Витольд Шабловский - Убийца из города абрикосов
Наши банки лучше ваших банков
В том, что байбайбуш никакая не туфелька, убедился Реджеп, владелец маленькой кондитерской.
— Я их надел на обрезание двоюродного брата. У меня ноги горели весь день. Невозможно было выдержать. Может, тот парень из Ирака тоже не выдержал при такой жаре? Снял, спрятать было некуда, вот он и кинул их в Буша, — шутит кондитер. И хвастается, что ему поступило уже несколько заказов на торт в форме ботинка. — С тех пор как выяснилось, что ботинки турецкие, все только об этом и говорят! Я тоже считаю, что все турецкое — лучшее. Турецкое и арабское. То есть исламское. Ты знаешь, что наши банки вообще не пострадали от кризиса? Точнее турецкие, которые во всем следуют за Западом, немножко пострадали. Но исламским, руководствующимся Кораном, живется все лучше и лучше.
И Реджеп рассказывает мне о банке, который дал ему кредит на развитие бизнеса.
— Коран запрещает зарабатывать на процентах. И правильно делает. Бедный всегда берет взаймы у богатого и всегда на этом теряет. Богатый богатеет. А бедный до конца своей жизни не может избавиться от долгов.
Посмотри, что делают ваши банки. Они дают тебе деньги, только если получат гарантию, что ты их вернешь. Если твой бизнес прогорит, тебе придется продавать дом. Или почку.
Исламский банк предложил мне musareka, то есть соглашение, соответствующее законам ислама. Если кондитерская не будет приносить прибыль, теряем и я, и банк. Никто не станет таскать меня по судам, выбивать из меня долги. Нам обоим важно, чтобы все получилось. Банк дает деньги, консультирует, мы вместе составляем бизнес-план. И зарабатываем тоже вместе.
Если бы все банки так работали, не было бы кризиса. Но вся ваша культура держится на деньгах. Мусульманин всегда помнит о семье, друзьях. Он всегда делится с бедными.
Вы же хотите как можно больше получить для себя.
Мусульманин, если у него есть жилье и еда, благодарит Аллаха и считает себя счастливым человеком.
Вам на Западе для этого нужна еще машина. И вертолет. И последняя модель телефона.
Я так думаю. Но молодежь уже совсем другая. Моему сыну тридцать лет, и он проколол себе губу. Слушает дикую музыку и думает, болван, что он европеец.
Ботинки расходятся, как фисташки
Мировой центр заговора против Буша — так назвал фабрику Байдана один из турецких публицистов — находится на окраине Стамбула.
Из центра метрополии туда ехать почти час пригородным поездом. Или два часа на такси — пробки в городе с пятнадцатимиллионным населением заканчиваются только в Кючюкчекмедже, деревне, которую недавно поглотил стамбульский колосс. Здесь останавливались на отдых отряды янычар, отправлявшиеся завоевывать Европу. Войска Кара-Мустафы, шедшие на Вену, тоже устраивали привал в Кючюкчекмедже. По сей день жизнь здесь, вдалеке от мировых конфликтов, течет медленнее.
Секретарша с лицом, закрытым платком, предлагает кофе, чай или кола-турку — местный ответ кока-коле, которую по телевизору часто рекламируют голливудские актеры.
Через минуту появляется сам шеф.
— I am big boss Ramazan, — представляется он. Это все, что он может сказать по-английски. По-польски у него получается куда лучше. — Хороший ботинки, очень дешевый, — он указывает на товар, стоящий на полках. — Три года я ездил в Варшаву, на Стадион[1], — польские слова даются ему нелегко, поэтому он переходит на турецкий, и я узнаю, что модель 271, прежде чем полететь в Буша, скиталась с биг-боссом между Стадионом Десятилетия и рынками в Млаве, Гродзиско и Пясечно. — Больших денег я у вас не заработал, но люди были супер. Как и я, всего добивались сами. Было много курдов, прямо как дома. А еще были турки, болгары, русские, украинцы. Я перестал к вам ездить только в 2003-м, когда началась война в Ираке.
Ирак — моя самая большая удача. Все боялись там торговать. А я ездил по маленьким городам, иногда уже через неделю, после того как прекращались бои, и искал рынки сбыта. Я рассуждал так: война войной, но ходить в чем-то нужно. И оказался прав.
Другие только сейчас открывают этот рынок. А у меня уже есть контакты. Я продаю обувь в Турции, Ираке, Сирии, Иордании, России, Албании, Боснии… Дам вам адреса некоторых магазинов на базаре. Сами увидите. Ботинки расходятся, как иранские фисташки!
И мы отправляемся поговорить с покупателями. В первом магазине байбайбуши уже закончились.
— Мы продаем двести пар в неделю, — хвастается сын владельца.
Во втором магазине продавец начинает с антибушевской тирады:
— Надеюсь, что ночью ему снятся кошмары. Что он не может спать и что будет мучиться перед смертью. Он столько людей поубивал в Ираке, что гореть ему в аду, вместе с Гитлером и Сталиным. Вы из Польши? То есть ваши руки тоже в крови. Пусть хоть вашим детям будет стыдно за эту войну.
Пропускаем мимо ушей. Идем в третий магазин. Он находится в самом центре района Аксарай. Именно здесь во времена коммунизма польские челноки затоваривались кожаными куртками и джинсой. Может, где-то еще сохранился магазин под названием «Бонек». Но сегодня здесь безраздельно властвуют русские.
— Байбайбуши? Пожалуйста! Бежевые, черные, коричневые. Все с фирменной наклейкой и парой прощальных слов бывшему президенту, — нахваливает свой товар продавец. — Хотите поговорить с покупателями? Пожалуйста!
О, вот наш постоянный клиент. Мехме-е-ет! Иди, скажи чего-нибудь газете!
Ваш король нам шнурки завязывал
— Соединенные Штаты по-турецки называются ABD, Amerika Birlesik Devletleri, — говорит Мехмет, и все в лавке внимательно прислушиваются к его словам. Мехмет продает на улице крендели, похожие на краковские прецели, которые здесь зовутся sumit. Среди торговцев он пользуется большим уважением.
У Мехмета нет сомнений в том, что сегодня ABD — самый важный игрок на мировой арене.
— Но когда-то мы сами были ABD. Правили всем миром: от Белграда до Мекки. Ты знаешь, Витольд, что мы дошли до самой Вены?
Я на секунду задумываюсь, стоит ли продолжать эту болезненную для турецкой гордости тему. Эх, была не была.
— Знаю. Наш король вас оттуда прогнал.
Мехмет смотрит на меня, как на одного из безумцев, слоняющихся рядом с мечетями.
— Витольд, ты в своем уме? Ваш король? Король ляхов? Да ему бы только турецким янычарам шнурки завязывать. — Мехмет сотрясается от смеха, а вместе с ним и продавец с покупателями, которых с каждой минутой становится все больше.
На сей раз задета моя национальная гордость.
— Но из-под Вены он вас прогнал!
Мехмет разводит руками.
— Мы сами себя прогнали. Один паша поссорился с другим. Их приспешники при дворе плели друг против друга интриги. Султан не смог их обуздать, и мы проиграли. Что-что, а ссориться мы умеем. Но когда мы были ABD, шансы у всех были равны. Раб мог стать султаном. Бывало и такое. И неважно, босниец, черкес или курд. Сейчас кто бедным родился, тот бедным и умрет. И называется это демократия.
С нашей овцой все в порядке
После ухода Мехмета ко мне подошла одна из покупательниц.
— Вы из газеты? А вы знаете, что нашим ученым удалось клонировать овцу? — тихо спросила она.
Ничего себе! А я-то думал, что англичанам.
— Они были первыми, — соглашается женщина, как выясняется, учительница биологии. — Но их Долли сдохла через год. А нашей Оялы уже два года, и она по-прежнему чувствует себя неплохо. Для меня в этом вся суть вашего Запада. Дешевка. Байбайбуши вы будете носить 10 лет, а то и дольше. А я вот купила итальянские туфли, так они через неделю начали разваливаться, вот здесь, — и биологичка показывает, в каком месте расходится шов.
— Итальянские? Да эти туфли мой двоюродный брат под Стамбулом шьет, — неожиданно отзывается продавец.
Учительница фыркает на него, на меня и гордо удаляется.
Байбайбуш — символ борьбы
Скажем прямо, ботинки Рамазана Байдана — страшная дешевка. Не думаю, что они продержались бы дольше, чем пошитые под Стамбулом итальянские туфли учительницы биологии. Делают их из низкокачественного кожзаменителя. Подошва такая толстая, что мужчина ростом выше декоративного гнома выглядит так, будто хочет прибавить себе сантиметров. Сейчас, ко всему прочему, их уродует надпись. На золотом фоне читаем (чего и следовало ожидать): Bye bye Bush.
Но Байдан, как каждый турецкий бизнесмен, блестяще умеет недостатки превращать в достоинства.
— Это дешевые ботинки. Всего тридцать долларов за пару. Благодаря этому они могут стать символом борьбы бедных с богатыми, — говорит он и подсматривает в записи, спрятанные в ящике письменного стола. — Мой ботинок стал символом борьбы! — читает он. — Моя фирма поддержит диалог на Ближнем Востоке. Я буду помогать палестинцам, чеченцам и Сектору Газа. Байбайбуш станет оружием в борьбе за мир во всем мире.
