Майк Рипли - Город Ангела
Пока мы ехали через Сити, он сидел на откидном сиденье за стеклянной перегородкой и молол языком без удержу. Тигра собирался перепробовать все, что только можно, пока ему не исполнился двадцать один, а уж потом выбирать способ, которым прославиться. Кем стать — музыкантом, а может быть, моделью, — он еще не решил. Главное, что это будет грандиозно. О-о, мир еще услышит о Тигре О'Ниле. Он просил не смеяться (я не смеялся) и говорил, что не шутит. Говорил, что уже начал копить деньги и обязательно вырвется.
— Откуда ты собрался вырваться?
— Из западни бесталанности, — без тени иронии сказал он. — У меня нет никаких других талантов, кроме как выпендриваться. В моем школьном аттестате так и написано. Если уж выбирать выпендреж, то надо делать это правильно, учиться у профессионалов. А это стоит денег. Вот почему я экономлю. У меня нет дорогих привычек, по крайней мере таких, за которые нужно платить. Я живу дешево и сердито. Раз тело пока выдерживает, надо готовиться к будущей клевой житухе.
Когда мы остановились на красный, я вынул из бардачка пачку «Свит Афтон» и закурил.
— Чудной ты, — бросил я через плечо.
— Неужели, мистер Ангел? — Он протянул руку из-за перегородки и, пока я менял передачу, взял у меня сигарету изо рта.
— Тигра, ты откуда родом? — попытался я сменить подход.
— Пришел — не знаю откуда, иду — не знаю куда, — загадочно произнес он, выпустив дым прямо мне в ухо.
Чудной и есть чудной.
Недалеко от станции «Кингс-Кросс» Тигра попросил остановиться у ближайшего почтового ящика. В зеркальце мне было видно, как он достал из спортивного костюма коричневый конверт и, прежде чем выйти, огляделся по сторонам.
Вряд ли Тигра боялся, что его бомбанут по дороге к почтовому ящику. Присмотревшись к станционной площадке на другой стороне дороги, он неторопливо вернулся к «Армстронгу».
— Планы переменились, — сказал он, садясь в машину. — Сбрось меня у «Линкольнс-Инн», сможешь?
— В чем дело? Клиентов маловато?
Если он искал традиционное место съема, в чем я сомневался, место было явно не то. В наши времена все фланирование по панели происходило за поворотом, вверх по Йорк-вэй. Перед входом на станцию для темных дел было слишком много света. Гигантское фойе станции, правда, служило местом встреч со сбежавшими из дома подростками и платными мальчиками, которым негде было переночевать и которые были готовы пойти на все, даже лечь с обдолбанными и упившимися доходягами. Таким пацанам было уже до фени, кто их подберет — транспортная полиция или Армия спасения. «Кингс-Кросс» был не хуже или, если угодно, не более популярен, чем некоторые другие станции Центральной линии, но даже в этот ранний час здесь царила необычная тишина.
— Виттингтон нагрянул, — сказал Тигра, — я засек несколько фургонов за углом.
Полицейская операция «Виттингтон», названная так по имени легендарного лондонского мэра, проводилась в основном на станциях подземки и была задумана как гуманитарный эквивалент амнистии участникам боевых действий. Копы расхаживали группами по трое — два копа в форме и женщина-констебль — и останавливали всех, кто выглядел моложе восемнадцати и у кого явно не было пристанища. Их расспрашивали, но не обыскивали, а потом, взяв под белы ручки, отвозили либо в приют или ночлежку, если те соглашались, либо домой, если у них хватало смелости туда вернуться. Иногда мальчишки упирались, но их все равно увозили. Но чтобы там аресты или конфискации — с этим ни-ни. Копы ничему не удивлялись, но истинно либеральных журналистов, живописавших все эти дела, всегда поражало количество молодых бродяг, которые с легкостью отказывались от угла и крыши над головой. Юные бродяги сами мастерили себе ложа из картонных ящиков и не желали с ними расставаться.
— Ли здесь давно уже нег, — тихо произнес Тигра.
Я спросил, о ком это он.
— Ли — просто друг. Веришь, у меня тоже есть друзья.
— Скажите пожалуйста! Ты не боишься, что они присвоят твой стиль?
— Мой стиль уникален, Ангел, его невозможно присвоить, — отозвался он голосом крутого парня.
Тоже мне крутой…
Я высадил его у «Линкольнс-Инн», у продолговатого винного бара рядом с «Лавкой древних курьезов». Он вышел из «Армстронга» с моей стороны и встал у двери водителя, словно хотел сказать что-то еще. Я опустил стекло.
— Если хочешь еще поработать, мне нужно знать, как с тобой связаться.
— О чем базар, — согласился я, — запиши номер.
Он демонстративно похлопал себя по карманам и чуть улыбнулся, давая понять — нет ни ручки, ни бумаги.
Я достал из пиджака фломастер и написал общий для всех на Стюарт-стрит номер телефона на крышке пачки «Свит Афтон», там, где была реклама «Самые лучшие сигареты, которые можно купить за деньги». Я хотел оторвать крышку, но он быстро протянул руку и выхватил всю пачку.
— Тебе пора бросать. Курение — удел молодых.
— Получать по морде — тоже.
Он в притворном ужасе схватился за лицо, но тут же скорчил мину типа «я маленький, я заблудился».
— Сударь, у вас не найдется мелочи на стакан чая?
— Завязывай, Тигра. Ты свои деньги сегодня тоже получил.
— Честно. При мне нет ни цента. Вот, смотри…
Он задрал спортивную куртку до шеи, обнажив белую безволосую грудь, затем крутанулся посреди улицы, как солист балета, и, глядя мне прямо в глаза, потянулся к резинке штанов:
— Хочешь, все покажу? Лично проверишь?
Я вынул из кармана и кинул ему монету в один фунт, его рука мгновенно цапнула ее на лету, как птица насекомое. Он опустил куртку и поежился.
— Благодарю вас, милостивый государь. Уж слишком холодно, чтобы доводить представление до конца.
— Неплохой номер, — сказал я, включая передачу. — Только где ты найдешь стакан чая в такую рань?
— Я даже искать не буду. Это я просто практикуюсь.
На выходные мы сделали еще две ходки по той же схеме. Тигра звонил мне и назначал встречу внутри или около какого-нибудь паба в Ист-Энде. По виду Басотти было заметно, что он нервничает и мог бы найти вечером в пятницу и субботу развлечения поинтересней. Наверное, так оно и было. Уж я мог бы точно, вот только платить за них было нечем. Тигра тоже мог бы, однако вряд ли его развлечения носили законный характер.
Басотти пропускал стаканчик, сажал Тигру в свою машину, я ехал за ними до гаража в «Армстронге». Всякий раз фургоны «форд транзит» были заранее загружены черными пластиковыми мешками по самую крышу. Все три гаража и три машины были разные, хотя поездки начинались примерно в одном районе — Боу или Майл-Энде.
Оба последних раза мы сваливали мусор в том же месте у ручья Баркинг-Крик, и оба раза тяжести таскал Тигра, наказав мне сидеть в машине и смотреть в оба. После возвращения фургона на место он опять просил меня подвезти его до Кингс-Кросс и каждый раз бросал конверты в почтовый ящик. Что он делал со своей получкой, меня, конечно, не касалось.
Признаться, деньги были очень кстати. Что там кстати — они спасали мне жизнь. Я не уходил из диспетчерской компании, но сократил рабочую неделю до трех дней, что едва покрывало расходы на содержание «Армстронга».
По правде говоря, я был рад проводить поменьше времени в доме на Стюарт-стрит. Тоска в нем нарастала не по дням, а по часам.
Дуги и Миранда сбивались с ног, пакуя свои сокровища. Некоторые из картонных ящиков были таких размеров, что сошли бы среди друзей Тигры, ночующих на мостовой у «Линкольнс-Инн», за отдельную квартиру. До переезда Дуги на север и начала охотничьего сезона оставалось еще три месяца, но состав коробок и сумок на лестнице менялся каждый день. Это Миранда таким образом решала, что отправлять, а что продавать на месте. Машины у них не было, приходилось вверять свое добро либо почте, либо железной дороге, — кто угодно на их месте волновался бы. Объем накопленного ими барахла сражал меня напрочь. Я приехал на Стюарт-стрит с одним пакетом от «Сайнсбери», но и того не смог заполнить полностью.
С Лизбет и Фенеллой дело обстояло не лучше. Они ударились в иридиологию и целыми днями что-то высматривали друг у друга в глазах, утверждая, что по зрачку можно определить не только настоящие, но и прошлые хвори. Я попытался выступить в обычном репертуаре, заявив, что на зрачок следовало бы смотреть изнутри, но они не поняли шутки и только надулись.
Даже Спрингстин не мешался под ногами. Кот, очевидно, чувствовал мое настроение, а может быть, даже понимал, что казна опустела. Как только благодаря купюрам от Басотти банки с кошачьей едой стали появляться более регулярно, он стал наведываться перекусить пару раз в день в перерывах между одному ему ведомыми делами.
После третьей поездки Тигра не звонил несколько дней, зато позвонил мой старый приятель по прозвищу Зайчик и предложил поджемовать несколько вечеров в клубе Вест-Энда, где они пытались выдать музыку «маренги» за последний писк танцевальной моды. Я сдул пыль с моей верной трубы си-бемоль, прополоскал ее водой, выплюнул попавший в рот сор и сделал мысленную зарубку, чтобы купить какую-нибудь помаду — мундштук трубы напоминал напильник. Потом перезвонил Зайчику и сказал: конечно-буду-где-когда-сколько-платят-да-кстати-что-за-хреновина-эта-музыка-маренги?
