Фумико Энти - Пологий склон
Муж был для Томо центром вселенной, вся ее жизнь была подчинена служению этому божеству. Восстать и низвергнуть идола она не могла, она бы одновременно разрушила и себя.
И была любовь… Жар страсти затмевал доводы рассудка, слепил глаза. Безответная любовь испепеляла Томо. Она дарила, щедро отдавала всю себя, целиком, а в ответ не получала ничего. Но, несмотря ни на что, мысль уйти от мужа никогда не приходила ей в голову. Да, Томо была прикована к супругу крепкими цепями: хозяйство, налаженная жизнь, деньги, сын Митимаса и дочь Эцуко. Но сильнее всего было страстное желание любой ценой заставить мужа услышать биение ее сердца, заставить его понять ее сокровенные мечты. Потому что только он один мог наполнить радостью ее тело и душу.
А теперь другой человек, красивая девочка, встанет между супругами. Сиракава и прежде не баловал Томо особым вниманием и заботой, а с появлением прелестной наложницы он и вовсе отдалится от жены.
Томо отослала мужу фотографию Сугэ, одобрительный ответ пришел незамедлительно.
Ночью Томо проснулась от собственного крика. Ей приснилось, что она задушила мужа. Женщина очнулась вся в поту. Скрюченные, побелевшие от напряжения пальцы дрожали. Она все еще ощущала, как мертвой хваткой сжимает горло Сиракавы.
В ужасе Томо резко села на постели, а потом, обхватив себя руками, стала раскачиваться с монотонной, маниакальной одержимостью.
Рядом на футоне[16] мирно спала Эцуко. В тусклом свете ночника четко выделялся тонкий, бледный профиль девочки. Томо впилась взглядом в лицо дочери. Она чуть не задохнулась от прилива безумной любви к малышке. Сколько незамутненной прелести и чистоты в этих милых чертах, припухших губках и щечках! Когда Эцуко проснется, безмятежность уступит место недетской озабоченности и серьезности. Томо так боялась запятнать эту чистоту, что намеренно сторонилась дочери, прятала свою любовь глубоко-глубоко внутри. Бедная, обездоленная крошка вынуждена была черпать нежность и доброту в другом источнике. Она была намного сильнее привязана к служанкам, чем к родной матери.
Эцуко никогда не узнает, как ее несчастная мать, очнувшись от страшных видений, лежала в постели без сна и глазами, полными слез, смотрела на свою девочку, на этот маленький родничок, с вожделением и отчаянием путника, которому не суждено добраться через раскаленную мертвую пустыню к хрустальному источнику.
Когда Сугэ с матерью пришли в дом госпожи Кусуми, Эцуко уже знала, что красавица с фотографии поедет вместе с ними в далекую Фукусиму. Восторгам девочки не было предела.
– Какая же она хорошенькая! Чудо, правда? Это девушка с фотографии?! – радостно восклицала Эцуко. – А что она будет делать у нас дома?
– Она будет прислуживать твоему отцу, – сказала Томо, отводя взгляд.
– Так же, как Сэки?
– Ну да… наверное.
Эцуко поджала губки, почувствовав, что дальнейшие расспросы вызовут недовольство матери. Ёси, которой строго-настрого было приказано хранить молчание, не проронила ни слова.
В душе Томо бушевала буря чувств, но она взяла себя в руки и любезно поговорила с матерью Сугэ. Это была полная невысокая женщина с простым круглым лицом и курносым носом. Она испытывала стыд и огромную вину перед дочерью – ведь фактически мать продавала своего ребенка – и с мольбой взывала к Томо, цепляясь за нее, как утопающий за соломинку. Она говорила без умолку, повторяя, что Сугэ не очень выносливая и вообще еще «даже не женщина».
– Ох, мне стало немного легче, – призналась она позже Кин, смущенно поглядывая на Томо, – когда я поняла, какая добрая, замечательная хозяйка будет у моей доченьки. Госпожа пообещала мне позаботиться о моей девочке, если в будущем хозяин почему-либо откажется от ее услуг.
Томо была покорена наивной доверчивостью и искренностью матери Сугэ. Не таясь, не кривя душой, та открыто делилась своими страхами и переживаниями. Томо дала себе слово оберегать Сугэ от возможных злоключений. Госпожа Сиракава сознательна брала на себя ответственность за все, что есть и будет, за здоровье и безопасность девочки. А ведь законная жена прекрасно понимала, что юная наложница окончательно лишит ее любви мужа.
Какая ирония судьбы! Горькая улыбка скользнула по губам Томо. Лишь на несколько секунд она позволила себе сбросить маску равнодушной беспристрастности, чтобы тут же снова надеть ее. И лицо ее вновь сделалось спокойным, безучастным, в то время как сердце разрывалось от боли.
Вскоре после праздника Бон[17] Томо засобиралась домой. Чтобы как следует разместиться, пришлось нанять четырех рикш.
Сугэ в светло-лиловом кимоно с ярким рисунком ехала в одной коляске с Эцуко, которая не желала расставаться с новой подругой.
– О, она, видимо, пришлась по душе и маленькой госпоже, – сказала Кин дочери, когда они, проводив гостей, возвращались в дом. Коляска рикши почти скрылась из вида, увозя вдаль бесценный груз: два прелестных цветка, большой и маленький. – Да, печальная история…
Кин сняла фартук, деловито сложила его и взглянула на дочь. Тоси, прихрамывая, подошла к окну.
– Этот господин Сиракава… злой, жестокий человек, правда? – медленно произнесла она. – Мне жаль их, всех троих: хозяйку, маленькую барышню и Сугэ… Так жаль, что плакать хочется… – Девушка смахнула несколько слезинок с ресниц и принялась за шитье.
Глава 2
Зеленый виноград
Когда-то в этой гостинице останавливались сёгуны, но и по сей день «Камису-я» считается лучшим заведением подобного рода в Уцуномии. Именно здесь отдыхают во время путешествий важные господа.
Двое мужчин сидели на энгаве второго яруса. Они увлеченно играли в го[18]. Зеленые бамбуковые шторы были подняты, и прохладный ветерок резвился, не ведая препятствий.
На удобном месте расположился Юкитомо Сиракава, глава канцелярии префектуры Фукусима. Напротив сидел его помощник по фамилии Ооно, беспрекословно выполнявший все поручения начальника.
Юкитомо Сиракава был видной фигурой на политическом небосклоне. Он являлся правой рукой губернатора Митиаки Кавасимы, одного из самых влиятельных членов правительства. Господина Кавасиму все так боялись, что, по слухам, его именем пугали маленьких детей. Стоило только упомянуть о зловещем губернаторе, как самый непослушный шалун становился тихим, покладистым ребенком. Юкитомо Сиракава слыл верным соратником Кавасимы во всех политических начинаниях и ярым противником движения за гражданские права.
Сиракава был строен и худощав. Тонкое льняное кимоно, отделанное светло-голубой лентой, казалось непомерно огромным на его сухопаром теле. Внешностью он обладал примечательной: вытянутое бледное лицо, ястребиный нос, тонкие, язвительно искривленные губы. Обычно Сиракава придавал своему лицу приторно-кроткое выражение, но в его темных глазах время от времени вспыхивал такой яростный, злобный огонь, что у очевидцев столь жуткой метаморфозы невольно возникала мысль о психической неуравновешенности этого тяжелого, непредсказуемого человека.
Сиракава мог ввести в заблуждение кого угодно. Он любил разыгрывать роль эдакого скромного господина средних лет, вежливого, меланхоличного. Как же обманчив был его облик!
– Они немного запаздывают, – сказал Ооно, собирая черные фишки.
Сиракава поднес к губам тонкую серебряную трубку, затянулся и выпустил в воздух струйку табачного дыма. Неторопливо поднес к глазам золотые часы, прикрепленные цепочкой к поясу, и медленно произнес:
– Гм, скоро пять. Думаю, они вот-вот появятся. Слуга уже выехал им навстречу. Так что они не заблудятся.
Всем своим видом Сиракава являл непоколебимое спокойствие. Нетерпение, пожиравшее его изнутри, внешне никак не проявлялось.
Ооно переложил доску для игры в го на татами[19], предварительно убедившись, что вокруг нет пыли. Господин префект был чрезвычайно брезглив и чистоплотен.
Юкитомо Сиракава прибыл в гостиницу еще накануне, сославшись на необходимость заглянуть в канцелярию префектуры Тотиги. На самом деле ему, видимо, хотелось поскорее увидеть жену и дочь, которые были в отъезде почти три месяца.
До Ооно, правда, дошли слухи, что господина префекта интересовала вовсе не встреча с близкими, а нечто совсем другое. На днях он заскочил в резиденцию префекта и кое-что узнал.
– Говорят, она потрясающая красотка, – возбужденно шептал управляющий, многозначительно поглядывая на Ооно. – Но все равно, наш хозяин все-таки странный человек: послать законную жену в Токио, чтобы она привезла в дом наложницу! – Казалось, даже видавший виды старик был сражен таким скорбным фактом.
Ооно не раз слышал о похождениях и чудачествах господина префекта. Как-то сам губернатор игриво заметил, что если Сиракава не может отказаться от некоторых развлечений, то ради спокойствия в семье он должен поселить в доме парочку наложниц. Ни для кого ведь не было секретом, что Сиракава постоянно наведывался к гейшам.
