Марина Золотаревская - Доктор Бартек и его учительница
— И я вспомню, что знал тебя раньше, в моей нынешней жизни?
Смерть едва заметно кивнула головой и сказала чуть слышно:
— Этим утешусь я сама.
Тогда он молвил:
— Твой дар велик и щедр…
— Он горек, Бартек! — возразила она. — Ведь это дар Смерти. Но ты примешь его?
— Да, учительница. Ведь это дар Жизни!
Тут Смерть улыбнулась какой-то новой, несмелой улыбкой и показалась ему совсем молодой и очень красивой.
— Подойди ко мне, — проговорила она тихо. Бартек понял и повиновался.
— Наклонись, — попросила Смерть.
Как он не замечал раньше, что ростом она — едва ему по плечо!
Он наклонил голову, и Смерть взяла его лицо в ладони. Они больше не были ледяными — от них исходило тепло. Тёплыми оказались и её уста, когда она поцеловала Бартека в лоб.
…И вот что рассказывали потом солдаты с артиллерийской батареи.
…Доктор Бартек сказал: «Идём», — но сам не тронулся с места, постоял секунду-другую, нагнул голову, будто в поклоне, стал медленно оседать — и мягко повалился наземь. Бросились к нему, а он…
Но выглядел он спокойным, как спящий ребёнок, которого поцеловали на ночь.
Послесловие
Я помню, как в одной стране скончался молодой врач: пытаясь установить, как люди заражаются чумой, он поставил решающий опыт на себе.
Ещё помню, как в другой стране во время холерной эпидемии толпа растерзала насмерть другого доктора, вопя, что это он и прочие проклятые инородцы напустили заразу. В этой толпе было немало тех, кого он успел спасти.
Помню и то, как погиб третий, военный врач. Он закрыл собою раненого пленного, которого собирались пристрелить.
Неважно, как звали этих троих — и многих других. Мне ли не знать, кто это был!.
Он и сейчас ходит по земле, и, клянусь, будет ходить по ней и впредь, пока существует этот мир, пока существует страдание и пока существую я сама.
Вот моё послесловие.
Что ни говори, а последнее слово остаётся за мной.
