Назим Ракха - Плакучее дерево
Ирен принялась разглядывать проезжавшие мимо машины.
— Что же мне делать, если Дэниэл откажется?
— Я же очень хотела бы знать, что ты станешь делать, если он все-таки согласится на встречу с тобой? — вопросом на вопрос ответила Блисс. — Ты же знаешь, его не хотят сейчас тревожить. Мистер Мейсон говорит, что Дэниэл готов к смерти. Он уже примирился с ее неизбежностью.
Ирен остановилась:
— Не верю этому.
— А я верю. Сама подумай. Что еще остается твоему Роббину? Из тюрьмы тебе его не вытащить. В лучшем случае он добьется нового суда, и ему дадут пожизненное. Думаешь, ему это нужно — жить бок о бок с кучкой полоумных уродов, которые только и мечтают о том, чтобы сделать друг другу какую-нибудь подлость? Ты права. Эти женщины, знай они хотя бы крупицу того, что происходит за этими стенами, ни за что не приехали бы сюда с детьми. Все это печально. И если ты мечтаешь о том, о чем, как мне кажется, ты мечтаешь, я скажу вот что. То, что ты делаешь, даже из самых благих побуждений, причинит Роббину лишь новые страдания. Во всяком случае, мне так представляется. Как бы ты ни старалась, Дэниэлу Роббину не светит помилование.
— Но если люди узнают, что он не виноват, что это была ошибка…
— У него был пистолет. Он находился в нашем доме. Ты добьешься нового суда, и люди узнают две вещи: Роббин был в нашем доме вместе с Шэпом и попытался убить помощника шерифа, отца, пытавшегося защитить своего сына.
— Но, Блисс…
— Мама, послушай, это моя профессия — выносить такие суждения. Как ты думаешь, что я сделала после телефонного разговора с отцом?
Ирен недоуменно посмотрела на дочь.
— Я обзвонила всех своих знакомых адвокатов. Все они согласны с тем, что, несмотря ни на что, Дэниэлу никогда не выйти на свободу из этой тюрьмы. Ты можешь и дальше бороться за него, можешь втянуть в это дело отца, если пожелаешь, но это ничто не изменит.
— Но это могло бы спасти ему жизнь.
— Есть разница между такими вещами, как сохранить ему жизнь и подарить жизнь, причем немалая.
Автобус остановился, и из него вышли женщина и маленькая девочка. Женщина застегнула куртку и натянула на голову дочери капюшон. После этого обе зашагали к воротам тюрьмы.
— Так что же мне сказать, Блисс? Если он согласится встретиться со мной, что мне ему сказать?
Блисс стояла лицом к ветру, и сильным порывом их откинуло назад.
— Попрощайся с ним, мам. Просто скажи — прощай.
Глава 47. 20 октября 2004 года
Мейсон подтолкнул через металлический стол, стоявший посреди комнаты без окон, зеленый лист бумаги. Роббин сидел по другую сторону — в наручниках, волосы растрепаны.
— Мне нужно знать о ваших распоряжениях.
Роббин подался вперед, прочитал написанное на листке и пренебрежительно усмехнулся:
— Завещание? Вы, должно быть, шутите. Откуда, черт побери, у меня может быть что-то такое, на что кто-то будет претендовать?
— В камере находятся ваши личные вещи, ваши рисунки. Кроме того, у нас хранятся те вещи, которые были у вас в момент поступления в тюрьму. Кто знает, может, у вас в каком-нибудь банковском сейфе хранится целое состояние, о котором вы нам не рассказывали?
— О господи! — рассмеялся Роббин.
— Что тут смешного? Над чем вы смеетесь?
— Над вами. Над этим. — Роббин кивнул на лист бумаги. — Над всем.
— Не вижу ничего смешного.
Роббин вздохнул так, как обычно вздыхает отчаявшийся родитель, желающий научить ребенка чему-то очень важному.
— Хотите убить меня и в то же время гарантировать, что мои вещи найдут свое место и владельца? Вам не кажется это странным?
Мейсон промолчал.
— Хорошо, тогда скажите мне, — произнес Роббин и откинулся на спинку стула. — Как обычно поступают в таких случаях?
— Обычно вещи забирают родственники. Разумеется, если захотят. Некоторые отказываются.
— И что происходит, если отказываются?
Мейсон сложил вместе ладони и сжал их коленями.
— В таком случае мы храним останки. А вещи выбрасываем.
— Останки?
— Да, прах. То есть я хочу сказать, что если родственники не объявляются, то обычно происходит следующее. Мы кремируем не только казненных, но и тех заключенных, которые по естественным причинам скончались в тюрьме. Их прах хранится в подвале главного корпуса.
На лице Роббина появилось выражение растерянности.
— Вы хотите сказать, что некоторые бедолаги вообще никогда не выходят отсюда?
Его слова рассмешили Мейсона.
— Ну, можно сказать и так.
— По-другому и не скажешь. — Приговоренный оттолкнул зеленый листок в сторону Мейсона, и тот скользнул по металлической поверхности.
Начальник тюрьмы сначала посмотрел на листок, а затем на Роббина. У него возникло смутное ощущение, будто он находится на краю чего-то — на краю крыши или утеса, когда на ветру развевается галстук.
— У меня есть для вас новость.
Роббин вопрошающе посмотрел на него.
— Приехала Ирен Стенли. Вчера приехала. Хочет увидеться совами.
Роббин даже не моргнул глазом.
— В час дня она придет в наш офис. Вместе с дочерью. Если хотите встретиться с ними, то я это устрою.
— Они уже здесь? — Слова Роббина прозвучали так, будто он спал.
— Ее дочь прилетела вчера утром из Техаса. Миссис Стенли приехала на машине из Иллинойса.
Роббин задумчиво наморщил лоб:
— Приехала сюда на машине? Но с какой стати? Зачем? Не понимаю. Это же противоречит правилам.
— Что вы сказали?
— Противоречит правилам. Я читал их. Миссис Стенли не может прийти сюда. Ее дочь тоже. По крайней мере, они не могут увидеться со мной.
— Существуют исключения из правил. В данном случае. Все зависит от вас.
— От меня?
Комната была маленькая, похожая на квадратную коробку, без окон. Никаких излишеств. Стол и два стула. Два человека — Мейсон и Роббин.
— Сначала я был против и до сих пор не знаю, как следует поступить в данном случае. Я не хочу, чтобы она испортила вам настроение, расстроила вас.
— Расстроила?
— Я не хочу, чтобы она усложнила происходящее.
— И по-вашему, она это сделает?
— Я этого не исключаю. Кроме того, встреча с вами ей тоже не пойдет на пользу. Тут есть над чем подумать.
— Тогда какого черта вы ей не отказали?
Мейсон тяжело сглотнул. Роббин покачал головой:
— Знаете, сегодня день помывки под душем. Горячая вода, шампунь. Я не могу пропустить такую приятную вещь.
— Ваш душ никуда не уйдет от вас. Если вы готовы к встрече, то она произойдет прямо сейчас. Через пять дней вас переведут в другую камеру. Больше никаких встреч, только со священником.
— О, спасибо и на этом.
— Я бы не стал отказываться от такой возможности. Это достойный человек, в обществе которого стоит провести последние минуты жизни.
— С кем, с Богом или со священником?
— Ни тот ни другой не причинят вам вреда.
— Ни тот ни другой не имеют ничего общего с людьми вроде меня, Генерал. В любом случае мне хорошо в моей камере. Не нужно меня никуда переводить. Я не причиню никакого беспокойства.
— Так нужно. Кроме того, это хорошее место. Там спокойно и чисто. Там есть душ, можно мыться сколько угодно.
— Заманчиво. Как на курорте.
— Я просто хотел сказать…
— Ладно, я вас правильно понял. Вам нужно лишь переместить меня в другую камеру, где я не смогу покончить жизнь самоубийством, верно? Камера смертников. Я знаю, что там происходит. Там будут следить за каждым моим шагом, даже если я подойду к унитазу помочиться. Я правильно говорю?
— Такова стандартная процедура.
— Процедура, — повторил Роббин. — Тогда ответьте на мой вопрос, хорошо? Зачем вы сказали миссис Стенли, что она может встретиться со мной? Вы же знаете, так же как и я, что это противоречит этой самой процедуре.
Его слова приперли Мейсона к стенке. Он всю ночь задавал себе этот же вопрос и не мог найти ответ. У него возникало лишь ощущение того, что его ждет что-то большое и важное и у него нет иного выбора, как разрешить эту встречу.
— Я восхищаюсь тем, на что вы и миссис Стенли способны… и… она проявила великодушие… — Он помолчал и, поскольку Роббин ничего не ответил, продолжил: — Так что вы на это скажете? Могу я передать ей, что вы согласны с ней увидеться?
На висках Роббина были хорошо видны вены. То же самое было и с его руками, голубые прожилки были отчетливо видны под бледной кожей.
— Какая сегодня погода? — неожиданно спросил приговоренный.
— Что, простите?
— Погода какая сегодня? Холодно, тепло, дождь, солнце?
— Пожалуй, холодно и дождливо. Не уверен, что обратил на это внимание.
— А следовало бы.
— Что?
— Вам следовало бы обратить на это внимание. Не стоит все воспринимать как должное. Никогда не знаешь, будешь ли жив завтра.
