Лаура Дейв - Лондон – лучший город Америки
– Ты о ком?
Кто мог зайти? Я никому не говорила, что приеду, я перестала общаться со старыми знакомыми. Не потому что они сделались врачами, адвокатами и банкирами, а потому что они жили «правильно», а я – нет. Я просто жила, без всякой цели и смысла.
Мама выразительно отложила нож.
– Я про Джастина Сильвермана. Джастина Сильвермана!
Я «встречалась» с Джастином, когда нам было лет тринадцать, и нам еще не разрешали ходить в кино и кафе без сопровождения взрослых. Мама любила нас подкалывать: «Не понимаю, как можно встречаться, если вы не ходите на свидания?» Я собиралась напомнить ей об этом, если она не прекратит возлагать надежды на Джастина.
– К нам заходил Джастин Сильверман? Чего он хотел?
– Заходила мама Джастина. Но неважно. Джастин закончил юридический факультет Северо-Западного университета одним из лучших в выпуске, и теперь он в Нью-Йорке!
Приехали. Впрочем, я подозревала, что мама будет вести активную пропаганду Нью-Йорка: мужчины, работа, возможности. Вот и первая попытка. Оперативно.
– Представляешь, на чем он специализируется? На интеллектуальной собственности! И знаешь, кому это может помочь? Тебе. Вот я и попросила Ивлин привезти его к нам завтра на прием – чтобы вы пообщались.
– Мам, ну зачем?!
– Эмми! Потому что. Джастин теперь в Нью-Йорке.
– А он знает, что я больше не в Нью-Йорке?
Мама отложила яблоко и пригвоздила меня строгим взглядом.
– Неужели так сложно пять минут поговорить со старым знакомым? Ивлин говорит, он стал настоящим красавцем.
– Еще бы. Она его мать.
– Значит, она знает, что говорит.
Я недовольно скрестила руки на груди. С мамой спорить бесполезно. Не припомню ни одного случая, когда удалось бы ее переубедить. К счастью, вошел Джош. Он обнял ее со спины и поцеловал в щеку.
– Ты как?
Мама со вздохом пожала плечами, повернулась к нему и просияла. Джош расплылся в ответной улыбке, и они стали похожи, как две капли воды. Детский носик, карие глаза, нежная кожа. Накатило до боли знакомое чувство, что мама любит брата больше, потому что они похожи. Теперь от этого было легче.
Бэррингер появился на пороге, футболка мятая, из-под джинсов выглядывают трусы. Мне захотелось провести пальцем по резинке.
– Джейми меня просто спас, – сказала мама, вытирая руки о халат. – Если бы не ты, они остались бы ночевать в своем фургоне.
– Ко всем можно найти подход, – улыбнулся Бэррингер.
– И ты находишь? – спросила я. Он не отвел взгляда, но и не ответил.
Глядя на нас, Джош заявил, что пора ехать на вечеринку, если, конечно, мы не хотим поздороваться с будущими родственниками. Мама покачала головой.
– Они, наверное, уже спят.
Мы посмотрели на блюдо с закусками.
– Там есть минихолодильник, – стала она оправдываться, хотя никто ей и не возражал. – Я отказываюсь это обсуждать.
Джош рассмеялся и кивнул мне.
– Ты готова?
Я подумала, что ослышалась.
– Что? По-твоему, я холостяк?
– Ну, ты ведь и не замужем, – показала на меня пальцем мама.
Я была в растерянности. Помогая с вечеринкой, я не подозревала, что придется в ней участвовать. Я думала, проведу тихий вечер в спальне своего детства, а наутро сонный брат скажет мне спасибо за рассылку креативных приглашений на его вечеринку.
– Эмми, стриптизерш там не будет, так что ты никому не помешаешь. Я очень хочу, чтобы ты пошла со мной.
Раньше Джош никуда не брал меня с собой. Сколько раз он захлопывал дверь у меня перед носом, а я подолгу стояла под дверью, надеясь, что на этот раз он согласится. И только в последние годы я стала ему нужна. Я еще не привыкла к этому.
Бэррингер сказал, что сядет за руль. Мы направились к выходу, но мама поймала меня за руку. Когда шаги остальных стихли, она прижала меня к себе и поцеловала.
– Знаешь, ты самая красивая во всем мире. – Она отступила на шаг и с улыбкой посмотрела мне в глаза. Потом бросилась приглаживать мне волосы и заправлять пряди за уши. – Так-то лучше.
В первый год знакомства мы с Мэттом на лето полетели в Европу. Мама поначалу слышать ничего не хотела: я никогда не была за границей. Обычно мы всей семьей путешествовали по стране. Мы побывали в Филадельфии, Вирджинии-Бич, Вайоминге. И всегда ездили только на машине. Иногда в пути мы проводили больше времени, чем на месте.
Как-то раз родители разрешили мне самой выбрать, куда мы поедем летом. Я посмотрела на карту и выбрала Лондон. Мне было лет семь-восемь, и я повторяла, что поеду только в Лондон, сколько отец ни объяснял, что Лондон находится не в Америке, что туда на машине не доедешь. В конце концов, я расплакалась и сказала, пускай, как всегда, выбирает Джош, я все равно ненавижу карты.
Из этой истории видно, как важно для меня было путешествие в Европу, особенно с Мэттом. Мама в конце концов смирилась с нашей затеей, потому что в Париже я должна была остановиться у Бэррингера – мы должны были остановиться у Бэррингера. Он учился в Институте кулинарии и проходил практику в ресторане известного отеля. Когда мы приехали к нему, самого Бэррингера на месте не оказалось. Нас ждала записка, что он в Англии, в гостях у родителей своей девушки: чувствуйте себя как дома, берите что хотите. На кухне было полно хлопьев.
Я тогда не знала, что Бэррингер и Наоми, его девушка, планируют пожениться и поехали сообщить об этом ее родителям. Наоми была старше Бэррингера на десять лет, но выглядела шикарно: длинные рыжие волосы, прозрачная нежная кожа, тонкие пальцы. Они познакомились в том самом ресторане, Наоми пришла туда поужинать. Мне рассказывали, что он сделал ей предложение в первый же вечер, на улице у выхода. Я не очень верила в эту историю, пока не услышала ее у них на свадьбе. История удивительного знакомства упоминалось раз двадцать, с неизменным рефреном: «Когда встречаешь свою судьбу, все становится ясно».
Свадьбу устроили в маленьком загородном отеле у Катоны, что в сорока километрах от Скарсдейла. Было это в декабре того же года, когда Бэррингер и Наоми познакомились, а мы с Мэттом летали в Европу. Джош был шафером. Я не хотела идти из-за экзаменов.
– И с каких это пор тебя волнует учеба? – резонно спросила мама.
Джош зачитал то самое стихотворение про розы, которое часто слышишь на свадьбах. Красивая Наоми была босиком.
Теперь Бэррингер – шафер у Джоша. Вспоминает ли он о Наоми? Думает ли о ней прямо сейчас? Я глянула на Бэррингера. Он пристально смотрел на дорогу и крепко держал руль обеими руками.
В Париже он проучился год, потом нашел работу в Нью-Йорке, устроился помощником шеф-повара на аллее ресторанов в Нижнем Ист-Сайде. Три года спустя, даже скорее четыре, Наоми сказала ему, что скучает по дому и хочет вернуться в Лондон.
Бэррингер нашел работу в Лондоне, однако не прошло и недели после переезда, как Наоми сообщила, что скучала она не по дому; оказывается, она не хотела больше быть замужем.
После этого о Бэррингере было слышно мало. Он работал где-то на севере Калифорнии – Санта-Фе, Нью-Мексико, Остин, потом вроде в Техасе. Джош иногда мне рассказывал о нем, но я была слишком занята собственными проблемами. Тем же летом, когда Наоми сказала Бэррингеру, что ему лучше уйти, Мэтт сделал мне предложение. Было это так. Я получила диплом, и мы поехали к моей родне в Саванну. По пути остановились на ночь в кемпинге у Шарлотсвилля, что в Вирджинии. Укладываясь спать, услышали у палатки шум. Мы испугались, что это медведь роется в мусоре. Медведь оказался енотом: видно, из-за текилы, неровного лунного света и игры теней бедное животное значительно выросло в размерах. Едва страхи и хохот из-за воображаемого медведя улеглись, Мэтт достал из сумки кольцо и сказал, что не хочет ждать ни минутой больше. Он запланировал романтический ужин в Саванне, но не хотел ждать ни минутой больше. Знал ли об этом Бэррингер? Вряд ли.
Вряд ли знал он и о том, что как раз, когда мы жили в его квартире в Париже, мы впервые серьезно заговорили о совместной жизни. На следующий день после приезда мы пошли смотреть на Эйфелеву башню. Мы были очень счастливы, и в какой-то момент Мэтт признался, что хотел бы всю жизнь вот так ездить со мной по красивым местам, что он счастлив во Франции уже оттого, что мне здесь хорошо. Я расплакалась, прямо у Эйфелевой башни, потому что он говорил искренне, и потому что рядом с ним я чувствовала то же самое еще с нашей первой встречи. Самой большой радостью для меня было то, что Мэтт рядом со мной счастлив.
Мне захотелось рассказать об этом Бэррингеру, только было непонятно, зачем.
– Ребят, а вы знаете кого-нибудь, кто счастлив в браке? – поинтересовалась я вместо этого и от неловкости вытянулась, как струна. – По-настоящему счастлив?
