Андрей бодров - план побега
руководство пользователя
Просыпаюсь. Семь минут до утра. Утренняя эрекция. Ворочаюсь. Зловоние моего рта привлекает голод диких собак, и они бродят среди сколотых зубов, и рвут соперникам глотки в поисках застрявшей пищи. В волосах метелится перхоть. В глазном творожке вьют гнезда черви и поют ростки болотной земляники. В пять минут, натягиваю холодную майку, джинсы и бреду в туалет. В карманах – черные дыры и крошки мусора, рождают новые созвездия на каждом шагу. Унитаз принимает порцию мочи. А я пересчитываю пальцы на руках, освобождаю время, и оно струится из-под моих ладоней во всех направлениях и ни один компас не выдаст месторасположения его полюсов. Чищу зубы. Смываю останки сновидений в кипящие говном сады городской канализаций. Через зеркало наблюдаю наблюдение за собой. Завтракаю чаем и капсулой с витаминами. Блеклый натюрморт в мусорном ведре из скорлупы яиц раздавлен красным сигаретных пачек. Теперь я должен отправляться на работу.
До остановки – марш одной сигареты. Гнойные нарывы облаков вызревают осадками в низком небе. Я открываю глаза, я закрываю глаза – это мой распорядок жизни, и я вынужден выполнять его до тех пор пока не открою глаза в последний раз и кто-то другой – чужой, тот что окажется рядом мне их не закроет. А сейчас я, выискиваю в толпе выискивающие взгляды. Плюю в голубя пасущегося в ногах, но кажется, попадаю. Обнаженная женщина с оторванной грудью на календаре за стеклом хлебного ларька. Ряды посыпанных сахарной пудрой пирожков с повидлом. Вспоминаю вкус тушеных кроликов и мой первый женский глобус. Я закрываю глаза.
женский глобус
После школы, переодеваюсь и встречаюсь с другом. Вдвоем отправляемся к гаражам. По дороге, рассказываем пошлые анекдоты под дым сигарет без фильтра. Уроки не выучены, дневники исправлены.
Заметенные снегом ряды гаражей и хозяйственных пристроек, что достроили в период начального накопления капитала, словно усыпанные сахарной пудрой пирожки с повидлом в хлебной лавке. За стеклом женщина с разорванной грудью. Вместо повидла: старые драндулеты, призраки проданных автомобилей, мотоциклы, велосипеды, гайки, шурупы, болты, гвозди, инструменты, цепи, залатанные камеры, семена овощей, подшивки журналов, старые учебники с книгами, водные матрасы, радиодетали, протез руки, гамаки, стакан конопли, дырявые канистры, клетки, иголки света, колоды порнографических карт, запах бензина и испортившегося времени, свиньи в загонах, гуси, куры, утки, эпидемия среди кроликов, трупы кроликов, дерьмо и моча, недоделанный деревянный фаллоимитатор, норки, выдры, звериный оргазм, вши и глисты.
Из следующего гаража доносятся приглушенные женские стоны.
– Любовница.
– Или выкуп.
– Насилуют.
– Или нравится.
Все готово: два заточенных коротких ножа, черенок лопаты, четыре гвоздя в деревянной балке навеса за гаражом, старая кастрюля и клетки с кроликами. Вытягиваем пару. Его и ее. Жениха и невесту. Держа за задние лапы, выходим наружу. Колючий вдох. «Минтон!» – орет друг, пугая невесту. В безоблачном небе, воздушный архитектор в ожидании вдохновения ветра, оглушенный безкариесной белизной кристалликов снега. В глазах кроликов перевернутое изображение: безоблачный голубой снег и искры замерзшего белого неба. На перекидном календаре: День Тушеного Кролика.
Первым срываю листок я. Черенком наношу удар в затылок. Крыльями вздрагивают уши невесты и от напряжения вываливаются глаза, крольчиха дергается, обделывается в зимнее небо и выплевывает тонкой ниткой спрятанное в ней сокровище. Я срезаю глаза и выбрасываю их в кастрюлю сопливо-ржавого цвета для внутренностей, а из опустевших глазниц рассыпаются одна за другой теряющие на лету свой смысл капли-бусинки, вплавляя в шипящий снег лабиринты ковров.
Друг интересуется. Убить человека? Снять кожу? Выпотрошить человека? Как выглядят внутри женские органы, а их аромат? Вызовет отвращение дерьмо, находящееся в кишках, или только после расставания с телом? Может, кого-нибудь заманим сюда после уроков?
Смеемся, пока кровь стекает, под зимним небом.
Свежуем тушки. Молча фантазируем, как убиваем и расчленяем девчонок из нашей школы, в которых мечтаем поиметь участие и ребят, у которых члены свисают ниже наших. Из мошонок и крайней плоти я изготавливаю мужской глобус – карту рождения моей смерти, а из влагалищ и маток – женский, – карту моего первого побега или моего первого изгнания.
Убиваем. Свежуем. Свежуем. Убиваем. Испачканные кровью пальцы немеют на холоде, и я всегда с дрожью дожидаюсь того момента, когда, сняв шкуру и разрезав живот, обмакиваю руки во внутренности, чтобы впитать понапрасну растрачиваемое тепло, чтобы отобрать последний след жизни.
Пока капли липкого смеха рассыпаются лабиринтами смыслов. Из следующего гаража, угасающий стон – пульс приглушенного женского крика.
Тем же вечером мать, приготовив тушеную кролятину, зовет нас ужинать. Я отправляю кусочек мяса в рот, запиваю компотом из сухофруктов, и мне представляется, что я жую твои сочные губки.
Перевернутый взгляд последнего кролика: гаснущий сиреневый снег, сквозь плывущие сугробы лунка вялого света; замерзшие лучи в истоптанном небе впитывают одноструйный дождь.
руководство пользователя
Я открываю глаза. Набитый пассажирами, как ноев ковчег, троллейбус прижимается к остановке, обшлепывая толпу разбитой грязью. Люди выстраиваются в колоны и присасываются к распахнутым дверям. Толкаются, прижимаются, ругаются, плюются, дерутся, выдыхают, сквернословят, втягивают животы, чей-то зад по плечу, распихивают, зло шутят, сплевывают, продираются, дым сигарет и зубной пасты, оскорбляют, чей-то локоть по лицу, наступают на мозоли, утрамбовываются – пробираются в тугой салон. Сухое анальное проникновение. «Осторожно жопа закрывается». Троллейбус резко трогается с места. Я хватаюсь за пластмассовую кишку поручней. Я – глист, паразитирующий на движении электромеханического тела.
В толпе рассматриваю незнакомцев, пряча от чужих глаз свой интерес.
Здесь, вместо моего отражения в зеркале – чужие «я».
Я наблюдаю за наблюдением чужих «я» за мной.
Чужое «я» наблюдает за наблюдением моего «я» за ним.
Каждый из нас наблюдает свое наблюдение за собой. Все тоже, что и перед зеркалом, но без зеркала. Люди как отражения наблюдений и наблюдения отражений.
Из динамика троллейбуса звучит объявление: «Отражения не нуждаются в знакомстве. Необходимо прятать взгляд в пуговицах, оттопыренных карманах, затылках, пятнах на одеже, во внешней привлекательности или бородавке (тут сложнее), в проносящемся за окном пейзаже, в газете, в рекламном проспекте – во всем, что попадает в ограниченный отраженными телами наблюдателей обзор».
Мы можем увидеть в тебе свое отражение, но не можем увидеть тебя.
Хочешь увидеть себя – посмотри на нас.
Хочешь увидеть того, кем ты мог стать – посмотри в зеркало.
Моя ксерокопия выключается в зеркале.
Кто-то давным-давно порвал руководство пользователя.
Волна пассажирской плоти в это утро придавила меня к креслу, на котором сидит парень приблизительно моего возраста. Сражу же, замечаю между его пальцами крохотную татуировку коловрата. Он сидит чуть пригнув голову и не обращая ни на кого внимания, совершает тайные для меня пассажи: разминая уши, собирает с них грязь, выковыривает серу и выдавливает гной из пор в основании носа… брызг… брызг… длинной очередью в салоне красоты, где распаренные химическими масками девичьи прыщи сверкают гноем… брызг… брызг… рыхлые нарывы облаков… и все это скатывает в комок, пряча в кулак. Через пару остановок встает, освобождая место, (туда сразу бросается грузная и немолодая женщина) и уверенно расталкивая чужие «я», пробирается к выходу. Вдруг, неожиданно для меня останавливается возле подростка с обесцвеченными перекисью волосами, в оранжевой раздутой куртке и широких штанах с карманами по бокам.
– Дружище, да у тебя шнурок выпал.
Затем одной рукой поправляет шнурок капюшона, другой втирает в подростковую спину свой гной, ушную грязь и серу.
– Ну вот, теперь как белый человек, – улыбается он, похлопывая того по плечу, и выходит на остановке.
Я с миллионами чужих «я» еду часами через весь город к месту работы, с другой окраины миллионы спешат на работу в эту часть города.
9.00–22.00
Стоим под стеклянной дверью. «Close». Ждем, когда приедет администратор, и откроет магазин спортивной одежды брендового американского производителя. На витрине надпись «Для людей, знающих свою цену».
Я уже полностью проснулся и отходной утренний туман не путает мою голову.
После открытия, переодеваемся в тесной раздевалке, надеваем футболки с логотипом фирмы производителя, флисовые кофты с логотипом, спортивные штаны с логотипом, носки с логотипом, кроссовки с логотипом, бейджики «Продавец-консультант» с логотипом. И принимаем смену, разбиваясь на группы товаров, сверяем их наличие в торговом зале, по простой формуле: принятый товар = принятый вчера утром другой сменой товар - сколько вчера продали за день товара + сколько вынесли со склада в зал - сколько забрали на склад из зала + сколько товара на манекенах - сколько товара забрали друзья директора (отдельные записи в специальной тетради) +(-) возвращенный (отложенный) на кассе товар по требованию клиента.
