Валерий Губин - Вечное невозвращение
— В самом деле — это не я. Бумага старая, явно довоенная. Значит, в ваши годы я буду выглядеть точно так же, как вы сейчас?
— По-видимому, да. Ну, может, не так страшно, — улыбнулся тот, — я уже почти год болею, собственно, даже уже не болею, а умираю.
— Ну что вы! Что вы!
— Нет, я это знаю точно, потому и спешил с вами встретиться, и очень рад, что наконец наша встреча состоялась.
— Видимо, хотите мне как двойнику завещать свое имущество? — сострил Макаров.
— В определенном смысле да, хотя речь пойдет о более важных вещах, чем мое жалкое имущество. Вы должны внимательно, не перебивая, выслушать меня, ничему не удивляясь и не возмущаясь. У меня осталось мало времени и почти нет сил, — взгляд старика стал строгим и даже суровым, — у вас, насколько мне удалось узнать, хорошее образование, вы умны, начитаны, неплохо пишете, я читал ваши статьи.
Макаров открыл было рот, но старик жестом остановил его.
— Так вот, вы, несомненно, слышали о вечном возвращении. Есть миф на эту тему, он встречается у многих первобытных народов, есть также научные и философские теории, строящиеся на этой гипотезе. Согласно некоторым из них, число сочетаний атомов и молекул в нашей вселенной в принципе ограничено, и, скажем, через миллионы или миллиарды лет они вновь соединятся в такую же комбинацию, которая существует сейчас, и мы с вами снова будем вот так же сидеть и беседовать. Вы меня понимаете?
— Да, конечно, на мой взгляд, это достаточно нелепая идея.
— Почему?
— Потому что наш мир не вечен. Через миллиард лет, а скорее раньше, он перестанет существовать. Хотя, как миф или как сказка, он мне нравится. Представляете, мы не только встретимся с вами в отдаленном будущем, но уже встречались, и неоднократно.
— Совершенно верно, только в последний раз на вас был совсем другой пиджак, — кисло улыбнулся Березин. — Но если серьезно, то речь, конечно, не идет о миллиардах лет. То, для чего вы понадобились мне, а лучше сказать — истории, как это ни выспренно звучит, может произойти гораздо раньше. В данном случае возвращение проявляет себя в существовании двойников: какие-нибудь люди, растения или животные вдруг полностью дублируются природой, воссоздаются в точно таком же виде без малейших отклонений. Возможно, это происходит каждый раз, и у каждого дерева, как и у каждого человека, где-нибудь на Земле есть двойник, а, возможно, полностью дублируются только отдельные экземпляры. Как будто природа хочет сохранить и запомнить некоторые ходы своей эволюции.
— Для чего вы мне все это рассказываете?
— Сейчас поймете. Мы с вами двойники, это несомненно, и, следовательно, сможем лучше, чем кто-нибудь, понять друг друга. Вы должны обладать абсолютной восприимчивостью именно ко мне, к моим идеям, взглядам, вкусам, поскольку, видимо, и наш мозг устроен очень похоже. Я скоро умру и должен передать вам все то, что я имею. Вам — моему двойнику. Такова цель моей жизни — сохранить и передать дальше все то сокровеннoе и необычайно важное, что я получил от моего предшественника — моего двойника в прошлом. Я тоже встретил его в весьма преклонном возрасте, а я был молодым, даже моложе вас. И вы впоследствии должны будете найти себе подобного и передать ему то, что я вам дам.
— Но как же я найду его?
— Так же, как я нашел вас. Не знаю, как это происходит, но в нужное время двойник обязательно находится…
— Право, все это очень странно! — Макаров вскочил с кресла.
— Сядьте, сядьте, я же вас просил выслушать меня до конца, ничему не удивляясь раньше времени. Скорее всего, все сказанное дальше будет противоречить вашим представлениям, но у меня нет сил вас убеждать…
— Да, извините.
— Речь идет о невостребованной энергии, которая в колоссальном количестве скапливается человечеством и которую я и мне подобные — а я подозреваю, что такие существуют, и их не так уж мало — умеют собирать и хранить. Хотя, может быть, я один на всем свете такой. И вы будете один. Это энергия, не растраченная на творчество, ведь далеко не все люди творят, на любовь, на глубокие душевные переживания. Это энергия жуткой неизбывной тоски таких людей по своей несостоявшейся жизни, по тем делам и свершениям, которые им не удались. В принципе, почти никто не может сказать о своей жизни, что она состоялась и он умирает совершенно удовлетворенным, но есть очень много людей, которые свою энергию почти никак не расходовали, которые не решились никогда ни на какой серьезный поступок, никогда не рисковали своей жизнью, никогда не находили для себя то дело, ради которого и стоит жить. Теперь я должен передать эту энергию вам.
— Но позвольте! Если вы сумеете передать мне эту энергию, она же убьет меня! Вся эта скопившаяся за несколько поколений сила, находившая выход только в тоске, разорвет меня на части.
— Вы правы. Это очень тяжелое испытание, которому я собираюсь вас подвергнуть. Но вы выдержите, вы же мой двойник, а я выдержал.
— И для чего она мне? Что я должен буду с ней делать?
— Ничего. Только передать своему преемнику. Она не должна пропасть и когда-нибудь найдет свое применение. Хотя кто его знает — может быть, как раз на вас цикл замкнется, и вы сами должны будете ее использовать. Я всю свою жизнь на это надеялся, но мне не представилось ни одного случая. Ничего серьезного или радикального в моей жизни не произошло.
— Неужели вам не приходилось кому-нибудь помогать, кого-либо спасать?
— Нет, — улыбнулся старик, — эта энергия чудовищно огромна, она, по моему мнению, сравнима со всей энергией, производимой сейчас человечеством. И она нужна для каких-то других, очень больших целей, а не для помощи отдельным конкретным людям.
Внезапно Березин замолчал и в изнеможении закрыл глаза; в комнате было душно и сильно пахло лекарствами. Макаров сидел не шелохнувшись и ждал, когда его собеседник отдохнет и снова сможет говорить. Прошло минут десять, старик не шевелился.
— Послушайте, Валерий Матвеевич! Вы спите?
Никакого ответа. Макарову стало страшно от мысли, что тот уже умер. Похоже, что старик все-таки сумасшедший; но вдруг то, что он говорит — правда и он унесет с собой в могилу то, что собирался передать? Цепочка прервется и уже не будет никакой возможности прикоснуться к великой тайне. Он вскочил и резко, с отчаянием тряхнул старика за плечо. Тот открыл глаза.
— Я еще здесь, не волнуйтесь! Сейчас мы с вами попробуем. Но сначала надо выпить чаю.
— Спасибо, я не хочу.
— Нет, нет, вы очень напряжены, а вам надо расслабиться, у меня особый чай, очень успокаивает нервную систему.
Они долго молча пили чай, старик прихлебывал и все смотрел испытующе на Макарова. Наконец отставил чашку в сторону.
— Садитесь ко мне поближе, вот так, колени к коленям. И смотрите мне прямо в глаза. Постарайтесь внутренне убедить себя в том, что все это очень серьезно, что я не сумасшедший. Хотя бы на несколько минут постарайтесь, больше не понадобится. А иначе у нас ничего не получится. Не отводите глаз и читайте вслух какое-нибудь стихотворение, какое-нибудь хорошее стихотворение.
Глядя прямо в глаза своему двойнику и отчаянно давя в себе мысли о том, как все это со стороны выглядит нелепо и смешно, Макаров стал медленно и внятно говорить:
— Кто может знать при слове «расставанье», какая нам разлука предстоит? И что сулит петушье восклицанье, Когда огонь….
Внезапно он увидел, что глаза старика расширились до размеров комнаты, вообще ничего не стало видно, кроме его глаз. Макаров сжался в ужасе, пытаясь читать дальше, но губы уже не слушались. Еще несколько секунд — и он почувствовал вдруг и даже словно увидел, как в него, раздирая все его существо, полился огромный серебристый поток, словно он лежал под водопадом или струя брандспойта била ему прямо в грудь, в голову. Макаров застонал от боли, стиснув подлокотники кресла, попытался закрыть ставшие чугунными веки, но они не поддавались. Он уже не видел кошмарных глаз своего двойника, а видел лицо Анны, сочувственно склонившейся над ним, видел себя маленького, съежившегося, на берегу моря ночью, слышал голос своей матери, которая то ли звала его, то ли за что-то сердито упрекала. Он окунался с головой в океан своей боли — так глубоко, что уже не мог дышать, потом вновь выныривал на поверхность; он плакал от тоски, он кричал о том, как ему тяжело, невыносимо тяжело, хотя на самом деле сидел молча и неподвижно.
Внезапно все оборвалось. Старик, опустив голову, тяжело дышал.
— Не получилось, — еле слышно прошептал он.
— Как не получилось? Я же чувствовал!
— Я не успел передать вам все, мне очень плохо. Придется нам встретиться еще раз, хотя я теперь не знаю, хватит ли у меня сил на вторую встречу. Ах! Почему же вы не приходили так долго?
— Чем я могу вам помочь сейчас? Может быть, вызвать врача?
