Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 19. Про братьев меньших
На протяжении тысячелетий с людьми по соседству жили животные — дикие и домашние.
Характерные их повадки замечались, входили в поговорки и были зеркалом, в котором люди видели часто свой облик, свои привычки и слабости. В разговоре образное сравнение избавляло от многословия, сразу метко и ярко рисовало чей-то портрет, поведенье, возникшую ситуацию. Фраза «живут как кошка с собакой» сразу все объясняет. «Надулся как индюк» — и сразу видим напыщенного, самодовольного, глуповатого человека. «Ну что ты окрысилась?» — говорит безбилетник. Кто видел рассерженных крыс, сразу представит себе требовательную, но явно вздорную контролершу. «Глядит как баран на новые ворота», — говорят о человеке тупо-растерянном. Кто видел барана, уверенно шедшего к дому и вдруг растерявшегося — «туда ли пришел?», — хорошо поймет поговорку.
«Волка ноги кормят», — говорят, объясняя перемещенье, неутомимость в движении, поиск. «Он тут как рыба в воде», — скажут о человеке, вполне освоившемся с обстановкой, ловком, уверенном. «Ворон ворону глаз не выклюет», — говорим мы о людях, связанных круговою порукой, нечестным делом. Контролерша сказала безбилетному пассажиру: «Не канючь, не канючь…» Что это значит? Кто слышал летом просяще-жалобный крик канюка (сарыча), понимает смысл сказанного. «Во пошел — хвост трубой», — скажут о человеке, уверенном в своей правоте. При чем тут хвост? А при том, что именно так, трубой, небоязливо, держит хвост уверенная в себе собака. Ее же имеют в виду, когда говорят о струсившем человеке: «Ну что поджал хвост-то…» Моя бабка рассказывала: деда Павла звали в селе Соловьем за песенность, за открытый, веселый нрав. О трудолюбивом скажут: пчелка, о неуклюжем, неповоротливом — медведь, о меняющем свои взгляды сообразно ситуации — хамелеон. И так далее.
Одни и те же человеческие качества могут в разных местах характеризовать и животные разные. Европеец скажет: «силен как бык», африканец — «силен как слон». Но одинаково европеец и африканец понимают характеристику «обезьянничать», то есть слепо повторять чьи-то действия. Все новое, сложное в окружающем мире сопоставляется с тем, что известно, понятно и ясно.
Носорога африканцы зовут «фару». Именно этим словом они назвали, впервые увидев, танк.
Лисичка-сестричка. Не зря так говорят. Правда — похожи?
* * *
Но все-таки сам человек в первую очередь видит в животных свое характерное отражение.
Вспомним, сколько лестных и нелестных сравнений известно применительно к женщине.
Лебедушка, журавушка, пава — выше некуда! Кошечка — уже не совсем лестное, и это уже характер. «Конь-баба» — по-деревенски звучит пожалуй что лестно, а вот назвать кого-то коровой — значит оскорбить, полностью отказать в изяществе, красоте. Кукушками величают беспечных и беззаботных к семье и детям. Свиристелками (птица свиристель) зовут красивых, но холодных, бездушных модниц. Коварную назовут змеей и добавят еще: подколодная… И есть еще слово особое — «сука». Так называют самку собаки. Обычное слово. Но поведение суки таково, что слово в характеристике человека становится суровым, ругательно-осуждающим.
Далеко это слово стоит от голубушки, журавушки и лебедушки.
Теперь посмотрим, что у мужчин… Петух, петушок — это характеристика не столько неразборчивого в амурных делах, сколько азартного, боевого, неутомимого. А вот кобель — это уже другое… Высшая аттестация мужской доблести — сокол, орел. Ястреб — уже снижение уровня, тут благородства почти что нет, в поведении ястреба больше наскоков и вороватости.
В деревне задиру, немедля готового драться, называют еще и шершнем. А что касается силы, то тут вспоминают медведя, быка; благородного силача назовут львом. Увертливого, циничного и шкодливого называют шакалом.
Осел, индюк, гусак — прозвища мужские, в них — спесивая важность, упрямство и глуповатость, свойственные, впрочем, не только мужчинам. Щеголь (франт) — идет от очень нарядной птички щегла. Когда хотят уличить кого-нибудь в бездумном повторении чьих-то мыслей, слов и поступков, вспоминают о попугае. Вспыльчиво-агрессивного называют хорьком, трусливого — зайцем, не умеющего слушать и бубнящего только свое — глухарем.
По нынешним временам самое ходовое оскорбление мужика — козел! «Козлик» звучит почти ласкательно, а козел — нет. Почему? В деревнях говорят: «Козел — дурак. До Покрова мать сосет. А после Покрова за матерью ухаживает».
А в древнегреческой мифологии сатиров, соблазняющих нимф, изображали с козлиной бородкой, с копытами и рогами.
Что еще можно вспомнить… Человека, который глядит настороженно молча и как бы обижен, спросят: «Что притаился, как сыч?». Отходящих ко сну за полночь и любящих утром поспать зовут совами, а тех, кто с рассветом уже на ногах, — жаворонками, тех, кто милуется, — голубки, кто враждует, — пауки в банке, кто покорно работает и работает — вол, лукаво-хитрого назовут лисом, упрямых и глупых зовут овцой и бараном, сплетницу — сорокой, шпионов — кротами, жуками зовут хитроватых обманщиков, свиньями — нечистоплотных, росомахой зовут неряшливого.
Но надо заметить, есть случаи, когда укоризна, прозвище, замечанье кому-то «возводят поклеп» на животных, повадки которых вовсе не совпадают с нарицательным ярлыком.
Свинья, например, далеко не такая грязнуля, как принято думать. Это человек, запирая свинью в тесный загон, обрекает ее жить в грязи. В просторном загоне у свиньи чисто, а дикий ее сородич кабан — вовсе чистюля. Любовь поваляться в лесных лужах и бочагах у кабана не от неряшливости, так дикие свиньи охлаждаются и спасаются от насекомых.
Еще один случай — ворона. «Эх ты, ворона, ворона…» — говорят о человеке, прозевавшем что-нибудь, просмотревшем. Вот уж никак тут слово-ярлык не к месту. Ворона — птица исключительного вниманья, она ничего «не проворонит», все заметит, учтет, запомнит.
О человеке, не желающем видеть реальность, говорят: «Страус. Голову прячет в песок».
Хлестко, однако неверно. Страус голову в песок не прячет. Неглупая птица, чтобы в открытой саванне не обнаружили кладку яиц, голову и длинную шею кладет на землю. Только и всего. При опасности страус убегает или же вскочит, защитит свое кровное.
* * *
Трогательные образы, обращаясь к природе, находят люди для своих малышей. «Спит как сурок», — скажет мать о спокойном своем сынишке. «Ну, ежик, не ершись, будем купаться», «Воробушек ты мой…» Повзрослевшего будут ласково называть Зайчик, а проказницу дочку — Стрекоза. Все точно, все в соответствии с обликом и повадками братьев наших по жизни.
Увы, не из всех Зайчиков и Стрекоз вырастают Орлы и Лебедушки. Бывает, глядя на человека, вспомнишь вдруг индюка, шакала, жука, барана или вдруг скажешь: «Ну и гусь…» Се ля ви!
Фото автора. 23 февраля 1996 г.
О чем они шепчутся?
(Окно в природу)
В детстве на рыбалке, когда добыча срывалась с крючка или, хуже того, уходила уже из рук, мы считали: «Ну все, теперь плотвица расскажет, что мы тут сидим, и клеву конец». Вспоминая счастливое время детства, я улыбался наивным толкованьям того, что видели мы на речке, в лесу, на лугах. Но вот читаю недавно: «Погибающая плотва пищит, и чем она крупнее, тем сильнее пищит… Крики боли издают лещи, осетры, угри и сомы». Это исследования с записью рыбьих голосов на магнитную пленку. Выходит, в детстве, на свой манер толкуя поведение рыбы, мы почти что не заблуждались — плотвица могла «сказать», что ей больно, что тут опасность. То же самое предсмертным криком говорят заяц, скворец и другие (особенно стадные) животные.
Это их последняя услуга сородичам. Человек то же самое делает осознанно, осмысленно: «Ребята, спасайтесь — опасность!» Но тот же самый сигнал может прозвучать неосмысленно и короче, «на животном уровне». Помню свою почти нос к носу встречу с медведем. Я дико, как заяц ночью в когтях у филина, заорал: «А-а!!!».
Услышать меня никто не мог, и все же стихийно, неосознанно крик бедствия прозвучал. Так первобытные наши предки сообщали сородичам об опасности. Позже в человеческом мире этот крик стал служить призывом о помощи. И у животных сегодня это не обязательно сигнал «разбегайтесь!»: на отчаянный рев медвежонка, презирая опасность, бросится медведица-мать.
Человеческий язык сложен, он отражает громадный психический мир, неимоверное количество информации, жизненный опыт, на нем можно выразить абстрактные мысли, можно фантазировать, человеческий язык способен иметь подтекст — дополнительный смысл, иносказание; поэтический строй языка достигает глубин человеческого сознания. Животным это неведомо. Язык у них прост и конкретен. Для нас в нем кое-что ясно, но много и скрытого.
Считалось, например, что рыбы немы, а они еще как говорят! Современная техника позволяет их слушать. Недавно в Японии изобрели приборчик для рыболовов — облегчать поиск рыбы. Но неожиданно стали этот прибор покупать и просто любознательные люди — «интересно, что там происходит в воде».
