Сергей Говорухин - Прозрачные леса под Люксембургом (сборник)
Было и длинное кашемировое пальто, и красивое, спокойных расцветок кашне – ему было в чем предстать перед Наташей и в этом оправдаться перед ней.
Он долго лежал в ванне, брился и все же выпил две рюмки водки, бесконечно презирая себя и одновременно приводя доводы в свою защиту.
Стало легко и свободно. Он знал: Наташа придет. А если не придет, то обязательно пройдет мимо памятника Пушкину, где теперь каждый день будет ждать ее Левашов.
Его не оставляло ощущение первой встречи, и если бы сейчас его спросили: «Есть ли у вас жена?» – он бы ответил: «Да, есть, ее зовут Наташа».
Он знал: они должны быть вместе. И это так же естественно, как и то, что судьба свела их в последнем вагоне метро.
Левашов ждал Наташу больше часа, окончательно промерз в своих легкомысленных ботиночках и, когда она неожиданно позвала его, не сразу поверил, что это Наташа.
Она была хороша, удивительно хороша, и все же ее красота была такой второстепенной по сравнению с бездной глубины и одиночества, в которую можно было падать всю жизнь.
«И эта женщина приходила сюда дважды, мерзла, ждала меня, скотину…»
– Я не хотела заставлять вас ждать, – сказала Наташа, – так вышло.
– Вы можете сейчас уйти и прийти, когда вам вздумается. Я буду стоять на этом месте. – Он протянул Наташе цветы. – Простите меня, Наташа.
– Я почему-то не сержусь на вас. Шла сюда и думала: вот сейчас увижу его, скажу все, что о нем думаю, повернусь и уйду. А увидела вас – и поняла, что мне ничего не хочется говорить, и уходить не хочется…
– Не уходите, – Левашов смотрел себе под ноги. – Я без вас пропаду.
– Пропадете… А вы правда воевали в Афганистане?
– Что?.. И это успел сказать… Я не воевал – был в командировке. В общей сложности два года.
– А орден?
– Какой орден? – Левашов поморщился. – Орден как орден. Черт бы его побрал…
Он отвернулся.
– Мне казалось, что я стала забывать вас, – она провела рукой по его лицу. – Плохо вам?
– Плохо.
– Здесь недалеко есть кафе. В нем я начинала работать посудомойкой. Там меня помнят и дадут нам коньяк, крабовые палочки под майонезом и удивительно вкусную печень с жареным луком. Вы любите жареный лук?
– Не очень. Знаете, Наташа… Может быть, мы поедем ко мне? Я утром сделал уборку… Если это, конечно, не противоречит вашим принципам…
– Не противоречит. Но вечером у меня… Вечером у меня представление и нужно быть в форме.
– Представление?
– Я работаю в ночном клубе.
– Стриптиз-девочкой? – непроизвольно, со злой усмешкой вырвалось у него.
– На подтанцовках у одной певички. Она выше ночных клубов не поднимается… Впрочем, как и я…
Левашову стало гадко. Да еще небо серое и безликое нависало над ними, как потолок малогабаритной квартиры.
– Представляете, – сказал он, – если бы сейчас журавли. Журавли над Москвой…
Она все поняла.
– Вас смутил род моих занятий. Я и не собиралась ничего скрывать. И убеждать, что моя работа заканчивается с последней пропетой песней… Я совсем иначе планировала свою жизнь, а она сложилась вот так, то есть никак…
Он и не знал о существовании этого кафе в центре Москвы. Кафе принадлежало союзу театральных деятелей, но, вопреки громкому названию, выглядело убого и пустынно.
– Наташка! – воскликнула одна из официанток.
– Галка! – обрадовалась Наташа. – Ну, как вы здесь?
– Что нам будет, ветеранам общепита, – мы любые времена переживем… Ты-то как? Все там же?
– Там же, тогда же…
– А что же молодой человек, – Галя кивнула на Левашова, – не положит этому конец?
– Молодой человек появился только сегодня – два дня морочил мне голову. Я возлагаю на него большие надежды. Не знаю, оправдает ли…
– И к могиле покойного, вместо терновых венков, были возложены надежды, которые он так и не оправдал при жизни, – сумеречно продекламировал Левашов. – Вы вот что, Галя, принесите-ка нам, для начала, меню.
– Какое меню? – изумилась официантка. – У нас кроме коньяка и крабовых палочек уже лет пять как ничего нет. Ну, еще печенка… Тушеную капусту предусмотрительно не предлагаю.
– Вот те раз, – расстроился Левашов, – а я собирался блеснуть…
– Теоретически вам это удалось, – успокоила его Наташа.
Они забрались в дальний угол, к двери служебного входа, хотя в этом и не было особой необходимости – кроме них в кафе сидело человек пять-шесть.
Появилась Галя, расставила на столе закуски.
– Посидеть, что ли, с вами.
– Ты извини, Галка, – серьезно сказала Наташа, – но мы не виделись целую жизнь.
– Это срок! – не смутилась Галя.
И исчезла.
– Вы, наверное, чувствуете себя неуютно? – спросила Наташа.
– Вообще я стараюсь не злоупотреблять этим, – Левашов постучал по горлышку бутылки, – но иногда срываюсь… И что удивительно – особенно не стремлюсь возвращаться из этого состояния. Я никогда не думал, что так гадко быть трезвым сегодня…
– Я понимаю вас, – как эхо отозвалась Наташа. – Со мной происходит то же самое… – Она взяла его за руку. – Вряд ли что-нибудь переменится вокруг нас…
– Вряд ли, – он взял ее за руку. – Послушай, где ты была все это время?
– Просто ты не искал меня…
– Искал. Иногда мне казалось: вот-вот, это ты. До тебя оставалось каких-нибудь два шага, но я не делал их…
– Никогда?
– Никогда.
– Я тоже. Это были не мы.
– Я никуда не отпущу тебя. Сегодня ты бросишь все…
– Брошу, – легко согласилась она. – Давай все-таки выпьем. И поешь. Я за тобой поухаживаю. – Она подвинула ему крабовые палочки, сделала бутерброд с паштетом. – Бедный мой Левашов. Слушай, – неожиданно вспомнила она, виновато прижав руку к груди, – а как тебя зовут?
– Евгений, – расхохотался Левашов. – Женя.
– Правда? Как я люблю это имя. Женя, Женечка, Наташа… Ну что, выпьем?
Они выпили.
– А что было главным в твоей жизни? – спросила она.
– Поиски тебя.
Она смотрела выжидающе.
Он задумался на мгновение, ответил коротко:
– Война.
– И если тебя позовут вновь – ты пойдешь?
Он молчал, глядел мимо нее. Этой женщине нельзя было врать. Никогда. Ни в чем.
– Пойду.
– И я не смогу тебя удержать?
– Понимаешь…
– Понимаю. Не надо ничего объяснять… Я люблю тебя, Левашов. Все остальное неважно.
Он находился в каком-то странном оцепенении. Неужели случилось то, чего он ждал всю жизнь?
Он разлил коньяк, поднял рюмку.
– Ну вот: мы муж и жена. С сегодняшнего дня начинается наша жизнь. Она пройдет под флагом крабовой палочки.
– Под майонезом…
– Майонеза обещать не могу…
– Скажи, а как жена, я могу поинтересоваться, чем ты занимаешься?
