Ольга Батлер - Золотой желудь
Чета Коляскиных бессильно сползла на пол, и Лида с опаской посмотрела на Митеньку и его жену. Она уже догадалась, что злой дух перелетал от одного тела к другому. Вместе Коляскины могли действовать, лишь находясь в общей связке.
Но племянник и его жена не пошевелились, а густое и тяжелое, не имеющее ни облика, ни имени, заходило вокруг Лиды. «Во имя отца и сына… и… господи… — зашептала Лида, опускаясь на колени, — кто-нибудь!»
По паркету заклацали, в комнате появилась собака. У нее были крылья, и она бежала, по-птичьи растопырив их. Собака зарычала в угол, где висела аляповатая картинка, изображавшая детей с бонной в украшенной цветами лодке. По стеклу картины пошли трещины, картинка упала на пол, развалившись на картонку, дешевую позолоченную рамку и горстку стекляшек.
Дух устремился на кухню, загремел там посудой.
— Я прогоню его в землю преисподнюю! — крикнула собака.
Вскоре с кухни послышался ее жалобный визг, и оттуда вышла Ася. Она шла к подруге, не говоря ни слова, загадочно улыбаясь.
— Скажи мне, что ты не с ними. Ася, скажи-и-и! — взвыла Лида.
Она продолжала выть, даже когда ее разбудили. Мать зажгла ночник, бросилась к заветной бутылочке со свяченой водой, набрала жидкости в рот, обрызгала дочь. Лида вздрогнула от холодных брызг, подождала чего-то и снова продолжила вой.
— О чем? О чем? Ну, доченька, хватит…
— Надо ее к врачам, — сонно заметил отец. — Которую ночь уже…
Мать ему не ответила. Обычно нещедрая на ласки, она прижала Лиду к себе, и они вместе сидели на краю кровати, медленно раскачиваясь.
— Ты ни в чем не виновата. Алька от дифтерии умер… Не мучь ты себя и нас, сил моих не осталось, — тихо внушала мама. Ее ночная рубашка так по-родному пахла свежим потом и хозяйственным мылом. Все реже всхлипывая, Лида, как маленькая, заснула у матери на коленях.
5.— Она здесь?
Света с подозрением осмотрела вешалку в коридоре, отыскивая на ней Машино пальто.
— Ты про Машу спрашиваешь? Она ушла на занятия вокалом, — ответила Лидия Николаевна.
— Зачем ресторанной певичке занятия вокалом? — презрительно усмехнулась дочь. — В ресторане, между прочим, за другое платят.
— Ну зачем ты так? Первый год не поступила девочка, у каждого случается. Ей же надо частные уроки оплачивать как-то… Галина Марковна говорит, что ученицы с такими данными у нее прежде не было, — возразила Лидия Николаевна. Она на самом деле очень хотела, чтобы мечты и таланты реализовались в жизни Маши. Ее жизнь представлялась ей жизнью Аси, потерянной и снова обретенной. — На будущий год, Бог даст, Машенька поступит. А что случилось?
Светлана, не снимая сапог, прошла в комнату, села на диван.
— Они встречаются.
— Кто? — не поняла старуха.
— Кто-кто… — с неожиданной грубостью передразнила Света. — Сережа наш и девка эта, которую ты у себя пригрела.
— Как встречаются? — сразу ослабела Лидия Николаевна.
Света устало закрыла свое лицо ладонями:
— Мам, ну ты же маленькая, хватит задавать наивные вопросы… Люси в ужасном состоянии, хочет разводиться. Я ее уговорила не рубить сгоряча, хотя бы ради ребенка. Может, съездят они с Сергеем в Англию — всё подальше от этой… и дурь с него сойдет.
— А вдруг, это совсем не то, что ты думаешь? Я сама спрошу Сережу, и с Машей поговорю.
— Ох, мама, и они тебе сразу все расскажут… Гнать эту аферистку надо. Немедленно!
— Гнать? — вдруг рассердилась Лидия Николаевна. — Я, чтоб ты знала, в семье этой аферистки два года в войну прожила.
— Что-то я раньше об этом не слышала, — с недоверием бросила Светлана.
На что Лидия Николаевна, не найдя подходящего объяснения, с упрямством повторила:
— Квартира моя, ты мне не приказывай.
— Хорошо, — дочь поднялась с дивана, — я иду в милицию. Скажу им — мол так и так, пожилая одинокая женщина стала добычей иногородней мошенницы! Они таких случаев много видели. Старых дур с квартирами в Москве навалом!
— Я из ума не выжила.
— Забыла, как тысячу долларов отдала? Похоже, это тебя не вразумило.
Прием был запрещенный — Лидия Николаевна ненавидела, когда ей напоминали ту историю.
— Я сама решу, кого приглашать, а кого поганой метлой гнать! — оскорбленная старуха поднялась, стараясь крикнуть громко и грозно, но получилось жалко, дребезжаще. И вид у нее был, как у слабого обиженного ребенка.
— Что ж, выхожу вон… Все, мама, несчастны из-за твоей глупости. Кроме Маши, конечно!
Оставшись одна, Лидия Николаевна вернулась в комнату и, чтобы успокоиться, стала вслепую перебирать старые фотографии, которые Сережа еще осенью достал с антресолей. В голове у старухи творился сумбур.
Если Света права, то Маши больше не должно быть в ее доме. Но как оторваться от девушки, которая стала ей подружкой. Ведь Лидии Николаевне кажется, что она с самой Асей беседует. С тех пор, как Маша появилась, прошлое прочно поселилось в ее квартире, и она погрузилась в него. Иногда воспоминания даже мешаются со снами и с реальностью. Но она не сумасшедшая! Просто так легко запутаться во всем этом. И вдобавок лица дорогие постоянно перед слепыми глазами плывут — Света, Люси, Дэниэла, Сережа. Сереженька…
— Я всем предлагала его Володей назвать, и почему не захотели? — рассуждает сама с собой старуха, пожимая плечами. — Ну и ладно…
Вова Ермаков повстречался ей тогда на безлюдной из-за метели улице. Они спрятались в подворотне. Вова дурашливо размахивал инвалидной палкой, изображал дэнди, словно и не было угрозы ампутации ноги, и рассказывал, как с такими же ранеными безногими мальчишками играл в госпитале в футбол. А что? — Прыгали на костылях, голы забивали… Они долго так весело разговаривали, прикрываясь от колючего холодного ветра, а потом он вдруг пригласил ее и Асю встречать Новый Год вместе.
«Вова, Ася… Остались одни фотографии. Большие и сильные погибают, а мелочь, типа меня, прячется в норках и выживает», — подумала Лидия Николаевна и заплакала — даже не о покойниках, а о себе, об ушедших детстве, юности. Все, что было когда-то молодым и свежим, завяло или умерло, и от этого обрело грустную прелесть.
Нет, Света неправду про Машеньку сказала. Просто дочь боится, что наследства не получит. Некрасиво это… А ведь жизнь недавно казалась удачной и состоявшейся. Света, Маша, Дэниэла, Сереженька.
6.Нагуляв аппетит прогулкой по незнакомому городу, они отыскали уютный ресторан. На ужин заказали обычное: Люси для себя — бокал домашнего вина и запеченную рыбу, Сергей — пинту желтого Бадвайзера и слегка недожаренный стейк с овощами.
Люси была оживлена без видимой причины. Нервно посмеиваясь, жена попросила еще вина, и еще. Хотя два бокала — ее максимум. «Дешевая женщина тебе досталась, Сережа», — шутила она в дни, когда еще была уверена в своей женской привлекательности.
В гостиницу он вел ее за руку. Она спотыкалась, по-девчоночьи хихикала. Сергей всеми силами избегал сравнивать Люси с Машей, но все равно посмотрел на жену чужими глазами: пьяненькая, полноватая англичанка с покрасневшим лицом.
Тотчас устыдившись, он напомнил себе, что причина — не в жене, а в нем самом, а идущая рядом женщина остается прежней — смешной и теплой Люси. Жить с ней легко, она обладает талантом наполнять мир вокруг себя такими же милыми, уютными вещами, не делая его при этом излишне материальным. Цветок в скляночке, полная любви записка, сладкий сюрприз под подушкой принадлежат ли вообще к материальному?
Да, она склонна к полноте и время от времени с этой полнотой борется (диеты быстро сходят на нет, в холодильнике снова появляются нормальные продукты, и Люси шутит над своей бесхарактерностью). Но Сергея несколько лишних килограммов в жене никогда не смущали.
Сейчас она ждала, что он все-таки разделит веселье или приласкает ее, и добилась своего. Радостная возбужденность все-таки передалась Сергею. В номере гостиницы они первым делом полезли в бар и, обнаружив там вино, выпили всю бутылку. Потом он лег в постель, а она засобиралась в ванную. «Мы так давно не были близки», — подумал он, глядя на ее распахнутый халат и разбросанные на полу туфельки и белье.
Люси, словно прочитав мысли мужа, плюхнулась рядом, шутя прикусила мочку его уха. Все показалось легким и прекрасным, как в самом начале их отношений, и Сергей потянул жену на себя, навалился сверху.
Она состроила капризную гримаску, изображая, что задыхается под тяжестью мужа. Он почувствовал ее грудь и сразу вспомнил, сколько радостей приносили ему жаркие и щедрые ласки жены.
Сергей провел рукой вниз по Люсиному телу, нащупывая свой любимый изгиб, и вдруг остановился, обмяк. Он ожидал найти совсем иное: прохладную кожу, под которой — слегка выступающие ребра и прочие милые жалкие косточки.
Эта цыплячья хрупкость стала его наваждением, она вызывает в нем такое острое и противоречивое желание: защитить и до боли стиснуть худенькое длинное, нерожавшее тело. И в попытке хоть какой-то близости ждать ответа, хоть намека на него, и умолять о пощаде, и в отчаянии замирать, не находя ничего, никакого ответного телесного или душевного движения. А потом обвинять только себя в ее холодности, и клясться себе, что это было в последний раз. Но стоит увидеть эти прозрачные глаза, эту улыбку, как все начнется сначала…
