Кристиана Барош - Маленькие радости Элоизы. Маленький трактат о дурном поведении
Как Дедуле хотелось, чтобы Элоиза была счастлива! Но мало похоже, что это случится: малышка слишком смышленая, слишком любознательная, слишком прозорливая… Восемь лет. Чересчур еще мала, чтобы расставаться с иллюзиями. Ему-то было тогда уже двенадцать…
Когда накрыли стол к ужину, Элоиза обнаружила у себя на тарелке палочку — совсем новенькую, и еще красивее, чем прежняя. Бабуля Камилла поджала губы, но промолчала. Надо сказать, что Дедуля добрых десять минут выразительно сопел: как знать, кончится ли этим все дело, он ведь тоже скор на руку. А поскольку Камилла ни перед чем не останавливается, лишь бы вывести его из себя, можно подумать, что она обожает получать оплеухи… поди разберись. Точно Дедуля знал только одно: Камилла ничего и никого не любит, кроме своего сыночка.
Папа, увидев палочку, отвернулся, мама улыбнулась Дедуле — такой улыбкой, что Ритон, дергая сестру за рукав, потребовал:
— А Ритону палочку? Ритону тоже надо!
Элоиза встала, подошла к Дедуле, поцеловала его:
— Спасибо, Дедуленька, знаешь, она такая красивая…
Дедуля опустил голову. Элоиза поцеловала его очень крепко, от этого влажного поцелуя влага тут же сверкнула и в глазах дедушки. А Ритон соскочил со стула и, топая ногами, завел свое: «Ритон тоже хочет, Ритон тоже хочет!..»
Элоиза подняла его, усадила на место, вытерла нос, приласкала:
— Я дам тебе с ней поиграть, дурачок!
Дедуля вскинул голову: Элоиза никогда не позволяла Ритону дотрагиваться до той, первой…
Когда мама пришла поцеловать Элоизу перед сном, девочка сидела на краю кровати с новой тросточкой на коленях, глаза были потерянные.
— Разве тебе не нравится палочка, детка? Она такая красивая!
Элоиза прошептала:
— Дедуля такой милый, он, правда, чудесный…
— И это все, что ты можешь сказать?
Элоиза пожала плечами: если даже мама не понимает, кто поймет? Это очень красивая палочка, но не та.
— Я выросла, знаешь, мама…
Глаза Элоизы уже не были глазами ребенка — они были старыми и усталыми. Она догадалась, что наступает момент, когда некоторые теряют даже способность ранить, и что тогда они, сами о том не подозревая, собираются все в одном месте — там, где живет безразличие. И это оказалось совсем не весело.
«Так что же теперь — быть вечно одной? — думала Элоиза перед тем, как заснуть. — И кто в этом виноват?»
5
Оса в праздник Тела Господня
Когда Дедуля проснулся в то утро, он, наверное, меньше всего думал о празднике Тела Господня. Он вот о чем прежде всего подумал: Камилла, должно быть, настроена на боевой лад, потому что кровать осталась только в его распоряжении. До чего хорошо! Вот это лад так лад! Только ему на пользу, в конце-то концов. Ох, если б Камилла умела радоваться жизни! Нет, не умеет… Что ж, тем хуже для нее самой.
Вот они, минуты настоящего счастья! Он потянулся. Однако такое блаженство не может длиться долго. Что-то, кажется, солнце слишком низко еще… Который час? Пять! Черт побери, заболела она, что ли? Обычно так рано никогда не встает. И вдруг ему пришло в голову, что сейчас май. Черт! Одним прыжком Дедуля оказался на ногах, выскочил в сад, где Камилла, даже не переодевшись — все еще в ночной сорочке, разумеется, обрезала розы во славу своего распятого… О черт, черт, черт!!!
Накануне он строго запретил ей трогать «Мадам Мейан» — такие крупные желтые: ему хотелось подарить цветы снохе — ее день рождения выпадал как раз на это воскресенье.
И вот теперь Камилла, гнусно усмехаясь, показывала мужу свой букет: говорила же тебе, что срежу их! Иисус куда более важная персона, чем твоя Элен!
Она не могла вынести доброго согласия между невесткой и Дедулей — оно ей было, ну, прямо нож острый…
Дедуля, покраснев от гнева, протянул руку и молча вырвал у чертовой бабы секатор. Отнес его в мастерскую, вышел, запер дверь на замок.
— Отлично, раз ты так, то не получишь вообще ни единой розы! Никакой! И пойди оденься — пуп светится, рубашка уже вся истрепалась, а я не хочу, чтобы Дядюшка Кюре хлопнулся в обморок перед мессой из-за того, что ты слишком скаредна, чтобы купить себе новую сорочку!
Камилла попятилась и хотела сбежать, но он остановил ее и, широко улыбаясь, забрал краденые цветы:
— Это мои розы — для моей невестки, и от меня ты ничего не получишь для твоего Тела Господня!
Обернувшись, он увидел в окне зеленой комнаты Элоизу, восьми с половиной лет, и кудряшки Ритона, высовывавшиеся из-под ее руки. Девочка выглядела серьезной. Он помахал ей — не ответила. Вот те на! А с внучкой-то что?
Он попытался войти в дом, но девочка загородила проход:
— Дедуля, Дедуля, я буду в процессии, и мне надо будет бросать лепестки, ты же отлично знаешь! Ты же обещал! — Малышка держала корзинку, которую ее мама сделала из коробки от печенья, обернув ту розовым тюлем: — Мне нужны лепестки, Дедуля! Что же, у всех будут, а у меня нет? И потом, Дядюшка Кюре хочет, чтобы я вела приютских девочек во время крестного хода! Ну, не могу же я провалить все из-за тебя, Дедуля, нельзя же так!
Просто черт знает что такое! И еще, к тому же, девчушка видит его без штанов — со старыми волосатыми ногами, а это уже никуда не годится, вне, так сказать, программы… А из кухонного окна строит рожи Камилла, бешеная кошка!
Дядюшка Кюре не любит Камиллу, да и кто ее любит, кроме собственного сыночка, — но она один из столпов местной церкви. Куда он денется от этих трех тупиц, которые одни только и приходят к мессе в семь утра! Вздохнув, Дедуля протянул руку:
— Ладно, давай твою корзинку, детка, и иди поспи еще немножко. Насыплю я тебе лепестков. В конце-то концов, мелкоцветные розы тоже годятся, они свое отжили, хотя еще держатся, вьются по арочкам в глубине двора, у них можно взять хоть тонну цветочков — и незаметно будет.
У маленькой Элоизы не было соперников в сердце Дедули, кроме… кроме роз, которые он любовно разводил уже больше тридцати лет.
В десять часов, получив-таки в свое распоряжение блеклый букетик, Камилла покорилась судьбе. Ну, будет совершенно голым алтарь — она ведь не виновата! А так, по крайней мере, она не придет в церковь с совсем уж пустыми руками: Поль все-таки в последнюю минуту смилостивился. Нельзя же допустить такой стыдобы для жены, пусть даже и очень хочется. Перед людьми он проявляет солидарность с ней. Конечно, девчонке досталось больше, вон — на каждом шагу сыплет лепестками, правда, не слишком свежими… Их у нее слишком много, думает Камилла, выгребая полными горстями из корзинки лепестки под взбешенным взглядом Элоизы.
— Чтоб я ни словечка от тебя не слышала, да-да, помолчи уж, пожалуйста, у меня прав не меньше, чем у тебя! — Она затолкала добычу в сумочку. — Ничего не видела, ничего не знаю, поняла?
Кроме всего прочего, эта история с цветами позволит ей снова оплакать свою участь женщины, неудачно вышедшей замуж. Конечно, остаться старой девой еще хуже, но это слабое утешение.
По воскресеньям, из-за того что месса долгая, готовит Элен, и нет большего удовольствия для всех домочадцев, потому что Камилла, когда готовит, экономит на масле, на качестве мяса… Бабуля на чем хочешь наживется, ей это проще простого! Даже от этих воскресных трапез она тоже свою выгоду имеет, потому как — опять же по традиции — Элен сама ходит за продуктами и за все платит.
Покуда готовится процессия, мысли Камиллы блуждают… «Интересно, что нам подаст в свой день рождения эта потаскушка, готовит-то ведь она хорошо, дрянь такая, ничего не скажешь, готовит хорошо… Может, запеченную баранью ногу сделает? С зеленой фасолью? Тоненькие такие стручки… Она, черт ее побери, самые тоненькие варит, нет, чтобы подождать еще недельку, пока вырастут, куда ведь выгоднее!.. Точно-точно, эта холера сварит фасоль, которую Андре вырастил. Ладно, это его дело, пусть срывает недозрелую. Но, действительно, бобы вкуснее, когда они еще без волокон, куда денешься…
Эта девка разорит моего сына. Сразу было ясно, что она транжирка. Но еда… это ж пустяки по сравнению с тем, что чертова кукла тратит на тряпки! Вот я… Ох, какой ужас эти современные молодые бабенки! А когда они идут работать, так вообще все делают по-своему. Андре говорил мне, что отдает ей все жалованье, народу-то сколько!.. Поль тоже отдавал мне все, что зарабатывал, хотела бы я посмотреть, как бы он этого не сделал! Приходилось экономить, денег было не так уж много, и надо было… что это там так жужжит?..»
Жужжание раздавалось где-то совсем рядом.
«Это что — фисгармония Магделены? Нет, не может быть, ее не больше месяца назад отремонтировали. Может, кто-то уснул? Что за стыд, так невнимательно относиться к Господу! А может, это я сама сплю? Стоп-стоп-стоп, сейчас начнут собирать пожертвования… Куда же я засунула монеты, которые стащила со стола? Элен готова все разбазарить, тем хуже для нее, если ей не хватит».
