: часы. Он должен их забрать. Заберет часы и уйдет. Может быть, просто из вежливости побудет пару минут, выпьет ровно один бокал шампанского.
Гидеон выскользнул из предвыборного штаба незамеченным.
Глава 35
Ранди, чей ответ на угрозу буллы оказался выигрышным, чувствовал себя на коне. Опросы показывали подавляющее численное превосходство противников Ватикана. Рейтинг Джепперсона после того, как он послал Рим подальше, вырос на четыре пункта. Американцы, как оказалось, в гробу видали вмешательство священного престола.
Гидеон Пейн странным образом не только не прокомментировал события, но и вообще пропал. СМИ тщетно жаждали его отклика. Его пресс-секретарь отменил все мероприятия, сославшись на «сильную простуду» кандидата. На самом деле, однако, Гидеон попросту исчез с экранов радаров. Дома его не было. Мобильный не отвечал. В последний раз Пейна видели вечером в воскресенье, когда шла передача «60 минут». А был уже вторник. Вторая половина дня.
– Куда, к чертям, он мог деться? – вопрошал Тили. Никто не знал. – Нельзя же просто так взять и исчезнуть! Он хочет в президенты или не хочет?
Касс тем временем прониклась мыслью, что Ранди должен использовать на одном из предвыборных мероприятий словечко типа «херня». Поначалу ни кандидат, ни Терри, который обычно был с Касс на одной волне, ничего гениального в этой стратегии не увидели.
– Так разговаривает это поколение, – втолковывала она им. – Если хочешь привлечь их внимание, надо изъясняться их языком. Тогда тебя поймут.
Ранди усмехнулся.
– «Не спрашивай, какого хрена страна может сделать для тебя… Восемьдесят семь лет тому назад наши отцы, мать твою…» Касс! Уймись, бога ради. Меня оштрафует Федеральная комиссия по коммуникациям. И Федеральная комиссия по выборам.
– Пустяки. Херня, – сказала Касс. – Зато заголовки какие будут!
– Кстати, если уж на то пошло, – заметил Терри, – почему бы во время дебатов и другие условности не нарушить? Можно подойти к Пичему и сорвать с него рубашку. Ущипнуть его за сосок.
– Я серьезно, ребята. Если аккуратно это ввернуть…
– Аккуратно?
– …в точно выбранный момент, это будет бомба. Крутняк. Без вопросов! Ни один кандидат в президенты публично такого не говорил.
– Помнится, однажды вице-президент послал подальше одного сенатора.[96]
– Не в прямом эфире. Короткий коридорный эпизод в Капитолии.
– Нет, – сказал Ранди. – Слышали? Нет. Хрена лысого!
– Мы поднимемся у сосунков на пять пунктов, – не унималась Касс. – И вырвемся вперед.
– Да, и потеряем всех других избирателей до единого.
– Смелей! Надо метить дальше.
– Я подумаю, – сказал Ранди. – У тебя уже разработан конкретный сценарий с использованием такого словаря?
– Представь себе, да.
Ранди вышел облегчиться. Терри сказал Касс:
– Лучше бы ты не подбрасывала ему эту идейку.
– Почему? – усмехнулась Касс. – Нужно мыслить нестандартно.
Гидеон Пейн был счастлив.
Он и не подозревал, что такое счастье возможно.
Он был так счастлив, что лишь ценой нечеловеческого усилия воли смог покинуть квартиру Татьяны (у мисс Тургеневой, как выяснилось, есть имя). Не квартиру, а наполненную ароматом духов и свеч обитель блаженства в Арлингтоне с видом – на что бы, вы думали? – на мемориал героям Иводзимо!
– Дор-рогой Гидьон, – промурлыкала Татьяна, играя его волосами, в то время как он ласкал губами ее сосок, – тебе разве не надо идти на пр-резидентскую кампанию? Ты здесь уже два дня.
Два дня, ящик шампанского, тысячи и тысячи долларов наличными и бог весть сколько презервативов. Гидеон и не пытался вести счет.
– Ум-м-м-м-м.
– Ну же. Я сварю тебе кофе, и иди.
– Нет. Я остаюсь. Я тут остаюсь навсегда. На веки вечные. М-м-м-м-м…
– Дор-рогой. Моя гр-рудь. Она болит. Ты совсем-совсем ненасытный мальчик. Ты вернешься. Но сейчас тебе надо идти. Вставай, я тебе сделаю прекрасную теплую ванну с пеной.
Она затолкала его в пенистую ванну. Он запел:
– Глори, глори, аллилуйя!..
Странный дяденька, подумала она. И совершенно точно это у него был первый раз с женщиной.
Ольга Марилова (Татьяна Тургенева – это был псевдоним) ничего подобного не предвидела. На случай, если Гидьон Пайн явится со своими охранниками, она спрятала в квартире вооруженного Ивана. Кандидаты в президенты обычно не любят, когда их шантажируют. Но когда она открыла ему дверь, он стоял там один, и выражение лица у него было совершенно детское.
Он вошел. Они сели. Она сказала, что часы в надежном месте. Она вернет их ему, если он сделает «пожертвование для сирот» в размере… ста тысяч долларов. Она ждала гневной реакции и готова была, чуть что, кликнуть Ивана. Но Гидьон Пайн сказал: «Да, я думаю, это будет правильно. Это благородное дело. Я всегда сочувствовал сиротам. Я передам вам деньги завтра». Она не знала, что отвечать. Потом он сказал: «А теперь, дорогая моя… вы, помнится, что-то говорили насчет бокала шампанского. За это я с удовольствием заплачу прямо сейчас». Ну, и одно повело к другому. А теперь не хочет уходить. Что ж, подумала она, сбитая с толку, это бизнес. Хор-роший бизнес.
