Лариса Райт - Плач льва
— Вы занимаетесь таким чудесным делом, — не сдерживает Женя эмоций.
— Ну, это просто жизнь, милочка. Из нас двоих вы наделены гораздо большим волшебством. Я, например, совершенно не умею договариваться ни с дельфинами, ни с моржами.
— С людьми подчас договориться сложнее.
— Что верно, то верно. — Заведующая подмигивает Жене и жестом приглашает продолжить путешествие. — Следующий кабинет вам наверняка понравится. Не сомневаюсь, туда вы заглянете еще не раз. — Она распахивает очередную дверь. Большое помещение, напоминающее актовый зал, не кажется ни особенным, ни примечательным.
— А здесь что делают? Поют? Танцуют?
— Бывает, поют, бывает, танцуют, но все больше просто общаются с друзьями.
— Разве с друзьями нельзя встретиться в каком-нибудь другом месте?
— О! Конечно, можно. Но у наших подопечных друзья не простые.
— ???
— Четвероногие.
— Вы хотите сказать?..
— Собаки. Причем самые разные. От традиционных, служащих человеку пород — овчарок, лабрадоров, — до обыкновенных дворняг, у которых тренеры заметили способности к общению с нашими детишками.
— То есть получается, что дельфины не единственные, кто способен оказать…
— Благотворное влияние на аутиста? Конечно, нет. Собаки здесь могут дать фору водоплавающим, вы уж не обижайтесь. Эти занятия вам обязательно надо посетить. Во всяком случае, здесь вы найдете помощь и поддержку, если коллеги из других дельфинариев не захотят поделиться с вами своими наработками.
— О чем вы?
— Я о своем условии, Женя. — Шутливый тон мгновенно становится серьезным. — Я помогу вам, чем смогу, но и от вас потребую максимальной помощи. Вы сделаете шоу, и я не сомневаюсь, что оно будет иметь успех. Да, возможно, вы привлечете внимание общественности к проблеме аутизма, но за всплеском интереса всегда наступает спад, а нам нужна постоянная помощь, перманентное содействие. Не буду ходить вокруг да около: я прекрасно знаю, что в дельфинариях существуют сеансы плавания с животными, и примерно представляю, сколько они стоят. Практически никому из наших посетителей регулярные посещения таких сеансов просто недоступны. Я хочу, чтобы вы организовали в своем дельфинарии бесплатные часы общения наших деток с дельфинами. И не думайте, Женя, сейчас о том, как вы будете это организовывать и чем мотивируете людей. Думайте о том, что вы сделаете благородное дело.
Женщины возвращаются в кабинет. Заведующая чувствует внутреннее напряжение гостьи, видит ее колебания и продолжает уговаривать:
— Вы не переживайте, кто-нибудь из наших «собачников» обязательно возьмет над вами шефство. Я сейчас посмотрю, кого именно порекомендовать. Да и детей у нас, в общей сложности, не так уж много. Все разделены на группы: кто-то ходит к психологу, кто-то к логопеду, кто-то на анималотерапию. Так что больше десяти человек в неделю к дельфинам не придет.
— Десять человек? — Женя быстро прикидывает в уме. — Но ведь каждому в неделю нужно минимум два занятия. Иначе воздействие потеряет силу, станет неэффективным.
Заведующая отрывает взгляд от бумаг, в которых ищет для Жени информацию о сотрудниках центра, смотрит на собеседницу с прищуром:
— Вы мне нравитесь, быстро соображаете. Да, минимум два, а лучше даже три занятия. Но если выделить на каждого ребенка по тридцать минут, тренер будет занят лишние полтора часа, не больше. Неужели у вас не найдутся люди, готовые подарить это время детям безвозмездно?
— Найдутся. Наверное… — Женя слышит, как неуверенно звучит ее голос, и не понимает происхождения этих сомнений. Ведь мысленно она уже перебрала всех работников дельфинария и решила, что наверняка среди ее ребят обнаружатся и добрые, и благородные, и лишенные меркантильности. Чего бояться? Зачем пугаться? Кого страшиться? Женя уже не переживает. Если и осталась какая-то толика сомнений, то связана она теперь вовсе не с конкретной поставленной задачей. Любое неизведанное дело должно вызывать легкое волнение. В противном случае его выполняли бы роботы, а не люди. Все. Долой страхи и прочь сомнения.
— Точно найдутся, — твердо обещает Женя.
— Славно! — В тоне заведующей прослеживается явное облегчение, а в глазах снова загораются задорные искорки. — Боитесь? Всегда страшно начинать что-то новое.
— Боишься? Всегда страшно начинать что-то новое. — Сессиль так тщательно размешивала сахар в чашке кофе, будто пыталась растворить в ней всю свою грусть от предстоящего расставания. Они сидели с Женей в аэропорту Парижа. До рейса на Сидней оставалось всего полтора часа, а девушки все еще не могли поверить в то, что одна из них действительно войдет в самолет.
— Боюсь. — Жене не к чему хорохориться перед подругой.
— Не переживай! Бриары, афалины — какая разница.
— Я не из-за этого волнуюсь.
— А из-за чего?
— Из-за тебя, из-за Дижона, из-за родителей. Работа — лишь один из пунктов, который придется сменить.
— Может быть, у тебя такая карма.
— Какая?
— Круто менять свою жизнь раз в три года.
— Не знаю. Я же не собиралась этого делать, не планировала заранее.
— Но ведь жить с Майком ты собиралась?
— Ага.
— И как ты, интересно, себе это представляла?
— Не знаю. Он ведь так горячо уверял меня в том, что в Австралии найдутся бриары…
— Вот ты и проговорилась! Значит, все-таки дело в дельфинах. Именно это тебя и пугает.
— Да нет же, Сессиль, я просто…
— Ты просто влюблена и хочешь жить со своим избранником. Только бриары к нему не прилагаются, Жени.
— Я знаю.
— Ты сделала правильный выбор. И не думай, что я сержусь. В конце концов, это вообще не мое дело.
— Ты все-таки сердишься.
— Мне просто жаль, что твой труд пропадет зря.
— Как это зря? Я получила степень, без нее меня вряд ли взяли бы в океанариум Сиднея. А французские собаководы, между прочим, и ты в том числе, приобрели пособие по психологии бриаров.
— Ну да, у австралийских океанологов, наверное, нет руководства по поведению дельфинов.
— Ошибаешься. Там работала знаменитая Карен Прайор, у нее куча книг по психологии и дрессуре.
— О-ля-ля… Значит, у тебя будет сплошная практика, и прощай, наука!
— Сессиль, ты же понимаешь, что я бы все равно уехала.
— Понимаю.
— Тогда нужно радоваться, что я нашла работу, смогу применять свои знания и одновременно изучать что-то новое, а не просто глазеть на океан в тоскливом ожидании, когда же муж-хирург заглянет наконец домой между дежурствами.
— Я радуюсь, Жени, радуюсь. Я все понимаю.
