Ричард Олдингтон - Дочь полковника
— Ай! — вскрикнула Джорджи.
— Что такое? — с некоторой тревогой спросил Перфлит. — В чем дело?
— Они там… эти двое…
— Какие двое? А, вы имеете в виду этих двух поклонников Астарты на диване? Пустяки! Вы скоро с этим свыкнетесь. Скажите спасибо, что они хотя бы разнополые.
— Какой ужас! — пробормотала Джорджи. — Как Марджи может приглашать подобных людей! Я пойду скажу, чтобы она их уняла.
Тут жрица любви чуть откинулась вбок и отвесила джентльмену солидную оплеуху, а он уткнулся в сгиб локтя и прохныкал:
— Не будь же такой садисткой, Джоан!
А Джоан ответила:
— Врешь! Ты только этого и хочешь, гомосексуальное ничтожество, мазохист! — И, спустив ноги на пол, она принялась невозмутимо пудриться.
Пораженная ужасом, Джорджи готова была кинуться на поиски Марджи, чтобы предотвратить скандал, но Перфлит решительно усадил ее на место.
— Сидите тихо и не кипятитесь, — сказал он. — Нас это не касается, и если Марджи не считает нужным возражать, так и не вмешивайтесь. Унять этих эксгибиционистов совсем нетрудно: просто не надо на них смотреть — и только.
Джорджи шокированно молчала в тисках изумления и ужаса, а Перфлит продолжал сыпать у нее над ухом тем, что считал блестками остроумия. Джорджи его почти не слышала и, конечно, не улавливала в его словах никакого смысла. Она оглядывалась по сторонам в поисках Джоффри: пусть он скорее уведет ее из этих садов Армиды, царства мимолетной любви. Но Джоффри нигде не было видно. Что он делает? Куда он пропал? И где Марджи? О чем она думала, когда приглашала таких жутких людей? Жизнь, подумала Джорджи, стала невыразимо страшной. Сначала Лиззи с ее многомужеством, потом Перфлит с его… унизительными замашками, потом доктор, которому, право же, никакие следовало доверять раздетую девушку, потом эти Ригли и вот теперь эти жуткие двое — они же нисколько не стесняются не только щеголять невоспитанностью и грубостью, но и проделывать на глазах у всех такое, чего порядочная девушка не решится допустить и в полном уединении. Какое счастье, что она не привела с собой мамы! Тогда бы ее знакомству с Марджи сразу пришел конец, а ведь не может быть, что Марджи хотя бы знает — и уж тем более одобряет — то, что тут происходит. Да и вообще это, наверное, прискорбная случайность — двое сумасшедших затесались… Но, к ее вящему ужасу, не успела эта парочка освободить диван, как его тотчас заняла другая и недвусмысленно продемонстрировала все признаки самой интимной близости. Совсем уже невыносимо, какой-то омерзительный кошмар! Джорджи повернулась к Перфлиту, который взирал на новую парочку с благодушным сарказмом, и сказала твердым голосом:
— Будьте добры отыскать мистера Хантер-Пейна.
— А?
— Будьте добры отыскать мистера Пейна и прислать его ко мне… Того, с кем я приехала. Я хочу, чтобы он проводил меня домой.
— Боюсь, я его не узнаю, даже если и найду, — холодно ответил Перфлит. — Не торопитесь так, рано или поздно он сам найдется.
Джорджи намеревалась повторить свою просьбу более решительно, но тут к ним подошла девушка с удивительно золотыми коротко подстриженными волосами, удивительно худыми искусно подрумяненными щеками и огромными молящими глазами. Она выглядела такой плоской и тоненькой, одежда ее была такой воздушной, что Джорджи невольно представилось, как порыв мартовского ветра уносит ее, словно сорванную с чьей-то головы шляпу. Она курила сигарету в длинном голубом мундштуке.
— С кем это вы, Реджи? — спросила она.
— Разрешите, я вас познакомлю, — ответил Перфлит, даже не привстав. — Джорджи Смизерс — Долли Кейсмент. Она вашего толка, Долли, — добавил он злокозненно.
Долли мгновенно опустилась на диван и взяла Джорджи за руки.
— Милая! — вскричала она. — Я просто умирала от желания познакомиться с вами!
— Со мной? — в недоумении переспросила Джорджи.
— Ах, не притворяйтесь! Я столько о вас слышала! Верно, Реджи?
— На меня не ссылайтесь, — сказал Перфлит. — Вы отлично знаете, что я вам про нее ни слова не говорил.
— Ну какая же он свинья, правда? — весело сказала девица, прижимая руки Джорджи к себе так, что Джорджи почему-то смутилась. — Мужчины отвратительны, правда?
— Иногда, — согласилась Джорджи.
— Я знала, что вы это чувствуете! — Она вновь притянула к себе руки Джорджи. — Едва я вас увидела, как подумала: «У нее такой чуткий, такой утонченный вид, что она, конечно, не-на-ви-дит мужчин!» Не смейтесь так, Реджи!
— Но я уверена, что вы не могли обо мне ничего знать, — сказала простодушная Джорджи. — Вот только если Марджи…
— О Марджи! — Мисс Кейсмент умудрилась вложить в эти два слога сокрушительное презрение. — Знаете, милая, она с гнильцой, нет, честное слово. Я только что видела, как она у окна за гардиной болтает с мужчиной, словно безумная. От-вра-ти-тель-но!
«Джоффри!» — подумала Джорджи, и ее уколола ревность. Вслух она сказала:
— Ну если не Марджи, то, право, не знаю, кто еще мог бы…
Девица возвела вверх молящие фиалковые глаза и показала тоненькую модильяниевскую шею, переходившую в очень плоскую грудь.
— Дайте подумать… А да! Вы, наверное, знакомы с Хетер Солсбери?
— Нет, — сказала Джорджи.
— Нет? Как это вам удалось? Ах, поняла: конечно же вы принадлежите к тому кружку! Значит, я слышала о вас от леди Трентон.
И она придвинулась так тесно, с такой мольбой уставилась в глаза Джорджи, что та почувствовала себя даже еще более неловко, чем Алиса в толпе зверушек. Перфлит веселился, глядя на них, хотя ни единой улыбкой не выдал своего ликования.
— Нет, — Джорджи растерянно покачала головой. — Боюсь, я о ней даже не слышала.
— Так, значит, вы — не наша? — вскричала мисс Кейсмент, отбрасывая руки Джорджи к ней на колени и меряя ее негодующим взглядом. Перфлит решил, что пора вмешаться.
— Оставьте, оставьте, Долли! Мисс Смизерс жила вдали от света и не способна отличить Колетт от Кокто.
Мисс Кейсмент встала, посмотрела на Джорджи с самым утонченным hauteur[29] и отошла от них.
— Какая странная особа! — сказала ошеломленная Джорджи. — Но она удивительно хорошенькая, правда?
— Удивительно, — сухо согласился Перфлит. — Я называю ее лилией Недуга, возросшей из тайного ила. Одной из лилий Лес… Боже великий, что вы тут делаете, Мейтленд?
Последние слова были обращены к человеку с усталым немолодым лицом, который, улыбаясь, остановился возле них. Перфлит познакомил их и шепнул Джорджи на ухо:
— На войне был несгибаем — даже Военного креста не получил.
Мейтленд сел на место, которое только что освободила мисс Кейсмент, но не стал ни сжимать руки Джорджи в своих, ни прижиматься к ней. Джорджи почувствовала к нему искреннюю благодарность: ей уже казалось, что в этом странном, в этом перевернутом вверх тормашками мире никто ничем другим не занимается.
— Извините мое любопытство, если оно неприлично, — сказал Перфлит, — но я очень хотел бы узнать, как вы сюда попали. Вот уж никак не ожидал встретить вас среди этой банды.
— Нелепо, верно? — со смехом согласился Мейтленд. — Но, видите ли, Стюарт был начальником адъютантского отделения штаба моей дивизии. На днях я встретился с ним в клубе, и он пригласил меня приехать сюда в любую удобную мне субботу. Я не знал, что он куда-то отбыл. Но, должен сказать, его дочь была удивительно любезна и радушна.
— О, она здоровая натура, — сказал Перфлит. — Эта вечеря любви не совсем в духе ранних христиан, просто очередной взбрык от избытка молодых сил. А так она очень милая девушка, не правда ли, Джорджи?
— Очень милая, — согласилась Джорджи без особого жара.
Где, где Джоффри? Что они там делают?
— Веселенькое зрелище, — заметил Перфлит, обводя взглядом гостей, которые от коктейля к коктейлю вели себя все более развязно. — Как должно теплеть у вас на сердце от созерцания мира спасенной демократии.
— Честно говоря, мне все это чертовски безразлично.
— Неужели? — вопросил Перфлит. — А я так питаю к происходящему живейший социологический интерес. Мне чудится, что время от времени до меня доносится отдаленный грохот повозок, съезжающихся к гильотине, пусть и метафорической.
Джорджи недоумевала. О чем, собственно, он говорит? Однако ее сосед, видимо, понял.
— Вы оптимист, — сказал он. — У кого, по-вашему, хватит духа ими править?
— О, — небрежно обронил Перфлит, — неизбежное tiers état[30], гнусная чернь, порнофильствующий пролетариат.
— В очень раннем возрасте я стал принципиальным зрителем, — сказал Мейтленд. — И мне абсолютно все равно, что они делают. Пусть их.
— Какой вы превосходный столп Империи, — съехидничал Перфлит. — Придется доложить о вас в генеральный штаб. Но если серьезно, Мейтленд, чего вы хотите, о чем вы думаете?
