Алексей Колышевский - Откатчики. Роман о «крысах»
– Феноменально! Но зачем ему это?!
– Ты знаешь, я задала ему тот же самый вопрос. Я спросила, для чего он решил так поступить. Вначале он придумал о себе множество неправдоподобных историй и даже однажды вполне натурально получил по голове от одного из рассерженных этой бесконечной ложью «сетевого жителя». Знаешь, что он ответил? «Я, – говорит, – придумал все это для того, чтобы потом было легче сочинять романы. Этот сетевой «я» – это как тренировочный макет человеческого тела для отработки ударов. Я видел, как и куда его бьют, и учил своих героев уворачиваться. Одновременно с этим я формировал по крупицам их образы, сотканные из противоречий того выдуманного мною персонажа и совершенно подлинной реакции на него обитателей Интернета».
– А за каким же чертом нужно было переносить свои фантазии в реальность, да еще и получить при этом, как ты говоришь, «по голове» не пойми от кого?
– Он ответил, что это ему было нужно для чистоты эксперимента, и после этого он понял, что добился своей главной цели. В существование его второго «я» поверили! Причем поверили настолько, что весь Интернет теперь буквально завален ссылками на высказывания и выдуманные истории этого писателя, по сути своей о нем же самом! Представляешь, он даже рассказывал всем о том, что он какой-то совершенно ужасный преступник, убийца и взяточник!
При слове «взяточник» Герману стало не по себе. Он даже переспросил:
– А почему именно «взяточник»? Что в этом такого уж особенного? У нас вся страна погрязла во взятках, и вообще… Не вижу здесь ничего оригинального.
Настя с изумлением поглядела не него:
– Ты шутишь? А по-моему, нет на свете преступления страшнее, чем брать взятки. Ведь это так цинично. Я ненавижу взяточников, – твердо произнесла она.
Герман промолчал. Он почувствовал, как краска вот-вот зальет лицо, и это выдаст его. Он поспешил вернуть разговор к прежней теме:
– Так ты говоришь, «для чистоты эксперимента»… Странный этот парень какой-то. Тебе он сам-то каким показался?
– Когда я читала о нем все эти отзывы, где его мешали с дорожной пылью и навозом, то и у самой меня заранее возникло к нему стойкое отвращение. Я даже дала себе слово больше никогда не покупать ни одной его книги. Но когда мы встретились, то спустя пять минут я поняла, что это совершенно другой человек. Большой умница, с отличным чувством юмора и многогранным талантом. Мы проговорили с ним более четырех часов, а в конце я все же не выдержала и задала ему, как мне казалось, «каверзный» вопрос. Я спросила, не мешает ли ему все еще доносящийся из Интернета возмущенный гул сотен сетевых обитателей, которые не желают мириться с тем, что он так долго водил их за нос? И ты знаешь, что он ответил? «Когда ты каждую ночь творишь новые миры, то шипение призраков, не имеющих даже собственных имен, кажется тебе надоедливой трескотней цикад за окном, и все, что ты хочешь сделать, умещается в одно простое желание: встать из-за стола и закрыть окно. Но тогда в кабинете не будет свежего воздуха, который приносит новые идеи и помогает творить новые миры. Поэтому приходится мириться с присутствием цикад в твоей жизни».
Герман несколько раз хлопнул в ладоши, изображая аплодисменты. После этого рассказа он почувствовал прилив уважения к человеку, который так упорно шел к своей цели, да еще и придумал для этого свою собственную технологию.
Некоторое время они молчали. Наблюдали за уткой и плывущей следом вереницей из нескольких недавно вылупившихся утят. И Герману показалось, что Настя сейчас думает о том же, о чем и он сам. А Гера думал об их с Настей утятах.
Когда страховка помогает
Кончился июнь. Миновала первая декада июля, и, как это бывает после того, когда лето подходит к своей середине, дни полетели один за одним с космической скоростью. Схема Германа работала с прежней отдачей. Чернушин купил себе первый приличный костюм, часы «Longines» в золотом корпусе – предел мечтаний российского менеджера и автомобиль «Peugeot» – предмет постоянного оргазма российского менеджера. Гера ставил свой «AUDI» на охраняемую стоянку в двух кварталах от работы и с удовольствием шел до офиса пешком несколько минут. Все его мысли были о Насте, и он любил эту короткую прогулку за то, что она давала ему возможность подумать о своей любви, не отвлекаясь на дорогу во время управления автомобилем. Единственным облачком, которое постепенно из небольшого белого пятна на небе превращалось в приличных размеров грозовую тучу, была его ложь насчет мнимого эскулапства. Он опасался, что эта ложь всплывет в самый неподходящий момент, но так и не смог найти в себе силы признаться Насте. Он постоянно отбрасывал эту мысль, но она, как и все неприятные мысли, также имела свойство быстро возвращаться на прежнее место.
А в остальном жизнь была безмятежной, и он периодически подумывал о том, что не за горами тот день, когда Настя наконец решит расстаться со своей природной чистотой, подарив ее именно ему, а он сделает ей предложение выйти за него замуж. Признаться в том, что кардиохирургия имеет к нему весьма отдаленное отношение, Герман планировал уже после свадьбы, когда, по его мнению, серьезного охлаждения отношений между ними не должно было произойти, ибо счастливое супружество подразумевает прощение и терпимость ко всему, кроме, разве что, измены. Да и то, впрочем, не всегда.
Пить Гера почти совершенно бросил. Он проводил все свободное время с Настей и даже на свои «откатные» встречи заявлялся не более, чем на полчаса. Он объяснил «шестерке», что продолжать прежние загулы не представляется более возможным, и лишь со Светой из «Пудинга» у него изредка бывали скорые свидания, которые он считал лишь необходимой здоровому организму сексуальной разрядкой, и не более того.
Герман побывал в квартире Насти, в том самом знаменитом «доме номер один» в Бобровом переулке. Познакомился с ее родителями. Это и впрямь оказалась добропорядочная и очень респектабельная московская семья. Мать Насти была актрисой и служила в Театре на Таганке, а отец уже очень долгое время являлся ректором одного из московских технических вузов. Настя была поздним ребенком, они встретились, когда обоим было около сорока, и от этого отец и мать Насти казались еще более респектабельными, «упакованными» стариками. Они радушно приняли, как им показалось, «милейшего доктора» и интеллигентного молодого человека, да к тому же, совершенно очевидно, еще и весьма материально обеспеченного. Мать Насти мгновенно увидела в нем достойную кандидатуру будущего мужа для своей единственной и ненаглядной дочери, а отец хоть и побыл вначале, как и всякий, имеющий дочь красавицу, немного ревнивцем, но вскоре, к тому же обработанный своей супругой, он открыл свое сердце Гере и постоянно во время его визитов норовил затащить Геру за шахматный стол. Герман собирался купить две путевки в Испанию и сделать Насте предложение, сидя с ней на той самой полоске песчаного пляжа Бискайского залива и встречая восход солнца.
