Владимир Сорокин - 23000
Ольга сняла ребенка со своей груди, положила на мрамор. Двигаться было трудно, все тело болело. Ольга встала на колени, подтянула ноги. Приподнялась.
Весь огромный Круг, в котором ночью стояло Братство, теперь лежал на мраморе. Светловолосые мужчины и женщины лежали навзничь, раскинув руки. Их ряд плавно, по параболе уходил вдаль, к горизонту с восходящим солнцем и, описав громадный круг, снова возвращался к Ольге. Первыми в этом круге лежащих навзничь были молодой мужчина и женщина средних лет с короткими рыжими волосами. Та самая, что направляла вчера, говорила, как встать и что делать… Теперь она неподвижно лежала на мраморе. Ольга присела возле нее. Рот женщины был открыт, на лице застыло выражение судороги и страдания, глаза были полуоткрыты. Ольга взяла руку женщины. Рука была холодной. Ольга положила свои пальцы на шею женщины. Пальцы нащупали безжизненную, остывшую плоть. Женщина была мертва. Полуприкрытые глаза ее уставились в голубое небо, слегка подернутое прозрачными перистыми облаками.
Ольга глянула вправо. Там лежал молодой мужчина. Она узнала его: Майкл Лэрд. Тот самый, кто встретил их в Гуанчжоу, кто говорил о Братстве, кто напоил усыпляющим саке. Тот, кто встретил у лифта, наверху небоскреба.
Теперь он, голый, лежал на мраморе, раскинув руки. Темно-синие глаза его были открыты. Ольга потрогала руку Лэрда: холодная, безжизненная. Выражение лица его было жалким, страдающим.
Ольга встала.
Рядом с Лэрдом лежала рослая блондинка. Пальцы ее сжимали руку Лэрда. Ольга подошла, потрогала ее шею: мертва. Другой рукой женщина держала руку старика. Голова того запрокинулась, острый кадык торчал сквозь дряблую кожу, беззубый рот приоткрылся, выцветше-голубые глаза напряженно уставились в небо. Старик тоже был мертв. И его соседка, девочка-подросток, тоже была мертва и тоже смотрела в небо.
Ольга двинулась вдоль ряда лежащих.
Все они лежали навзничь, раскинув руки или сжимая руки соседей.
Ольга подходила, трогала их тела. Пальцы находили только мертвую, остывшую плоть. Пройдя пару десятков шагов, Ольга остановилась. И поняла, что в этом громадном круге нет живых.
Окончательно вернулась память: усыпление выстрелом, парoм, братья, исход, нагая толпа, голубой круг, младенец на груди, Бьорн.
Она огляделась. Кругом лежали мертвецы.
– Бьорн! – произнесла она и пошла назад, к своему месту в круге.
Оно было заметно – просвет в ровном ряду мертвецов, единственное нарушение порядка. Бьорн лежал рядом с той самой рыжеволосой женщиной: большой, голый, с длинными и сильными ногами. Левая рука его откинулась вверх, правая прикрывала тельце мертвого ребенка, покоившегося у него на груди. Глаза Бьорна были закрыты. Зато синие глаза младенца уставились вверх, крошечный рот был вопросительно полуоткрыт.
– Бьорн! – Ольга опустилась на колени, подползла к нему, взяла за руку.
Рука была прохладная.
– Бьорн… – всхлипнула она. – Бьорн, Бьорн!
Он лежал неподвижно, словно престол для мертвого младенца, вопросительно глядящего в небо.
– Бьорн, не бросай меня… – зарыдала Ольга. – Бьорн! Бьорн! Бьорн!
Она стала бить его по плечу.
Швед не шевелился.
– Ликтстольпен, миленький, не бросай меня!
Бьорн продолжал лежать без движения.
Всхлипывая, она подняла его веко. Знакомый голубой глаз был под ним. И этот глаз вздрогнул. Веко выскользнуло из-под пальца, закрылось. Открылось. И Бьорн заморгал.
Вскрикнув, Ольга обняла его. Но объятию мешало что-то холодное. Она с криком выпихнула труп ребенка из-под руки Бьорна. Окоченевшее тельце беспомощно упало ничком на мрамор, стукнувшись безжизненной маленькой головой.
Ольга разрыдалась на груди у пробуждающегося Бьорна. Он шевелился, стонал, подтягивая ноги. Она же плакала и плакала, поливая слезами его безволосую грудь с двумя лиловыми шрамами посередине.
– Что? – пробормотал он и стал пробовать приподняться.
Но Ольга плакала, обняв его и прижимая к мрамору.
– Что? Что? – он ворочался под ней.
– Вот что! – всхлипнув, она резко отстранилась, взяла его голову и стала поднимать.
Он сел.
– Вот что! – она кивнула на лежащих рядом.
Он же, заметив, что Ольга и он голые, инстинктивно сжал ноги, согнул их в коленях. Глянул в заплаканные глаза Ольги, вспоминая ее. Вспомнил.
– Гляди! – она протянула руку, показывая ему круг мертвецов.
Он перевел свой взгляд на них. Долго смотрел, силясь понять. Потом осторожно встал. Взошедшее солнце осветило его большую фигуру. Пошатнувшись, он шагнул. Остановился. Снова шагнул. И медленно пошел по кругу мертвых. Ольга встала, двинулась за ним. Бьорн шел, вглядываясь в лежащих. Миновал нескольких, остановился, подошел к какой-то женщине. Наклонился. Ее искаженное гримасой недоумения лицо смотрело на Бьорна. Он стоял, не в силах оторваться от взгляда ее остекленевших светло-синих глаз. Ольга подошла к нему, обняла, прижалась. Бьорн стоял, глядя в лицо женщины. Потом вдруг оттолкнул Ольгу, повернулся и с криком кинулся прочь.
– Бьорн! Бьорн! – закричала упавшая Ольга.
Он бежал, пошатываясь и оступаясь, бежал, ослабевший, едва не падая, бежал прочь от круга мертвых.
– Бьорн! Не бросай меня! Бьорн! – завопила Ольга.
Но он не слышал, бежал и бежал. Она встала и, пошатываясь, бросилась за ним. Он удалялся, убыстряя бег из последних сил. Ольга бежала, взвизгивая и плача. Солнце било им в глаза, сверкало на белоснежной мраморной равнине.
Наконец, выдохшись, Бьорн оступился и повалился на мрамор. Шатаясь от усталости, Ольга настигла его. Он лежал ничком, тяжело дыша, прижавшись лицом к мрамору. Ольга упала рядом и, задыхаясь, взвизгивая от страха и изнеможения, принялась бить его по взмокшей спине. Но силы быстро оставили ее: нанеся несколько ударов, она рухнула на спину Бьорна, прижалась и хрипло задышала в эту широкую спину.
Так они лежали ничком, обнявшись, тяжело дыша и всхлипывая. Лежали долго.
Солнце встало, набрало силу, припекло.
Белоснежное мраморное плато острова засверкало под его лучами.
Бьорн пошевелился, поднял голову и встал на колени. Ольга приподнялась на локтях.
– Знаешь… – заговорил Бьорн, волнуясь и запинаясь. – Я… понял.
– Что? – прошептала Ольга, тоже сильно волнуясь.
– Все.
– Что – все?
– Ну, что все это… – он шлепнул ладонью по мрамору, по спине Ольги, по своей ноге, – … вот это все… сделано. Изготовлено. Создано.
Он замер, дрожа от волнения. Ольга тоже замерла, перестав дышать.
– И это все… – он перевел дух, вздохнул, – и это все… создано для нас.
Ольга не дышала, опершись, как ящерица, о мрамор.
– Все это создано для нас, – тверже произнес Бьорн.
