Андрей Панов - Алтарь
Внезапно со двора Авдота раздались крики, и на улицу выбежал сам хозяин — взлохмаченный, в черных широких трусах, белой клетчатой рубашке нараспашку и тапочках на босу ногу. Он огляделся вокруг и, заметив соседа, устремился к нему. Когда Авдот приблизился, Поликарп услышал его тяжелое дыхание, будто тот только что пробежал кросс в добрый десяток километров.
— Здорово, Авдот, — приветствовал соседа бородач. — Аль стряслось что у тебя?
Отдышавшись, Авдот растерянно произнес:
— Кур моих… съели… Вот…
— Как съели?! — удивился Поликарп.
— Так… Съели. Одни пёрушки осталися… — лицо Авдота выражало глубокое горе и растерянность, и казалось, что бывший хозяин куриц сейчас расплачется.
— Всех что ли съели?
— До одноёй… Бедные мои курочки, — по щеке Авдота скатилась скупая мужская слеза.
— Никак хорьки опять разгулялись, чтоб их! — хлопнул ладонью по колену Поликарп. — Ничего, Авдот! Я тебе дам пару своих несушек, а вечерком возьму ружьишко, и пойдём мы с тобой в курятник к тебе — хорька стеречь. Авось, придёт снова.
— Спасибо, Евграфыч, — с жаром ответил Авдот, пожимая соседу руку. — В долгу перед тобой буду. Овощей каких, угольку там — только попроси — с радостью дам, коль поможешь.
— Ладно, сосед, как-нибудь сговоримся. Иди домой: жену успокой — поди, убивается из-за кур-то.
— Йёх! — всплеснул руками Авдот и побежал обратно, убеждать жену, что все будет хорошо, раз Поликарп в помощи не отказал.
Только захлопнулась за Авдотом дверь, как из-за угла, пошатываясь, вышел Иван и направился прямиком к Поликарпу.
— Ну как? — спросил он бородача ещё издали. — Сыскал звёздочку-то?
— Нет, Вань, не сыскал, — отвечал Поликарп. — Видать, не туда она упала, не к нам…
— Жаль, — Иван сел напротив собеседника прямо на ещё сырую от росы траву и тут заметил суслика. — Что енто у тебя за зверушка, Евграфыч? Никак хорёк?
— Суслик. Сам пришёл… Раненый он…
— А ты, значить, залечил его, помог, значить, в беде брату меньшому… Хороший ты человек, Евграфыч, добрый. Жить тебе долго…
— Это уж как Природа решит. Жить нам иль помирать — Природы дело, не нашенское с тобой.
— Да уж… А звездами кидаться чьё дело, а? Скажи, Поликарп.
— Звездами, говоришь, кидаться?.. А знаешь ты, что там, за небом?
— Ну пусто там, темно — ночь вечная… И звезды полыхають, что твой костер.
— Вот: пусто там, Иван. Даже воздуха нет в Космосе. Все там другое, не по-земному. И Природа там другая, не понять нам её… Да и не звезда то была, видать. Камешек, поди, какой.
— А чё ж он сверкал-то тадыть?
— Не знаешь ты, Ваня, Природы земной… Раскалился он, когда на землю падал.
— А земля, что ль, огненная? — Усмехнулся Иван.
— Поверь мне, Ваня. Ну, не объяснить тебе это — не поймешь ты.
— А чё ж он прыгал-то из стороны в сторону, как резиновый?
— А это уж, прости, Иван, померещилось тебе спьяну.
— Не веришь, значить… — Иван огорченно вздохнул и встал. — Ну, ладно, Евграфыч, пойду я… Если что — заходи.
— Ты на меня обиду не держи, Иван, — сказал бородач. — Загляни вечерком, я вина свойского открою — попробуем.
Глаза Ивана заблестели, он широко улыбнулся:
— Загляну, Евграфыч. Очень рад буду.
Они пожали друг другу руки, и Иван побрел домой, оставляя позади себя резкий запах водочного перегара.
VIВечером Иван, как и было обещано, пошел к Поликарпу, так как не мог упустить случая бесплатно выпить, да не просто так выпить, а отведать поликарпова вина, лучше которого ни у кого в деревне не было. Ну и, конечно, он надеялся на хорошую закуску, потому что с прошлого вечера, проведенного у Лукерьи, ничего путного Ивану в желудок не попадало.
Тем временем, Поликарп, приготовив ужин и достав из погреба пару бутылок вина, сидел в кресле с сусликом на коленях и читал интересную книгу, приобретённую в его недавней поездке в город.
В дверь постучали, и Поликарп, отложив книгу, впустил гостя в дом. Иван, поздоровавшись, сел на предложенный ему стул и вдруг спросил:
— Может, я рановато? А, Евграфыч?.. А то я могу и попозжей.
— Нет, Ваня, — ответил Поликарп. — Восемь часов уже. Как раз время ужинать. Осталось только стол накрыть.
Тут Иван заметил бутылки с вином и понял, что пришёл вовремя.
— А ты знаешь, — повеселев, обратился он к Поликарпу, — я только что тваво суслика кормил. Да-а!.. Нашёл в шкафу горсточку риса. Другого-то ничего у меня нету… А ещё полкартохи с обеду осталося — тоже ему отдал. Варёную… Ничего не пожалел — последнее скормил! А ведь сам мог…
— Погоди, — удивился Поликарп. — Как это ты мог только что моего суслика кормить, если он уже два часа как здесь сидит? Может, то другой был?
— Да не, Евграфыч, — твой. С бинтом омотанный.
— А ты не пил, Иван? — заподозрил неладное Поликарп.
— Не-е! Как можно?!.. Ну… только с утра — опохмелился. А как от тебя домой пришёл — ни капли, ей-богу.
— Ладно, Иван, верю. Но как же так могло получиться-то?.. Вот штука!..
— Да, Евграфыч — чудно всё енто… А мож какой оборотень был, а?.. Из ихних — из чертей? А, Евграфыч?.. Обернулся твоим сусликом и пришёл ко мне, значить, туды его в корягу! Мож какую беду хотел накликать или, чего доброго… сглазить меня?! Ихний брат давно мне грозится, чтоб им всем пусто было на тамошнем свете!
— Ты, Ваня, глупостей-то не говори, не бывает их — чертей твоих да оборотней.
— А суслики бывають?
— А суслики бывают. Вот в этом-то вся и загадка.
Тут раздался стук в дверь и вошёл Авдот. Поздоровавшись, он обратился к Поликарпу:
— Ты не запамятовал, Поликарп, что обещался ко мне сегодня с ружьишком пойти — хоря покараулить?
— Нет, Авдот, не забыл я. Сейчас поужинаем и пойдём… Присядешь с нами?
— А что ж не присесть?! Присяду… Чувствуется, грибки у тебя на ужин, а?
— Да, грибы. Жареные. С картошкой.
— А к ним винцо, — не удержавшись, вставил Иван. — Своё! Поликарпово!
— Ну, тогда я наверняка остаюсь. Не каждый день этакой… напиток пьёшь!
— В таком случае, — сказал Поликарп, — прошу к столу.
Спустя некоторое время, поужинав, все поднялись из-за стола, и Иван, попрощавшись, сразу ушёл домой, а Поликарп, сняв со стены двустволку, направился вместе с Авдотом устраивать засаду на хорька.
Сидеть, притаившись, в тёмном и пахучем курятнике было неудобно и скучно, поэтому Поликарп шёпотом обратился к соседу:
— Слушай, Авдот, бывает так, чтобы один человек или зверушка какая одновременно в двух местах разных очутилась?
— Это как это — в разных?!
— Ну вот, к примеру, видел ты моего зверька?
— Это Серого что ль?
— Да нет, Авдот, суслик у меня есть. Раненый. Пришёл вчера к дому моему, Серого напугал да и сам ни живой, ни мёртвый от страха. Перевязал я его, накормил. Вот живёт у меня теперь…
— Ну и как? Выздоровливаеть?
— Потихоньку. Но не в том дело… Пришёл ко мне сегодня Иван и сказал, что, вроде как, суслика моего покормил перед уходом. И, сказал, повязка у того бинтовая была, какую я делал…
— Ну и что ж? Покормил лишний раз — и хорошо: скорей зверушка оправится.
— Не дослушал ты меня, Авдот. Штука-то в том, что всё это время суслик со мной был — я книгу читал, а он по дому шастал: то на кухню зайдёт, то в спальню, то у ног моих сядет. Вишь как…
— Погоди, Поликарп. Чой-то я тя понять не могу: суслик твой у Ивана был, аль у тебя?
— Выходит, что и у меня, и у него…
— Не-е, такого не бываеть! Зачитался ты, поди, вот и не заметил, как суслик твой на двор выбежал.
— А, может, и впрямь, Авдот, не заметил я… Но ведь ясно помню, был он тут. Был.
— Ты не серчай, Поликарп, но был ли, не был — я в этих делах не мастак. Ты-то, поди, поумней меня будешь: сам разберешься.
— Хотел бы я разобраться, — вздохнул Поликарп, — да не могу.
— А ты, сосед, к бабке Марусе сходи, — посоветовал Авдот. — Она — церковная баба: поди, разъяснить. Я соображаю, что тут, — Авдот огляделся и произнес ещё тише, — черти напроказничали!
— Тьфу ты! Что вы все про чертей своих заладили? Другого придумать не можете?
— А что придумывать, Поликарп, когда и так всё ясно: любой тебе скажеть — черти это. Ты лучше послухай меня и сходи к Марусе: она и заговор какой сделаеть, и дом твой с сусликом святой водицей обкропить — всё лучше будеть. Помяни моё слово — чёрт в твоём зверьке приютился. Изгонять надобно. А лучше бабки Маруси никто здесь того не сделаеть…
— Тише, Авдот… Поди, хорёк лезет.
И правда — из-под стены напротив показалась сначала мордочка зверька, а затем и весь он очутился в курятнике и, прижавшись к земле, стал осматривать помещение.
— Стреляй, Поликарпушка, — громко зашептал Авдот, — уйдёть ведь, тварь!
Громыхнул выстрел и сразу из двух стволов вырвалось пламя. Следом раздались визг раненого животного и крик Авдота:
