Владимир Степаненко - Точка росы
«Андорова», — оглядываясь по сторонам, как пугливый ушкан-заяц, Филька потащил бригадира за избу.
«Где ты пропадал? А, Пирцяко?»
«Далеко ходил. Льдистое море хотел посмотреть!»
«Понравилось?»
«Наша тундра лучше».
«Была. Раньше была. Из тайги глухари прилетали токовать. Садились прямо на крышу фактории».
«Помню. Ты рассказывал. Филька, а где ж ты был? Я хотел уже уезжать».
«Дома. Куда я денусь? Без меня вы пропадете. Макароны у кого есть — у Филимона Пантелеевича; дробь и порох у кого можно купить — у Филимона Пантелеевича!»
«Зачем замок прицепил?»
«Большой Мужик избу у меня хотел забрать. Хо-зя-ин! Аэродром построил! Ты-то как добрался»?
«Меня с деревянного города комар притащил!»
«Вертолет?»
Пирцяко Хабиинкэ согласно кивнул головой.
«Врешь? Научился врать, как Ядне Ейка!»
«Я давно не вру, — с обидой сказал бригадир. — Сероко меня видел! Его спроси!»
«Хоть он и председатель сельсовета, но тоже болтун. Новую шляпу у меня требует. Забыл, когда последний раз ходил за белкой!»
«Сероко никогда не был охотником».
«Что точно, то точно. Факторию надо закрывать. Кому нужна фактория? Приезжие мужики не охотники».
«У них другое дело, — Пирцяко Хабиинкэ вспомнил своего знакомого тракториста. — Для маленького дела не нужно много людей, а при большом и сотней мужиков не обойтись. Филька, ты должен знать!»
«Не Филька, а Филимон Пантелеевич!»
«Когда идет загон песцов, сколько сразу выезжают в тундру мужиков на оленях!»
«Впятером не загнать!»
«Большому Мужику требуется много мужиков. Я видел, как из земли вылетел огонь. Ни ты, ни я не знаем, где прячется огонь. А Большой Мужик умеет его находить!»
«Ты стал защищать Большого Мужика. Забыл, кто загнал твоих оленей?»
«Хватит болтать, — сказал недовольно Пирцяко Хабиинкэ и засопел от злости. — Язык у тебя без костей. Однако, ты дверь отворяй. Я за товаром приехал. Макароны давай, баба велела. Песцов тебе привез. Не шибко много, но привез. Парню дробовик надо. Букварь надо!»
А теперь у Няколи много разных книг. И Мария — жена Большого Мужика — сильно хвалит сына: много знать будет, хорошо учится.
Пирцяко Хабиинкэ вспомнил, как учился сам. В интернате получил букварь, тетради и цветные карандаши. Особенно поразили краски на круглой картонке. Все до одной перепробовал. Послюнявил палец — вышла черная туча, потер второй кружок — рыжая росомаха, попробовал рядом — трава. Красный цвет напомнил полянку с каменоломками. Началась война, и отец забрал его из интерната.
Пирцяко Хабиинкэ выпил еще одну чашку чая и перевернул ее вверх дном. Глаза слипались. Он вытянул ноги.
— Жена, один мужик заснул. — Он прикрыл заячьим одеялом сына. — Пора и мне залечь!
2В тундре никто из оленеводов не ведет счет дням. Природа сама переворачивает листы календаря. Не успел Пирцяко Хабиинкэ перегнать стадо на новое пастбище, как подкатил на аргише месяц Большой Темноты. Ка небе ни одной сверкающей звезды. Пропала надолго куда-то луна. Небосвод как будто задернули огромными полостями нюков из оленьих шкур.
Чтобы не заблудиться, пастухи перестали ездить друг к другу в гости. Заказан им путь и в Уренгойскую факторию, и в свой колхоз по неотложным делам. Без звезд дорогу не отыскать!
В конце недели снег начал терять крепость. Олени легко его копытили и добирались до ягеля. Ягель отсырел и остро пах щавелем. Животные не разбредались по сторонам, а паслись кучно.
Подошло время снимать охотникам капканы. Начался гон песцов. Самцы забегали по тундре, простегивая снег прямыми строчками следов. Призывно лаяли, выдавая себя.
— К-ко-ко-е-е!
А с бугров летел ответный лай самок. Голоса у них тоже призывные, но со звоном колокольчиков:
— Кье-кье-кье!
Месяц Большой Темноты торопил весну. Она уже шагала за спиной у каждого тундровика со своими заботами, светлыми днями, слепящим снегом, шумным гомоном птиц, прибавлением в стаде. После вскрытия рек и озер — ловля рыбы. В сети пойдет пелядь, нельма и муксун.
Пирцяко Хабиинкэ не отпускали думы. В голове одна забота — стадо. Пали олени — он виноват. Порезали волки важенок — отвечай. Весь спрос с него, бригадира.
В каждый свой приезд в стадо председатель шел в чум к бригадиру. За чаем и едой расспрашивал о делах, выкладывал последние новости. Потом беседовал с пастухами Хосейкой и Дмитрием. Никогда не обижал их вниманием, но всегда подчеркивал, что старший над ними Пирцяко Хабиинкэ.
Председателя колхоза и зоотехника надо ждать в месяц Отела. Может, прикатит и продавщица с товарами.
Проснулся Пирцяко Хабиинкэ в тревоге. Чум успело выморозить. Костер давно погас. Про себя бригадир похвалил жену, когда увидел котел, стоящий на углях. Он протер глаза еще теплой водой и прислушался. Поразила тишина.
Вчера под вой ветра он долго играл с Няколей. Загадывал ему разные загадки, какие помнил от отца и матери. Заснули все поздно под верховой ветер. Сейчас он не слышал ни верхового ветра, ни нижнего, который всегда гнал поземку между застругами.
Пирцяко Хабиинкэ встал во весь рост и царапнул головой по провисшему нюку. Отсырели шкуры — погода испортилась, повернуло на тепло. Не натягивая малицы, выглянул из чума.
Теплый ветер залепил лицо кашей из снега и дождя. По мокрым щекам заскользили капли, стекали под ворот рубахи, холодя шею.
В чуме жена уже сидела перед костром, раскладывала веточки яры. Она знала, что должна напоить мужа чаем, накормить сытно перед дорогой в стадо.
Скоро запылал огонь. Женщина не скупилась на хворост. Дым не рвался вверх, а кружился по чуму, как испуганные олени.
Пирцяко Хабиинкэ пристально смотрел на мечущиеся языки огня. Хотел понять, кто посмел разогреть зимой ветер. После оттепели снова вернется мороз. Скует ледяной коркой наст, и оленям тогда не пробить его копытами, не добраться до ягеля и травы. Одно спасение — колоть лед топорами. Но много ли сумеют сделать три мужика! Няколя еще не дорос, а то бы ему тоже вручили топор.
После несчастья приедет председатель с зоотехником. Выслушают рассказ бригадира о падеже оленей от холода. Пирцяко Хабиинкэ вздохнул, не в состоянии ничего придумать, не зная, как отвести надвигающуюся беду.
— Абурдай, — сказала жена и пододвинула большую миску с жирными кусками холодной оленины.
Лежащая у порога лайка вскинула острое ухо. Разбросала прилипших к соскам щенят и выбежала из чума. Громко залаяла.
— Ветер несет нам раннего гостя! — сказал бригадир и по обычаю приготовился встретить прибывшего. Накормить его и напоить чаем.
Жена без напоминания мужа поставила на стол чашку…
— Ань-дорова! — сказал, входя в чум, Ядне Ейка. Протянул озябшие руки к костру. С капюшона и малицы капала вода. — Злой ветер притащился! Хад проиграл борьбу!
— Злой! — Пирцяко Хабиинкэ с удивлением разглядывал охотника. Он ожидал приезда кого угодно, но только не Шатуна, как он называл охотника, не жалуя его своим расположением.
Ядне Ейка сел к столу. Жадно отхлебнул горячий чай. Опорожнив три чашки, решил передохнуть. Утолив малую жажду, заговорил, обращаясь к хозяину.
— Капканы ездил снимать.
— Так поздно?
— Большой Мужик задержал, — сказал охотник с гордостью. — Мои глаза теперь так много видят, что все и не рассказать. На лыжах я ходил в Медвежье, глаза маленькими были, как щелки. Полетел на вертолете, глаза большими стали — половину земли прочитал. По Пуру сохатых мог пересчитать.
— Ты там тоже ставил капканы?
— Капканов у меня здесь хватает. Летал с мастером Глебовым.
— Зачем вертолет гоняли?
— За инструментом. — Ядне Ейка с вызовом посмотрел на бригадира и сказал: — За шарошками летали. Большой Мужик приказал! Большой Мужик ждет тракторный поезд у Медвежьего.
Ядне Ейка испугался, ожидал, что при упоминании о Большом Мужике Пирцяко Хабиинкэ взорвется. Он виновник гибели его оленей, скитаний по тундре. Но, видно, переболела боль, и Пирцяко спокойно слушал охотника. Кивал головой и врать не мешал. Про себя повторял непонятные слова. А набралось их много: шарошка, бур, керн, свечи, верховой.
Наговорившись, Ядне Ейка снова принялся пить чай.
— Сколько хвостов взял?
— Мало-мало есть! — Ядне Ейка широко улыбнулся. В узких глазах-щелках заметались озорные огоньки. — А ты как промышлял?
— Есть немного хвостов. Плохой ветер прибежал!
— Дорога упала. Мои собаки не бежали, а вязли в снегу.
Пирцяко Хабиинкэ жадно ловил каждое слово. Примерял на себя. Но все мысли были сосредоточены на стаде. «Шатун напьется чаю. Отлежится до вечера в чуме, а ночью отправится в путь. Собаки не олени — для них не надо копытить снег!»
Ядне Ейка грыз мясо, обрезая маленькие кусочки около самых губ острым ножом. Он сделал его из напильника, выпросив у Большого Мужика. Охотник выпил еще одну чашку чая и перевернул ее кверху донышком. Сообщал хозяйке, что напился досыта. Откинулся на шкуры и громко захрапел. Пирцяко Хабиинкэ удивился спокойствию Шатуна. Разве он имеет право спать при южном ветре? Олени с трудом потащат беговые нарты. То и дело будут проваливаться в снег.
