Александр Мильштейн - Пиноктико
Когда он проходил мимо нашего столика, Штефи вскрикнула: «Мой дом!»
Разносчик сразу же оказался возле нас, Штефи купила у него газету…
На первой странице на самом деле была фотография кремового здания в югендштиле, в котором она снимала квартиру…
При этом из нескольких окон валил густой чёрный дым…
Оказалось, что пока мы с ней сидели у Изара, в её доме взорвалась бомба…
Штефи читала газету вслух, в этом месте она прервалась и посмотрела на меня…
— Как ты думаешь, кто это сделал? — спросила она.
Я пожал плечами и сказал:
— Исламисты? Зомби из «красных бригад»?
— А вот и нет, — сказала Штефи. — Но это же уму непостижимо… Её взорвал мой сосед по лестничной клетке.
— А на хрена?
— Он хотел взорвать другого соседа, подложив в его квартиру бомбу с часовым механизмом, но во время закладки… Сам взлетел на воздух… Слушай, мне это всё не снится?
— Ты окружена террористами, Штефи… Знаешь, переезжай лучше на время ко мне…
— Но это же уму непостижимо… Подрывнику шестьдесят семь лет, он влюбился в подругу соседа… И решил его взорвать…
— Не может быть, — сказал я. — Такое бывает, скорее, в бульварных… романах.
Штефи протянула мне газету.
Я быстро прочитал статью и понял, что это был всплеск не её фантазии, а чьей-то — или чего-то другого… Может быть, всё-таки солнечной активности?..
— Сдалась тебе эта активность, — фыркнула Штефи.
— Просто на днях на месте снимка твоего дома была фотография солнца с близкого расстояния, и написано было, что в следующие дни…
— Вернись на землю, Йенс! Это мои соседи! Я каждый день их видела…
— Ты каждый день их видела? Я своих почти никогда не вижу… Слушай, а может, это вообще из-за тебя?
— Тебе бы всё шутки шутить… Ну я не каждый день их видела, конечно, но я знала этого старикашку, он был очень мил… Второго — которому предназначалась бомба — я редко видела, он был помоложе, всегда загорелый такой, в костюме, благородно-седой… Нет, Йенс, это не из-за меня, ты читай, что там написано: «блондинка»!
— Мало ли, что написано, может, специально скрывают твою «айдентити»…
— Йенс, хватит шутить! Читай! Человек погиб! Дом оцепили! Всех эвакуировали! Потому что он у себя в квартире мастерил адские машины пачками…
— Я и говорю: перебирайся ко мне.
— Сегодня я точно буду у тебя… А завтра посмотрим… Нет, это уму непостижимо…
— Да, странно на самом деле. И то, что он сам подорвался… Хотел занять его место… И занял, да? Скоро у тебя начнёт звонить телефон, все будут спрашивать, жива ли ты.
— И правда, почему никто до сих пор не звонит? Я сама позвоню родителям, — она взяла в руку телефон и сказала: «Мам, ты ничего ещё не знаешь?» После чего стала снова читать вслух передовицу «Абендцайтунг»…
Глядя на её воодушевившееся лицо, я вспомнил, как она… по сути, провоцировала меня на речке… и подумал, что сегодня, наверное, просто день такой…
Международный день самки… Ну и, соответственно — дерущихся самцов…
Но ко мне это имело мало отношения, скорее у меня был свой… День сурка — как-то это было связано с солнцем, я всё же всё объясняю его активностью — вслед за «Абендцайтунг»…
Впрочем, когда мы пришли ко мне, я понял, что для раздражительности была ещё одна причина — у Штефи начались месячные…
Карлос Кастанеда, которого Штефи вспоминала в Ландсхуте (я после этого снимал с папиной полки один за другим тома — искал это место про деток, у которых надо отнимать золотой ключик, или жало, или затычку… Но не нашёл ничего похожего, зато между делом я почитал немного, тут и там, и в частности — про метафизический смысл менструаций), писал, что в это время разверзается трещина между мирами…
На этот раз она разверзлась величиной с Большой Каньон…
И мы со Штефи оказались по разные его стороны…
Хотя и не сразу… В тот вечер всё прошло довольно мирно, мне кажется, что настоящий разрыв произошёл через неделю или две.
До этого я случайно подслушал её разговор с Гизеллой, и это тоже послужило толчком… Причём то, что я не мог признаться в подслушивании, только обостряло ситуацию, потому что такие вещи, не будучи выговоренными, отягощают душу…
Штефи не заметила, как я вошёл в квартиру, потому что сидела на балконе, а я — не для того, чтобы шпионить… Я просто так… Опустился в кресло и стал смотреть на её затылок…
— Ну ладно, — сказала она, — мне надо готовить ужин… Да, представь себе… Ну да… Я сама не знаю, зачем мне это нужно… Играть роль матери… Которой у него никогда не было… Гризли, ты права, я сама не знаю, зачем мне всё это…
Я встал с кресла и так же тихо, как пришёл, вышел за дверь. Тогда ещё не насовсем, просто мне не хотелось, чтобы Штефи узнала, что я слышал… Я думал, что это пройдёт, рассосётся, и незачем поэтому ей знать, что я знаю…
Чёрт возьми, что она такого делала мне материнского? Один раз в месяц готовила ужин?
Это что, только матери делают?
Я думал сразу же вернуться, просто позвонить в дверь… Она бы спросила, почему я не пользуюсь своим ключом… Но выйдя на улицу, я почувствовал, что мне хочется побыть одному. Зашёл в ближайший бар, взял single malt… Я подумал, что они все такие: Штефи, её подруги, подруги её подруг и так далее…
«Ну, не знаю, если совсем далеко зайти… — думал я. — Может быть, где-то и есть ещё женщины, которые способны если и не стать матерью… И не играть её роль… То, по крайней мере, не говорить подобные вещи… После которых даже не знаешь, о чём вообще говорить…».
Может быть, где-то во Вьетнаме или на Филиппинах есть ещё женщины…
Может быть, я так и поступлю, когда решу жениться: привезу маленькую женщину с Филиппин…
Или большую тёплую бабу с Урала или с Украины…
Но жениться мне рано, а в том, чтобы менять Штефи на одну из её подруг, я не видел никакого смысла…
Да и не в этом было дело, просто я почувствовал себя… Как будто меня не достали из ящика для краденых картин… А оставили там лежать — навсегда…
В баре, кроме меня, никого не было… То есть вокруг меня сидели люди, матери которых были умны и просто не рожали их, и всё… А моя мать была дурой… Рожать в те годы было ведь совсем уже глупо, все мало-мальски модные и умные женщины, а также те, что хотели ими стать… Заводили себе детей мысленно… По сути, их мыслеформы и заселяют теперь этот город — этих детей…
Это совсем не смешно, я знаю, о чём говорю…
Моя соседка, фрау Либескинд, завела себе такого… Лет тридцать тому назад… То есть примерно тогда, когда… Эта безмозглая девчонка родила меня физически…
Причём, в отличие от моей дуры, фрау Либескинд регулярно отправляет своему сыну письма, хвастает перед нами его успехами… Он достиг несравнимо больших высот, чем я…
Она мне много успела о нём рассказать…
Пока другой сосед не нашептал мне, что этот «сын» — плод её фантазии…
После этого фрау Либескинд перестала со мной говорить — она будто чувствует, веришь ты ей или нет, и как только перестаёшь верить, ты ей уже больше не нужен… Но ты не один, есть другие!
Поэтому в городе так безлюдно по вечерам, да и днём нигде ни души — вы же видели…
На самом-то деле они есть, эти «плоды женского воображения», их можно при желании разглядеть…
Не может же быть, чтобы все эти дома, старые и новые, стеклянные соты офисов… Были предназначены только для горстки таких же бастардов, как я…
Нет-нет, вокруг снуют невидимые дети умных женщин, т. е. «дужи», я-то их знаю, я их чувствую за версту…
Вы не чувствуете, я понимаю… А зачем это вам? Вы ведь турист…
Если всё же вы чувствуете, что вам это необходимо, загляните как-нибудь в подземный переход на Максимиллианштрассе, прямо возле кафе «Рим»…
Снаружи вы увидите спускающиеся по эскалатору растения — на поверхности «дужи» иногда выглядят как растения, которые плотной толпой спускаются по эскалатору в подземный переход…
Чуть не написал «в метро», но это не метро, это видеопереход, хальт, он называется «Макс-форум»…
Кусты конопли, которые спускаются в метро, на самом деле текстильного сорта, листья их не вставляют — от них, хальт, не прёт… Эскалатор же, в свою очередь, неподвижен, он давно стоит на месте…
Возле аэропорта есть целое поле такой конопли… Летом, во время WM[10], там трактором, что ли, вырезали картинку: два футболиста борются за мяч…
Штефи глянула в иллюминатор, когда летела в Стамбул и, увидев их, охнула…
Сосед объяснил ей, что это — конопляное поле, что это «безопасный» вид конопли, так что это — никакая не галлюцинация…
Короче, в этом месте у нас вместо прихода — переход…
Где с обеих сторон стекло, вы пойдёте между двух огромных стёкол, за каждым из которых — видеоинсталляция, хальт, замкнутая на себя самоё…