Ольга Карпович - Семейная тайна
– А вы сами-то кто будете? – подозрительно прищурился парень. – Говорите по-нашему вроде, а только не понять ничего.
– А ты, я смотрю, в роль-то вжился, – рассмеялся Андрей. – Ну, ладно, хорош… Нам реально не до шуток уже. Будь человеком, помоги, а?
– Слушай, мы заблудились, – подступила к парню Софья. – Бродим здесь, бродим, никак к людям выйти не можем. Одного деда встретили, да и тот какой-то помешанный оказался. Мы его спрашиваем: как до деревни дойти? А он все твердит, что нам покаяться надо и помолиться всем вместе. Представляешь? – Она засмеялась.
– А вот все они такие, попы эти недобитые! – с неожиданной злостью отозвался парень. – У меня самого бабка… стыдно сказать, дура деревенская… притащила домой попа ряженого однажды. Мне пятнадцать тогда было, болел сильно, она его и привела меня спасать. Я ей говорю: «Ты совсем из ума выжила, бабуня? Не верю я в это мракобесие». А она не отступает, и дед этот толстопузый в рясе все свою икону в рожу мне сует. Ну, я взял – да и как харкну на нее. – Он рассмеялся, совсем по-мальчишески.
– Эт ты, брат, конечно, переборщил малость, – поежившись, сказал Андрей.
Софье история парня тоже не показалась забавной, но она решила свое мнение оставить при себе – все-таки им от него не моральная устойчивость нужна, а указание дороги.
– Ну да, ну да… – покивала она. – Так я вот, значит, тебе и рассказываю… Ехали мы из Москвы…
– Из Москвы? – вдруг настороженно прищурился парень. – Неужели прямо из самой Москвы досюда добрались?
– А что такого? – не поняла Софья. – Мы же на машине…
– У вас еще и машина своя? – отступил солдатик на несколько шагов. – Вот, значит, оно что. То-то я смотрю, и одежда на вас какая-то странная, и говорите непонятно… Так, значит, по какой дороге приехали-то?
– Да вот по этой, блин, по асфальтированной, – не выдержал Андрей. – Кончай уже тупить, покажи нам: где ваша база или что там у вас – пункт сбора? Вас же где-то встречали, наряжали, задание давали. Там связь должна быть…
Парень вдруг принялся пятиться назад, глядя на Андрея расширенными глазами, отступил обратно в лес и кинулся наутек.
– Эй, ты чего, чокнутый? – выкрикнул ему вслед Андрей.
– Плохо подготовились, я вас раскусил, – донеслось из лесу. – Чтоб вы сдохли, шпионы проклятые!
Снова воцарилась тишина.
– Этот, по-твоему, тоже из дурки сбежал? – спросила Софья. – Какой-то слишком большой в этих краях процент шизофреников на душу населения, нет?
– Да все очень просто, – устало объяснил Кирилл, опускаясь на поваленное дерево у обочины. – Они же к этим играм всерьез готовятся, я читал. Повернуты на том, чтобы все было как по правде. У них и разведывательные отряды есть, вполне могут забраться на вражескую территорию в нормальной одежде, типа под видом случайных прохожих, и все разузнать. Вот он нас и принял за агентов вражеского лагеря. Может, у них команды, скажем, из Москвы и из Питера. Вот он услышал, что мы из Москвы, и напрягся.
– Дебил, – буркнул Андрей. – Наверняка у него мобила была. Могли бы сейчас уже в Москву по-звонить.
Кирилл снял очки, протер запотевшие стекла.
Этот парень в старой военной форме, Андрей, шагающий взад-вперед по обочине, Софья, поворачивающая голову, чтобы волосы быстрее высохли на ветру…
Все вместе напомнило ему тот день, восемь лет назад.
Он увидел все так ярко, как будто все это происходило с ним прямо сейчас: пропыленный салон «пазика», продранный дерматин на спинках сидений, наклейку с голой бабой в кабине водителя…
Ощутил запах бензина, пыли, вонючих папирос, которые всю дорогу смолил шофер, и – тонкий, терпкий, кружащий голову аромат духов Софьи.
Однокурсники галдели, рассевшись по своим местам.
– Что за совок? С какой стати в наше просвещенное время студентов гонят на картошку?
– Может, ректор с этим фермером старые кореши – вот и помогает ему, чем может, поставляет бесплатную рабсилу.
– Угу, я и говорю: работорговец хренов!
– Да ладно, чё ты, бухать будем два дня, не просыхая. Может, баб местных подснимем – а чё, деревенские телочки, кровь с молоком!
Кирилл почувствовал, что краснеет, и перестал прислушиваться к разговору однокурсников.
Софья вертелась на сиденье рядом с ним, ее роскошные длинные волосы цвета черного дерева, отливающие на солнце медью, копной лежали в капюшоне ветровки. Каждое ее движение, прикосновение рукава джинсовки, пряди волос жаркой волной отзывались в теле Кирилла, кружили голову. Он весь был полон ею – ее присутствием, близостью, запахом, ее весело дрожащими черными зрачками, ярким смеющимся ртом, черными бровями, то сходящимися на переносице, то беззаботно взлетающими вверх…
Она же не обращала на него ни малейшего внимания: крутилась, пихала под сиденье рюкзак, пересмеивалась с кем-то и постоянно краем глаза следила за Андреем.
Андрей, разместившийся напротив, щипал струны гитары. Для поездки «на картошку» он раздобыл где-то старую потрепанную гимнастерку и пилотку и теперь изображал бывалого фронтовика. Вокруг него, как обычно, сразу собрался народ: приятели, восторженные девицы.
Андрей скорчил глумливую гримасу – этакий Василий Теркин – и запел, ударив по струнам:
– Мы летим, ковыляя во мгле, мы ползем на последнем крыле…
Кирилл и Андрей дружили почти всю жизнь.
Многие удивлялись: что их может связывать, таких разных, не похожих друг на друга?!
Взрывной, нетерпеливый, яркий, острый на язык, смешливый Андрей – всегда в центре внимания, окруженный поклонницами, вечно с песнями, шутками и хулиганистыми проделками.
И Кирилл – спокойный, почти флегматичный, трезвомыслящий, избегающий шума и суеты, сторонящийся больших компаний, уже в свои восемнадцать производивший впечатление серьезного, основательного человека слова и долга.
Что у них могло быть общего?
А у них было общее детство —10 лет за одной школьной партой, «казаки-разбойники», жутковатые рассказы про «синюю руку» в пионерском лагере, сбитые коленки, Том Сойер и Гекльберри Финн…
Первые тайны, двойки, драки – но они всегда были вместе и стояли друг за друга горой!
Родители Кирилла привечали Андрея: парень рос без матери, она умерла давно, когда Андрей был совсем ребенком, и мать Кирилла, женщина верующая и милосердная, жалела его, часто приглашала в гости и норовила накормить повкуснее.
Еще вздыхала иногда:
– Ты, Андрюша, прямо как сынок второй мне… Нам-то с отцом, кроме Кирюшки, других детей Господь не дал.
Кирилл не представлял себе жизни без Андрея, тот был для него как брат – взбалмошный, утомительный временами, слишком шумный, – но брат, самый близкий на свете человек, куда от него денешься. Они могли жестоко вышучивать друг друга на людях, комично препираться из-за какой-нибудь ерунды, но оба знали: что бы ни случилось – они всегда придут друг другу на помощь, выручат, вытащат отовсюду.
