Ольга Карпович - Семейная тайна
И все же наблюдать его очевидный успех было слишком больно.
Весь день потом он старался не замечать их.
Остервенело долбил лопатой землю, до ломоты в руках таскал ведра с картошкой, делая вид, что не слышит заливистого смеха Софьи, не видит, как Андрей, раскрасневшись, носится за ней по полю, а она дразнит его, играет, зовет, протягивая руки, и снова пускается наутек…
У вечернего костра они сидели рядом на бревне. Андрей наигрывал что-то на гитаре, а Софья, не отрываясь, смотрела на его губы, выпевавшие слова очередной романтической баллады.
Кирилл наскоро сжевал порцию каши с тушенкой, отпихнул протянутую ему кем-то жестяную кружку с плескавшимся в ней самогоном и пошел прочь в сгущавшихся осенних сумерках.
Уже у самых дощатых бараков, где их разместили на ночевку, его догнал Андрей, дернул за плечо:
– Слушай, что происходит, а? Я тебе где-то дорогу перешел? Что ты на меня бычишься?
– Нормально все, – выдернул плечо из его цепких пальцев Кирилл. – Иди давай, развлекайся, поклонницы скучают.
– Ты из-за Софьи, да? – не отставал Андрей. – Ну, ответь, что ты, как этот?
И Кирилл решился на откровенность.
– Да, из-за Софьи, – буркнул он, глядя в землю. – Нравится она мне, понимаешь? По-настоящему нравится. Я ни к одной девчонке никогда… Ты не думай, я против тебя ничего не держу, я же понимаю… Но я не могу, не могу смотреть, как вы… Ладно, забей. – Он махнул рукой. – Ты тут ни при чем.
Он снова хотел уйти, но Андрей опять удержал его:
– Погоди, давай перекурим.
Они присели на дощатое крыльцо барака, в темноте замигали две красные точки на концах сигарет.
– Слушай, я же не знал, что у тебя так все серьезно, – растерянно заговорил Андрей. – Любовь до гроба и все такое. Если б ты сразу сказал, я бы никогда…
– Да брось, – оборвал его Кирилл. – Я же говорю, нормально все. Ты же не виноват, что она тебя выбрала. Не боись, топиться я не пойду!
Андрей помолчал немного, несколько раз глубоко затянулся, отшвырнул бычок в темноту, оранжевые искры запрыгали по земле.
– Ты брось фигней страдать, вот что, – решительно сказал он. – Баб на свете, знаешь, тысячи, а друг у меня один. И потом… Я думаю, ты ошибаешься насчет Софьи. Ни фига у нее ко мне нет, это она тебя дразнит, ревность хочет пробудить, понимаешь? Цену себе набивает, чтоб ты не думал, что с ней можно так просто…
– Ну да, как же, – насмешливо отозвался Кирилл. – Я для нее вообще никто, пустое место.
– А вот увидишь, – пообещал Андрей. – Точно тебе говорю! Что я, баб не знаю? Ладно, ты дрыхнуть уже, что ли, шел?
– Угу, – кивнул Кирилл. – Только я в эти хоромы, – он кивнул на серые стенки бараков, – не пойду. Неохота всю ночь дорогих однокурсников нюхать. Я там, позади, сарай с сеном видел, там и переночую.
– Ну, бывай! А я пойду, у костра еще граммов двести приму на грудь, – попрощался Андрей. – До завтра!
Кирилл зашагал к темневшему в сумерках покосившемуся строению.
Запах сена – сладкий, медовый, хмельной – опьянил его. Он повалился ничком на скошенную траву и закрыл глаза.
Она сама пришла к нему ночью.
И это было чудо, самое удивительное, что когда-либо случалось в его жизни.
Он проснулся от прикосновения холодных пальцев к своему лицу, вздрогнул, жадно втянул терпкий запах экзотических цветов, придвинулся ближе, все еще боясь открыть глаза, понять, что это всего лишь сон, который улетучится от одного неловкого движения…
– Какой ты теплый! – прошептала темнота голосом Софьи. – Я замерзла, обними меня.
И он обхватил ее руками, навалился всем телом, неловко ткнулся губами в висок. Ее руки проскользнули под футболку, ладони огладили спину, пальцы коснулись позвоночника…
И тогда он окончательно проснулся, тряхнул головой и открыл глаза.
Софья была почти неразличима в темноте, он видел лишь полоску зубов и яркие белки ее глаз.
– Ты… – похрипел он. – Ты пришла…
– Шшш, – шепнула она. – Не говори ничего!
Но он все же сказал, толкаясь губами в ее твердую маленькую ладонь, сказал то, что не давало ему покоя даже в эти удивительные минуты:
– Я думал… Разве тебе не Андрей нравится?
– Ну… – Губы Софьи жарко коснулись его уха. – Я же к тебе пришла, а не к нему.
Она потянулась к нему, и он впервые поцеловал ее.
Поцеловал, не чувствуя никакой нежности. Только жажду, только бешеное желание наконец утолить давно сжигавшую его изнутри страсть!
Он набросился на нее – жадно, торопливо, как будто боялся, что ее украдут, уведут от него. Черт его знает кто, может быть, даже Андрей…
Он рвал пуговицы на ее клетчатой ковбойской рубашке, сдирал тонкие кружева нижнего белья. Ему даже показалось, что любил совсем другую женщину, а эту просто желает. Но желание это – превыше всех остальных человеческих чувств…
– Подожди, подожди, – шептала она почти испуганно. – Не спеши! Я здесь! Я никуда не уйду.
Справиться с узкими джинсами трясущимися от вожделения руками было непросто. Она сама высвободилась из них, извиваясь, как змея. И он наконец смог ощутить всей кожей ее гибкое, подвижное, сильное – тело.
Умирая от жадности, от страха, что все исчезнет раньше, чем он успеет взять свое, он навалился на нее, чувствуя, как ее стройные золотистые ноги, которыми она так лихо вздымала фонтаны брызг в бассейне, обвиваются вокруг него.
Он почти ничего не понял, только отдельные сполохи ощущений – жарко, горячо, сильно, очень сильно, вскрик.
Кто это кричит? Он или Софья?
Хорошо… как хорошо…
Утром они проснулись вместе, сплетенные тесным теплым клубком.
Кириллу страшно было разжать руки, отпустить ее, позволить ей снова выскользнуть в какую-то свою, отдельную от него жизнь.
И он сказал:
– Давай поженимся!
Тусклый белесый свет пробился наконец сквозь ватную завесу туч. Затрепетали на ветру клейкие серебристые нити паутины, тянувшиеся между ветками де-ревьев.
Кирилл, очнувшись от воспоминаний, машинально оттянул левый рукав и взглянул на часы. Стекло пошло трещинами, под ним мелкими пузырьками сконденсировалась влага, стрелки показывали время аварии – 06.15.
– Интересно, сколько уже мы тут бродим? – Он задрал голову к небу, пытаясь определить время по солнцу, но оно так и не показалось сквозь серый – морок.
– Я ноги стерла, – жалобно сказала Софья и опустилась прямо на землю, вытянув перед собой длинные ноги в узких джинсах.
– Давай я посмотрю. – Андрей опустился перед ней на корточки и принялся стягивать с ее ступней – кеды.
