Алена Артамонова - Маша, прости
– У вас есть домик для гостей, а никто там не останавливается.
– Ты наша гостья.
– А другие? Почему сюда больше никто не приходит? Я понимаю, нельзя принимать нацистов и всякую нечисть, но… простые люди?
– Мы обладаем большими знаниями, и в нечестных руках они могут разрушить этот хрупкий мир. Человек слаб, и где гарантия, что, осознав, чем он владеет, у него не появится соблазна подчинить себе мир?
– А почему для меня сделали исключение?
Настоятель немного подумал, словно размышляя, как лучше и понятнее ответить.
– Это моя последняя жизнь на земле, и я раздаю долги. Ведь именно я завел тот механизм, который перевернул твою жизнь и поставил на путь гибели твою душу. Не бойся, – он опять читал ее словно открытую книгу. – Ты хочешь узнать все сейчас, но невозможно писать, не выучив букв. Нетерпение – это сопротивление познанию. Ты хочешь получить ответ, не усвоив урок, – он опять говорил загадками.
Жизнь в монастыре начиналась в пять утра. Общая молитва, потом занятия, у каждого свое, в полдень обед, потом опять занятия, после ужина философские беседы, вечерняя молитва и отход ко сну в полночь.
Рассвет. Влажные камни, звенящая тишина.
Маша стоит у монастырских стен, а под ногами плывут облака, она словно повисла между небом и землей. Кружится голова, но через какое-то время солнце нагревает воздух и все это белое войско грозно несется на девушку. И вот она, окутанная влажными, прохладными хлопьями, ощущает истинную свободу и блаженство. Но прошла минута, другая и облако отпустило ее, уносясь в даль по склону горы. Дымка растаяла словно сон, и она оказалась лицом к лицу с настоятелем. Это было так неожиданно, словно он спустился с небес.
– Я тоже люблю раннее утро, в это время чувствуешь себя частичкой вселенной.
«Наверное, я никогда не привыкну к его „шалостям“, ведь знал же, что я испугаюсь», – но сказала другое. – Потрясающий вид, и этот горный ручей, то и дело пытающийся стать водопадом, и эти величественные склоны. Только здесь можно понять всю свою ничтожность и все свое величие.
– Это место – центр земной силы, трудно поверить, но Тибет два раза был дном океана и, вобрав в себя покой и глубину, взмыл вверх почти на пять тысяч метров, – он взял Машу за руку и повел ее к маленькому выступу, окруженному монастырской стеной. – Видишь, – он указал на цветные кучки мелкой гальки. – И вот, – он подал ей лист бумаги с непонятным и сложным рисунком. – Выложи из камней точно такой же. Не торопись и, главное, делай это с удовольствием и любовью.
Маша очень старалась, ведь это была первая просьба со стороны гостеприимного хозяина. Работа увлекла, каждый новый камешек дарил ей какое-то воспоминание или мечту. Она действительно почувствовала любовь к этому, сотворенному ее руками шедевру. Через две недели Маша, довольная собой, ждала заслуженной похвалы. Настоятель внимательно осмотрел рисунок и совершенно неожиданно для девушки взмахнул палкой, превратив шедевр в руины.
– Почему?! – она еле сдержала себя, чтобы не наброситься на него с кулаками.
– Пойдем, – он взял ее за руку, они обогнули стену, и Маша увидела молодого монаха и законченную модель двухметрового Будды. Готовая фигура была похожа на цветочную клумбу изумительной красоты, и тут молодой человек, бросив короткий взгляд на непрошеных гостей, взмахнул руками. И эта хрупкая работа превратилась в кучу песка, словно плохой конец красивой истории.
– Он работал три месяца, – спокойно посмотрев на девушку, объяснил старик.
– Но зачем?
– Созерцая кропотливый процесс рождения и мгновенное умирание красоты, люди приобретают мудрость, не знающую границ и препятствий. Умение концентрироваться в такие моменты помогает открывать мир и понимать суть вещей.
Маша вспомнила бабулю и вечный недовязанный ею шарф.
Старая женщина аккуратно выплетала сложные, ажурные узоры, но когда подходила к концу, молча любовалась своей работой и начинала его распускать.
– Бабуля, но это же красиво! Жалко, – вздыхала Маша.
– Жалко, – соглашалась бабушка. – Зато как успокаивает нервы…
1720 г. Франция. Париж
Филипп, оставшись один, лег на диван и закрыл глаза…
Вот опять красивая молодая женщина толкает его в воду и он отчетливо ощутил на губах соленый привкус моря.
– Ничего не бойся!
– Я не хочу умирать!!! – страх раскаленной иглой вонзается в сердце, женщина, которую он боготворит, бросает его в пасть бушующей стихии. – Мамочка, спаси меня!!! – но волны покрывают его с головой. Как ужасно было это предательство. Она бросила его, чтобы спастись самой…
А вот и добродушное лицо Марии, она принесла его домой, накормила луковым пирогом и подарила Надежду…
Вкус моря и запах лука навсегда остался в его памяти как нестерпимая боль предательства. Две женщины, разорвавшие пополам его сердце. Воспоминания о них жгли огнем, не давая дышать. Филипп очень хорошо помнил тот день, когда пришел к морю, маленький, беззащитный, никому не нужный, с одним-единственным желанием умереть. Боль и безысходность до сих пор кровавой раной жила в его душе.
Потом появился Джо и мадам Обинье, но Филипп не сразу научился доверять им. Ему все время казалось, что его опять выкинут, как надоевшую игрушку, и, слишком рано повзрослев, он стал жить не так, как хотелось, а так, чтобы этот кошмар не повторился вновь.
«Джо прав! Я должен вырвать это ядовитое жало! С корнем, чтоб не осталось и следа!» – злость и обида застывшими картинками перед глазами не давали ему покоя, требуя отмщения, он всегда знал, что накажет обидчиков. «Видимо, это время пришло!»
Иногда он увлекался чем-то и совсем забывал о мести, тогда в его душе воцарялся покой и забытое чувство защищенности, но случавшиеся маленькие неприятности тут же превращались в чудовище, которое душило его и заставляло трепетать от ужаса. Страх овладевал умом, заставляя искать средства для борьбы с ним. Он изо всех сил стремился наверх. Деньги на этом этапе дарили зыбкую надежду защищенности, и он старался, как мог, чтобы укрепить свои позиции в доме маркизов де Обинье. И, как ему казалось, очень в этом преуспел.
Но случайно подслушанный разговор маркиза с женой той страшной ночью, когда он пробирался в комнату Поля, опять вывел его из равновесия. Все дальнейшее он до сих пор видел, словно через мутное стекло. Он пришел в комнату Поля, они вместе начертили магический круг, зажгли свечи, а потом…
Филипп положил руки на хрупкие плечи, названый брат обернулся и сразу все понял. Он не закричал, не стал сопротивляться, в его глазах не было страха. Это Филипп будет помнить всегда, там было понимание и прощение.
Позвонки хрустнули.
Филипп перетащил тело в центр круга и пошел к себе в комнату, где спокойно заснул. Утро он встретил с тяжелой головой. «Какой ужасный сон», – подумал мальчик и тут же услышал топот ног и душераздирающий крик мадам. Он медленно встал и прямо в ночной рубашке отправился в комнату названого брата.
Свечи догорели, мальчик, словно подбитая птица, лежал в центре круга и открытыми глазами смотрел на Филиппа.
– Нет!!! Нет!!! – с ним случилась истерика.
Несколько дней Филипп пролежал в бреду. Он действительно очень сильно привязался к маленькому маркизу и испытывал неподдельное чувство любви.
«Как случилось, что из друга ты превратился в препятствие? Почему все это происходит со мной? Почему дорогие мне люди либо предают меня, либо я предаю их? Неужели моя любовь способна только разрушать?» – он задавал себе все новые и новые вопросы, но ответа на них не находил.
К страху за содеянное присоединился ужас быть раскрытым. Поделиться своей бедой было не с кем, поэтому он боролся сообразно его возрасту и накопленному опыту. Он искал оправдание самому себе, и вскоре оно нашлось.
«Если бы меня не бросила мать, если бы Мария не выгнала меня на улицу, я бы не встретился с Полем и он был бы жив», – как легко найти оправдание, особенно если искать его для себя.
Теперь его жажда мести была подкреплена еще одной весомой причиной, и чем сильнее его охватывала страсть к мести, тем меньше оставалось места для благоразумия и тем сильнее была вероятность проигрыша, но он этого еще не понимал.
А пока, чувствуя личную вину перед маркизами, он изо всех сил старался заменить им сына. Старался и за себя, и за Поля.
Получив материальную независимость, Филипп по крупицам стал собирать информацию о своих врагах. С Марией все оказалось совсем просто.
Мария всегда чувствовала себя белой вороной в том городке, куда привез ее муж, и мечтала уехать, но ее суженому такая жизнь нравилась, и Мария по инерции следовала за ним. Маленький мальчик пробудил в ней это, ставшее зыбким, желание, а главное, дал силы сделать тот важный шаг к спасению ее души. По крайней мере ей так казалось. Вернувшись к мужу, она начала готовить побег, и для того, чтобы он ничего не заподозрил, была с ним очень нежна и обходительна. Муж уже было подумал, что жизнь налаживается. Мало того, что он избавился от мальчишки, так еще и любимая женушка наконец-то обратила на него внимание. «Все-таки не зря я заплатил святому отцу, он отработал каждую унцию моего золота!»
