Дмитрий Правдин - Хирург возвращается
— О, проходите, ребята, не стесняйтесь! Какой чай? Сейчас угощу вас отличным кофе! Извините, не скажу, чтобы чувствовали себя как дома: не тот случай.
— Да, Анатолий Ефимович, это, несомненно, был бы перебор! — крякает Григорий, входя в уютное помещение морга.
Я не оговорился. Вопреки моим ожиданиям, в здании по-своему светло и уютно. Если не знать предназначения сего строения, а зайти так, с улицы, то ни за что не сообразишь, куда попал. Разумеется, мне за мою карьеру доводилось посещать подобные заведения не раз и не два. Во всех них стоял мерзкий запах тлена и царили хаос и разруха — особенно в Питере, где вскрытия поставлены на поток, а вот тела усопших в буквальном смысле занимают все свободное место. Карельский морг выглядит совсем по-другому.
Пространство не очень большое, но оно чисто прибрано, полы сияют чистотой, а в коридоре светло и сухо. Не сразу и разберешь, где расположен сам секционный зал. Я иду впереди всех, толкаю первую попавшуюся дверь и сразу оказываюсь в кабинете врача. За мной проходят остальные коллеги.
— Располагайтесь, сейчас приготовлю кофе! — как мне почудилось, радостно говорит сопровождающий нас патологоанатом. — Сейчас санитарка приготовит все к вскрытию, и мы пойдем в секционку. В запасе у нас минут десять свободного времени. Успеем попить кофейку. Кому с молоком?
Я вежливо отказываюсь. Ефимыч едва приметно ухмыляется, однако молчит. Пришедшие со мной хирурги, не церемонясь, налегают на кофе и крекеры, предложенные гостеприимным хозяином. Я, чтобы как-то скоротать время, сажусь за соседний стол и принимаюсь крутить микроскоп, стараясь рассмотреть препарат, лежащий на предметном стекле.
— Надо свет включить! Вот здесь! — показывает патологоанатом, обратив внимание на мои потуги. — Теперь смотрите! Интересно?
— Да, — киваю я, чтоб не обидеть хозяина.
— Погодите, я вам что-то на самом деле интересное покажу! — загорается Анатолий Ефимыч и бросается к шкафу возле самого окна. — Так, где он у нас? — роется он в предметных стеклах, батареей выложенных на специальной деревянной подставке. — Ах, вот он! Гляньте сюда, коллега! Узнаете? — он подсовывает мне препарат, маркированный одними цифрами.
— Затрудняюсь! — честно признаюсь я, тупо разглядывая в объектив некие розовые и фиолетовые клетки с крупными ядрами.
— Ну как же, — немного огорчается патологоанатом, — это же та самая язва!
— Язва? Что за язва?
— Та самая язва желудка, что вы недавно удалили у пациента с желудочным кровотечением по фамилии Гайдуков.
— Язва, значит, — растерянно говорю я, снова прильнув к микроскопу, а перед глазами вдруг возникает Анисим Никифорович Гайдуков, человек из поморской глубинки.
— Язва, язва! На рак и близко не тянет! Вот, смотрите сюда! Видите… — Тут Ефимыч пускается в столь скрупулезное объяснение того, чем рак желудка под микроскопом отличается от язвы, что я сразу понимаю: он оседлал любимого конька, и надолго. Прерывать его мне кажется неудобным. Приходится слушать лекцию до конца.
Неожиданно раздаются глухие удары по батарее отопления. Ефимыч живо подскакивает:
— Пора! Зовут!
Мы выходим из кабинета и идем за ним по стерильному коридору. В самом дальнем углу морга патологоанатом открывает правую боковую дверь, и мы оказываемся в ярко освещенной, несколько тесноватой комнате. Посередине стоит стандартный, почти новый секционный стол, поблескивающий гладкой никелированной поверхностью и занимающий две трети свободного пространства. На столе лежит крайне истощенный труп бедняги Вальтера, с ввалившимися боками и запавшим животом. Весу в нем оставалось меньше тридцати кило. Я обратил внимание, что вскрытие еще отчего-то не сделано.
Да простит меня читатель за такие подробности, но, взявшись говорить без утайки, я описываю все, как это происходит в медицине на самом деле. Обычно врач сам не вскрывает усопших, за него это делают санитары. Когда много умерших, всю черновую работу выполняют не врачи. Патологоанатомы только осматривают извлеченные внутренности и берут кусочки тканей на анализы (гистология). После вскрытия тела зашивают специально обученные помощники. В больших городах много такой работы, а патологоанатомов, в силу разных причин, обычно не хватает. Если врач все станет делать сам, от разреза и до зашивания, то он просто физически не будет успевать выполнить свою работу, тем более выполнить качественно. Эта практика не касается судебно-медицинских вскрытий: этим всегда занимается только врач и очень скрупулезно обследует каждый сантиметр останков. Хотя и в этом случае встречаются исключения из правил.
Больной Вальтер не подходит под категорию судебного пациента. Он умер от естественных причин вследствие длительного онкологического заболевания. А почему же еще не вскрыли? Ответ обозначился сам собой.
— Анатолий Ефимович, я вам больше не нужна? — Толстая пожилая рябая женщина, которую я поначалу и не заметил, так как во все глаза смотрел на Вальтера, подходит к патологоанатому. — Баночки под препараты подписаны, инструменты разложены.
— Спасибо, Руфина Яковлевна, можете отдыхать.
— Я пошла к себе, если что надо будет, то стучите! — тихо говорит Руфина Яковлевна и не спеша, переваливаясь с боку на бок, выходит. Я гляжу ей вслед: как, должно быть, тяжело носить такой большой вес на расплющенных суставах. В глаза бросается лежащий на батарее тяжелый гаечный ключ, похоже, именно им санитарка призывала нас на секцию.
— Ну-с, господа, приступим? — весело оглядывает собравшихся вокруг стола врачей Анатолий Ефимович.
— Мы ждем, — нетерпеливо говорит Григорий, — сколько можно тянуть резину? У нас еще и в отделении работа имеется.
— Ну, ребята, в таких вопросах спешить никогда не рекомендую! — громко говорит патологоанатом, надевая одноразовый операционный халат, извлеченный из целой стопки с нижней полки стеклянного шкафа.
— Так нам диагноз же ясен! — не унимается молодой хирург. — Чего медлить? Мы же тут для проформы!
— Для какой такой проформы? — щурится Анатолий Ефимович и недобро смотрит на Постникова.
— Как для какой? Положено, чтобы кто-то из врачей был на вскрытии! Желательно, чтоб лечащий или заведующий отделением, а еще лучше, чтоб оба вместе!
— Верно! А вы у нас лечащий врач?
— Нет!
— Тогда я вас не задерживаю! — сердито говорит патологоанатом. — Вы нам ни к чему!
— Так я его принимал по дежурству! Он у меня на дежурстве скончался! — хмурится Григорий, не глядя на Ефимыча.
— А-а-а, — многозначительно тянет его оппонент, — у вас на дежурстве, значит, помер! Тогда именно вас должен больше всех интересовать результат вскрытия! Вдруг чего пропустили?
