Ровно год - Бенуэй Робин
— Ладно, пора закругляться, — сказала Нина, глядя, как они вынырнули на поверхность. — Вечеринка обычно заканчивается в тот момент, когда народ начинает сигать в бассейн.
— Почему? — спросила Лео. Взяв сестру за руку, она отодвинулась подальше от края трамплина, чтобы встать на ноги.
— Потому что от всего веселья остается лишь кучка мокрых чуваков, с которых натекают лужи. — Нина подтянула ее вверх, затем стряхнула с джинсовой юбки несуществующую грязь. — Погнали. Найдем Иста и свалим отсюда.
Они просто катаются по округе, опустив все стекла. Стаканчики с недопитыми и уже теплыми молочными коктейлями и газировкой так и торчат в подставке для напитков. Лео высовывает руку из окна, змейкой двигает ею вверх-вниз в стремительном потоке воздуха. По настоянию сестры она села вперед, но Нина сидит сразу за ней и так же шевелит рукой, так что они обе действуют с безмолвной синхронностью.
Именно в такие мгновения сердце Лео внезапно, до боли переполняется чувствами. Рождество и дни рождения тоже всегда сулят радость, однако неожиданное счастье от самых простых вещей в самые обычные будни ощущается гораздо сильнее. Свет оранжевого уличного фонаря озаряет машину Иста, они мчатся в никуда, и Лео кажется, что еще никогда в жизни она не была счастливее, чем сейчас.
— О-о-о, сделай погромче, скорее сделай погромче! — просит Нина. Ее телефон через блютус подключен к автомагнитоле, Ист жмет кнопку на рулевом колесе, и салон наполняется начальными звуками композиции Синди Лопер «Снова и снова». — Помнишь, как мама нам ее включала? — Перегнувшись через сиденье, Нина хлопает Лео по предплечью.
Все, Лео вернулась в реальность, сладостный миг растаял.
— Конечно помню. — Она действительно помнит.
— Точно! — вопит Нина. — Та самая! — Она тянется к Исту, точно он не услышит ее, если она не приблизится к его уху. — Мама всегда ставила нам музыку, которую слушала в юности, и постоянно включала эту песню.
— Мне нравится, — кивает Ист и делает звук еще громче, так что сиденье под Лео начинает вибрировать. Полное ощущение, что они не в машине, а на живом концерте.
Нина тут же притворяется, будто держит в руках воображаемый микрофон, и поет в кулак, словно рок-звезда на стадионе в концертном туре с аншлагом. Лео копирует сестру. Обе распевают во все горло, показывая друг на дружку перед припевом. Нина сгребает руку Лео, та крепко стискивает пальцы сестры, хохочет, поет и едва сдерживает слезы — так сильно ей хочется, чтобы это мгновение не кончалось. Она мечтает, чтобы оно длилось вечно.
Однако песня в итоге сменяется другой. Песня новая и популярная, но в ней нет этого щемящего налета ностальгии, и Ист слегка убавляет звук.
— Ладно, — говорит Нина, — теперь очередь Лео.
— Очередь Лео! — хлопая в ладоши, повторяет Лео.
— Не волнуйся, — обращается Нина к Исту, — ей пятнадцать, у нее есть права, и она водит как пенсионерка, так что все в порядке.
— Чего-чего? — возмущается Лео.
— Я просто цитирую папу. Не казни гонца.
— Я вожу не как пенсионерка! — протестует Лео.
— Так, — говорит Ист, — Лео может проехать за рулем, как пенсионерка, три метра. Не больше. И только по тихим переулкам, где нет машин. Боже, да у вас, сестрички, отличная команда!
Нина невозмутимо отхлебывает молочный коктейль.
— Мы знаем.
— Но правила прежде всего, — продолжает Ист. — Пристегнуть ремни.
— Ясно, — кивает Лео.
Нина, увлеченная коктейлем, не отвечает.
— Руль держать двумя руками.
— А куда еще их положить?
— Не разгоняться.
— Говорю же, она ползает, как черепаха, — с заднего сиденья подает голос Нина.
— Я соблюдаю осторожность, — спорит Лео.
— Папа сказал, быстрей пешком дойти, чем с тобой ехать.
Ист вопросительно смотрит на Лео.
— Он сильно преувеличил, — пожимает плечами та.
Нина коротко фыркает.
Они съезжают на обочину. Скоро полночь, на дороге никого, Ист и Лео проворно меняются местами. Над головой мерцает ночное августовское небо. Десятки созвездий указывают путь, и Лео успевает подумать о том, что часть этих звезд уже погасла, а их свет все еще идет.
— Музыку выбирает водитель, — объявляет Лео, пристегнувшись ремнем.
Ист и Нина недовольно бурчат, но Лео права и победа остается за ней. Она так волнуется, что даже забывает отрегулировать боковые зеркала и высоту сиденья, просто наклоняется вперед и выпрямляет спину. Нина включает следующую песню, и Лео, чувствуя под пальцами рулевое колесо, твердое и чуть шершавое, выезжает на дорогу. Звуки музыки мерцают и переливаются, совсем как звезды в ночном небе.
— Один кружок по кварталу, и все, — строго говорит Ист, и Лео кивает, хоть и уверена, что сделает не меньше двух кругов. Далеко впереди — встречный автомобиль, его фары едва видны над линией горизонта, но других машин нет, так что все в порядке.
На заднем сиденье Нина выворачивается из своего мешковатого розового худи, бросает его рядом с собой и начинает подпевать магнитоле. Даже Ист барабанит пальцами по боковой стойке в такт музыке. В волосах Лео — ветер, в сердце — любовь, и ощущение своих безграничных возможностей так распирает грудную клетку, что трудно дышать. Если это и есть счастье, то Лео его принимает.
Она давит на газ, крепче сжимает руль и с ликующим воплем устремляется вперед. Нина сзади бормочет:
— Уф-ф, из-за спины Иста ничего не видно, я пересяду.
Раздается щелчок отстегнутого ремня.
— Нина, лучше не… — начинает Ист.
Встречный автомобиль приближается, заполняет собой всю дорогу, а потом со всех сторон — только яркий свет. Мир взрывается и рассыпается на осколки, которые Лео уже никогда не соберет, несмотря на все старания.
17 августа, 00:54. 23 часа 28 минут до аварии
До Лео запоздало доходит, что Нина забралась к ней в постель.
Лео спит, ей снится что-то очень знакомое, доброе и светлое, что-то, чего после пробуждения она не запомнит. Хуже всего видеть такие сны, когда наяву остается лишь пустота и никаких воспоминаний, когда на задворках сознания шелестит слабый шепот, но стоит повернуть голову, как он исчезает.
Первое ощущение: холодно, и, кажется, не только ей. Лео выныривает из глубин сна, пробивается сквозь толщу волн к поверхности, открывает наконец глаза, шарит вокруг себя рукой и нащупывает простынь, подушку и сестру.
— Нина? — шепчет она и закашливается, потому что в пересохшем горле першит.
Она что, забыла закрыть окно? Так или иначе, сейчас оно распахнуто, воздух сырой и прохладный, с побережья в комнату вплывают прозрачные завитки тумана.
— Тсс, — шепчет в ответ Нина. Она придвигается ближе к Лео. — Мама спит, не буди ее.
— Ты замерзла.
— Знаю. — Сестра прижимается к ее спине и тихонько смеется, когда Лео, брыкаясь, отползает в сторону.
— Почему ты… У тебя мокрые ноги? — шепотом кричит Лео, затем пытается оттолкнуть сестру, но все, что ей удается, — пару раз шлепнуть ту по боку, обтянутому мягким одеялом.
— Я потеряла кроссовку, — Нина просовывает ступни между щиколоток Лео и накрывается одеялом с головой. Она всегда так спит, с самого детства. — Нам пришлось бежать по траве. Одна кроссовка свалилась.
Лео вздыхает, приподнимается на локтях и переворачивается лицом к Нине. Глаза старшей сестры лукаво поблескивают, в уголках собрались морщинки — она улыбается. Лео пересчитывает морщинки. Семь.
— Подвинься, — со вздохом бормочет она, отпихивая сестру, и Нина самую чуточку сдвигается в сторону, впрочем, продолжая греть ступни о ноги Лео. — Который час?
— Ночь на дворе.
— Удрала тайком?
— И тайком вернулась, вот что важнее. — Нина коротко потягивается, напомнив Лео Денвера в его щенячестве, когда песик так радовался прогулке или лакомству, что извивался всем туловищем, от головы до пушистого хвоста.
— Где ты была? — Лео безуспешно пытается подавить зевок.