Ава Деллайра - Письмо на небеса
– Возьми, – сказала я. – Я подумала, что, возможно, они тебе понадобятся. Они сделают тебя храброй.
Она села в постели, надела крылья, натянув на плечи держащие их резинки, и улыбнулась:
– Они прекрасны.
Искренне ваша,
Лорел
Дорогой Джим,
Собираясь в школу этим утром, Ханна надела крылья и объявила:
– Сегодня я их не сниму. – И, войдя в школьный коридор, игнорировала всех, кто таращился на нее.
Я отослала сообщение Натали, и она согласилась встретиться с нами в обеденный перерыв на аллее. Ханна пообещала мне, что поговорит с ней. Мы с Ханной пришли первыми, и когда подошла и прислонилась к стене Натали, они долгое время молча смотрели друг на друга.
Наконец Ханна нарушила молчание:
– Я, правда, люблю тебя, – выпалила она. – Прости меня. Просто мне страшно. Я не знаю, как себя вести, и ненавижу, что о нас судачат. Я еще не готова объявить, что мы пара, но обещаю, что перестану встречаться с другими.
Натали не отрывала от нее взгляда.
– Правда?
Ханна кивнула и поспешно, словно опережая готовые прорваться рыдания, продолжила:
– Что-то случилось с Джейсоном после той вечеринки. Если ты думала, что он разозлился, встретив меня там с Кейси, то видела бы ты его, когда он узнал о том, что мы с тобой целовались в ванной. Он кричал: «Это нормально для лесбиянок, а не для моей сестры». Я пыталась, на самом деле пыталась отстаивать нас. Он ударил меня. Но это неважно. Главное, что он уезжает этим летом.
– Что? Он ударил тебя?
– Да, – кивнула Ханна. – Все нормально. Я в порядке.
– Ничего не нормально. Я ненавижу его. Всей душой ненавижу. Я ненавижу всех, кто причиняет тебе боль. Я люблю тебя.
Натали бросилась к Ханне и обняла ее. Ханна же отпустила себя, дав волю слезам. Ее плечи подрагивали, и кончик крыла феи хлопал по щеке Натали.
Затем Натали протянула руку ко мне:
– Ты тоже можешь присоединиться к нам, Лорел.
Это была их обычная шутка-приглашение, когда они обнимались при мне. Мы все засмеялись, и я подошла и обхватила руками их обеих.
– Что мы будем делать? – спросила я, когда мы покончили с объятиями.
Натали повернулась к Ханне:
– Переезжай ко мне. Поживешь у меня, пока он не уедет. Согласна?
Ханна вытерла с глаз слезы и с беспокойством посмотрела на Натали.
– Что ты скажешь своей маме?
– Скажу, что тебе нужно где-то перекантоваться.
– А если она спросит почему? Если захочет поговорить с моими бабушкой и дедушкой или узнает о Джейсоне?
– Кто-то должен об этом узнать, Ханна. Он причиняет тебе боль.
– Но что, если меня куда-нибудь отошлют?
– Мы этого не допустим. Я ни за что на свете не потеряю тебя. А моя мама не захочет потерять меня. Она… м-м… вроде как знает о нас, потому что после вечеринки я ей в расстройстве кое-что рассказала. Так что, скорее всего, она поселит тебя в отдельной комнате. – И с легкой улыбкой добавила: – Но ты же знаешь, что по ночам она частенько ходит на свидания.
Ханна рассмеялась.
– Ты уверена, что она разрешит мне у вас пожить? – спросила она.
– Да, обещаю.
Поэтому после школы мы отправились домой к Натали поговорить с ее мамой. Почти весь разговор Ханна вытирала ладони о платье, блуждая по комнате взглядом, но постепенно начала расслабляться, видя, что мама Натали совершенно спокойна. Мама Натали сказала, что, конечно же, Ханна может пожить у них, пока Джейсон не уедет служить, или столько, сколько понадобится. Но бабушка и дедушка Ханны должны знать о происходящем, чтобы в случае необходимости могли получить судебный запрет на приближение Джейсона. Она сказала, что пока Ханне ничего не грозит, она не будет настаивать на том, чтобы Ханна сообщила о действиях брата в полицию, так как понимает, что это все усложнит. Главное, Ханна делает первые шаги, чтобы выбраться из этой ужасной ситуации. Еще она сказала, что знает, как трудно их делать, особенно, если боишься, и что она ею гордится. У Натали потрясающая мама.
Она предложила поговорить с бабушкой и дедушкой Ханны, но Ханна ответила, что лучше сделает это сама. Конечно, никто из нас не хотел отпускать ее одну, поэтому мы с Натали поехали с ней к красным холмам. Мы надеялись, что к нашему приезду Джейсон уйдет на свои тренировки. Ханна сказала, что обычно он уходит после полудня. Однако когда Натали заехала на дорожку у дома и припарковалась, Ханна испугалась.
– Это плохая идея, – сказала она, учащенно дыша.
– Ты справишься, – заверила ее Натали и вышла из машины. Я последовала за ней, а Ханна – за нами.
Мы вошли в дом. Оглядевшись и убедившись, что Джейсона нет, Ханна постучала в дверь спальни дедушки. Он открыл ее полусонный. Не говоря ни слова, Ханна показала на свою щеку. Ее дедушка растерянно щурился, пока не разглядел синяк.
– Это сделал Джейсон, – прошептала Ханна.
– Что? – спросил он и увеличил громкость на своем слуховом аппарате.
Ханна продолжала шептать, а ее дедушка – переспрашивать, ничего не слыша, пока Ханна не закричала:
– Это сделал Джейсон!
Ее дедушка помотал головой, словно не понимая.
– Нечаянно?
Ханна смотрела на него, и по ее щекам текли слезы.
– Это ничего, – громко сказала она. – Я некоторое время поживу у Натали. Пока Джейсон не уедет, хорошо? Я не хочу, чтобы вы волновались.
Он побледнел и ошарашенно кивнул.
– Позаботишься о Бадди и Эрле, пока меня не будет?
Он пообещал, что позаботится.
После того как Ханна попрощалась с ним, мы пошли в ее комнату помочь собрать вещи. Натали принялась аккуратно складывать одежду Ханны в чемодан. Она клала футболки к футболкам, джинсы к джинсам, брюки к брюкам, кружевные блузки к кружевным юбкам. И каждый раз, находя что-то хрупкое вроде флакончика духов, она заворачивала это во что-то мягкое. Порой крохотные движения души значат очень много.
Закончив сборы, мы вынесли чемодан Ханны в коридор. Тогда-то и вошел Джейсон. Его взгляд метнулся к Ханне, а с нее – на Натали и меня.
– Куда это ты собралась? – спросил он.
Ханна вздрогнула.
– Я некоторое время поживу у Натали.
– Черта с два! Я сказал тебе не встречаться с ней! – рявкнул он, злобно глядя на Натали.
Руки Ханны дрожали, но в голосе слышалась сталь:
– Я уезжаю. И мама Натали сказала, что если ты приблизишься к их дому, мы добьемся судебного запрета.
Лицо Джейсона слегка побледнело.
– Да что ты! – Он пытался говорить со злостью, но за ней слышался страх. – И на каком гребаном основании?
– На том, что ты ударил меня!
