Юрий Поляков - Любовь в эпоху перемен
— Не опоздал? — пугливо спросил Дормидошин, дожевывая на ходу.
— Где остальные? — рявкнул главный, глядя на часы.
— А сказали в три…
Гена, будучи рядовым сотрудником, сам не любил ходить на планерки, сначала под тяжкие разносы Танкиста, а потом под изысканные выволочки Исидора. Всякое начальство — источник повышенной опасности и несправедливых притеснений. Что поделать, иначе нельзя. Руководитель обязан быть недовольным. Всегда. Лишь порой, пробив тучу угрюмства, тонкий лучик благоволения может коснуться избранного, но не часто, нет: похвала развращает подчиненного, как женщину — бесперебойные подарки.
Возглавив после падения Шабельского «Мымру», он решил воплотить мечту каждого журналиста, вышедшего в начальники, — переустроить жизнь редакции на разумных, честных, справедливых, творческих основах. На собрании трудового коллектива новый главный торжественно объявил, что отменяет унизительную слежку за коллегами: кто когда пришел и ушел с работы.
— Все мы люди взрослые и сами знаем, где быть, сколько и зачем. Мне нужны не усидчивые задницы, а думающие головы и пишущие перья!
— И в книге отмечаться не надо? — уточнил осторожный Галантер.
— Нет, не надо! Журнал посещений я отменяю.
В ответ Гена получил шквал обожания, восторженный шепот в курилке: дожили, дожили до доброго царя! А через неделю в редакции нельзя было найти никого, чтобы поручить написать пустячную, но срочную заметку или отправить на задание. Даже дежурные по номеру исчезли, а мертвецки пьяная «свежая голова» Паровозов спал, уткнувшись в подписные полосы. Через месяц реформатор в 10:00 лично стоял у входа и записывал в возрожденный фискальный гроссбух всех опоздавших и прогулявших, потом собственноручно собирал бюллетени, придирчиво разглядывая треугольные печати. Дисциплину удалось восстановить через полгода.
Настрадавшись от мелочной опеки начальства, Гена, воссев, пообещал: главная редакция отныне не вмешивается в политику отделов, не правит, не режет, не заворачивает тексты, доверяя гражданской и профессиональной зрелости журналистов! Кончилось тем, что все как ненормальные ударились в маленькие и большие гешефты. Галантер в каждый номер совал материалы о том, что Молдавия должна вернуться в лоно матери Румынии, а в благодарность ему ящиками везли «Белого аиста» и звали в Бухарест на разные конференции. Бунтман выискивал во всех гениях Земли Русской еврейскую кровь, находил, даже в Пушкине, и радостно оповещал об открытиях читателей. Его звездным часом стала статья «Дмитрий Иванович Мендель». Ребята из общества «Охоронь», несмотря на доказательность текста, обиделись за создателя периодической системы и набили журналисту в подворотне морду. Потнорук замучил статьями о голодоморе, устроенном параноиком Сталиным, причем если поначалу речь велась о сотнях тысячах жертв, то со временем дошло до десятков миллионов, и ненька Украина должна была по этой статистике обезлюдеть как Марс. Подло обманутый дольщик Бермудов развернул в «Мымре» жесткую войну с недобросовестными застройщиками из фирмы «Капитель», а Солов обнаглел и стал материться как в рифму, так и белым стихом.
Показала власть кулак
И пугает плахой.
Нам не страшен ваш ГУЛАГ!
И пошли вы на х..!
Кончилось совсем плохо: к Скорятину в кабинет вломились три высокогорных мордоворота и с нехорошей вкрадчивостью спросили:
— Э-э, в чем дэло, уважаемый? Мы тэбе отгрузили дэсять тонн зэлени. Гдэ интэрвью?
— Какое интервью?
— С Георгием Отаровичем.
— С кем, с кем?
— С Гогуладзе.
— С Тифлисиком? — ахнул главный редактор и вспотел ягодицами.
— С Георгием Отаровичем! — строго поправили абреки.
— А кто у вас взял деньги?
— Надын.
— У него и спрашивайте!
— Он сказал: тэбе отдал.
— Мне? Ясно. Разберемся и вернем…
— Или пэчатай, или двадцать тон давай. За обыду! — смягчились суровые дети ущелий.
Едва они ушли, взбешенный Гена метнулся по кабинетам, чтобы убить мерзавца. Надин был обнаружен во дворе, он восковым «полиролем» натирал бока новой «тойоты», красной, как белье нимфоманки.
— Можно по собственному желанию? — без слов поняв, что случилось, попросил негодяй.
— Можно! — кивнул Скорятин и ключом провел роскошную борозду по безукоризненному капоту.
Напечатать интервью с самим Тифлисиком без ведома Кошмарика было невозможно. Большие люди попадали на полосы «Мымры» только с ведома хозяина. Позвонить и спросить тоже нельзя: заподозрит корысть, а еще хуже — двойную игру — и вышвырнет на помойку, как Исидора. Отказать бандитам — еще опаснее: подстерегут у подъезда и проломят голову битой. Гордого редактора «Земли и воли» так изуродовали, что теперь он ездит в инвалидной коляске, оборудованной мочеприемником. А какой мужик был — каратист, полиглот, оптовый покоритель дамских сердец. Никого не боялся. И на тебе! Особых денег у Гены тогда еще не было. Помучившись, он поведал о своем горе Марине. Она покачала головой и продала сарьяновскую «Женщину с дыней». Как раз хватило на то, чтобы откатить двадцать тысяч бандюганам и съездить с детьми в Эмираты.
Выгнав Надина, Скорятин навсегда прикрыл эру милосердия и объявил, что теперь ни один материал без его визы на полосу не попадет. Если кто-то будет использовать газету в личных целях, вылетит на улицу немедленно. Конечно, гешефты не прекратились, но стали скромнее и деликатнее. А на лице главного редактора навсегда застыло выражение геморроидального неудовольствия.
…Он оглядел подданных. Вроде бы все в сборе. По правую руку сидел оживленный утренней рюмкой Жора и смотрел на шефа, как всегда, с избыточной преданностью. По левую руку — хмуро уставился на свое мутное отражение в полировке стола тощий Сун Цзы Ло. Дальше, по ранжиру, расположились заведующие отделами, обозреватели, корреспонденты. У двери, ерзая на кончиках стульев, млели от причастности к свободной печати стажеры с журфака. Дебилы. Писать не умеют, читать, кажется, тоже.
— А Волов куда делся? — грозно удивился Скорятин.
— На «Эго Москвы», — дружелюбно донес Жора, — новые стишки поехал читать…
— Понятно. А Заходырка?
— Сказала, у нее нет времени… — не поднимая глаз, буркнул Сун.
— Это что-то новенькое! — нахмурился Гена. — Непесоцкого где черти носят?
— У Заходырки расходники вымаливает, — сообщил осведомленный Дочкин.
— Ну-ну…
Сотрудники переглянулись. Они давно с интересом наблюдали схватку главного редактора и генерального директора, гадая со спортивным азартом, кто кого уделает и как именно — нокаутом или по очкам. Может, еще и ставки гнут. Идиоты! Неужели не понимают: победит Заходырка — через месяц в редакцию набежит наглый молодняк, умеющий только тыкать пальчиком в айпады, курить, исследовать каталоги распродаж, планировать уик-энды и обсуждать горнолыжные крепления…
