Канта Ибрагимов - Дом проблем
— А теперь восвояси? — Ваха небрежно пнул один ящик.
— Ну, Ленин теперь никому не нужен. А зря, еще будут на него молиться! — Кныш бережно погладил перевязанные тома. — Полное собрание сочинений! ПСС! Пятьдесят пять томов! Тираж — миллион экземпляров! А сколько еще! Это вровень с Библией и Кораном! Во — сила! Она просто так не исчезнет, не умрет. Говорю, Ленин — пророк! Наравне с Иисусом и Мухаммедом.
— Вы это им скажите, — Мастаев вновь кивнул в сторону окна. — Они вас разорвут.
— Они? Ха-ха-ха! Во-первых, они ничего не поймут, придурки. А во-вторых, я прикажу, гм-гм, — он вдруг неестественно кашлянул, — что-то в горло попало. Разболтался я с тобой. Кныш, пить надо меньше! Это приказ! — при этом еще налил. — А ты что не пьешь? — Митрофан Аполлонович опрокинул рюмку, тяжелым взглядом уставился на Мастаева. — Знаешь что, — металлическая жестскость появилась в его тоне. — А насчет «восвояси» — ты мне это брось! Или тоже самостийности захотел?.. Так знай, — он ударил кулаком по столу. — Это Россия! Кругом Россия! И ни пяди земли — ни врагу, ни другу! Понял?
— Да, — вяло ответил Мастаев.
— Вижу, плохо понял. А теперь скажу, если бы не Ленин, которого ты только что пнул, у чеченцев не было бы ни республики, ни автономии, ни письменности — ничего!..
— А Сталин? — перебил Ваха.
— О Сталине другая речь. К тому же он почти ваш — кавказец. А впрочем, что я с тобой болтаю, неуч. Вот проведешь выборы президента Чечни, и учеба.
— Снова выборы? Зачем выборы? И так захватили власть.
— Но-но, все должно быть демократично и законно. Понял?
— Понял. А почему опять я?
— Коней на переправе не меняют.
— А ослов?
— Что? Ты это о ком?.. А, о себе. Тут ты на редкость прав. Поэтому и доверяем тебе.
— А когда выборы?
— Выборы через неделю, — настроение Кныша явно улучшилось. — Потом отпуск.
— Как я за неделю справлюсь?!
— А ты не печалься, «итоговый протокол» готов. Все нормально.
— Это у вас все «нормально», а я проведу честные выборы.
— Ты проводи, проводи. Поэтому мы тебя и держим, и ценим, чтобы знать действительную картину. Но ты знай, «итоговый протокол» готов. Да, кстати, забери его, — Кныш полез в сейф, — а то тут бардак, еще затеряю.
— А если я затеряю? — протест в голосе Мастаева.
— Не страшно, в Москве оригинал есть. А ты поторопись, времени в обрез, а к выборам прибудут как бы иностранные наблюдатели, в их числе и я. Кстати, вот деньги на избирательную кампанию — конечно, негусто. Казна страны опустела — разворовали Бааевы.
— Бедная страна, разваливается, — горестно вздыхает Мастаев. — Впрочем, кажется, вы тоже к этому развалу причастны.
— Но-но-но, когда «кажется», надо креститься, — оборвал его Кныш. — А я, к твоему сведению, был внедрен, дабы изнутри познать эту схему казнокрадства, так сказать, для… — он задумался и выдал: — Изучения!
— И обогащения, — подсказал Мастаев.
— Что?! Ты что-то распоясался!
— Что вы, Митрофан Аполлонович. Я хотел сказать, что ваше «изучение» ради интеллектуального обогащения.
— Ну да, — Кныш закурил, хмельным взглядом подозрительно искоса глянул на Ваху. — Что-то мне не нравится твоя болтовня. Занимайся выборами, а позже, позже я собью твою высокогорную спесь.
В избирательном деле Мастаев уже поднаторел, и хотя душа его к этим выборам не лежит, он все делает ответственно: первым делом решил проверить избирательные бюллетени. И что он видит? Вначале подумал, что над ним издеваются, а потом захохотал: на пост первого президента Чеченской Республики баллотируются два претендента — уже известный генерал-председатель и некто Кныш Мухтар-Эмин-Вахаб Абдул-Вадуд-Абасович.
Мастаев с бюллетенем побежал к Кнышу в Дом политпросвещения, но, увидев на улице лозунги: «Будущее Чечни — будет с Кнышем!» или «Голосуй за чеченца — патриота, ученого! Кныш наш Президент!», или «Ты — за свободную Чечню? Тогда — за Кныша», встал как вкопанный.
У Дома политпросвещения людей нет, потому что Кныш разогнал всех прочь, зато стояли две медицинские машины, и не какие-нибудь, а из военного госпиталя.
В «Обществе «Знание» Кныш лежит на диване, в одной руке капельница, в другую делают укол; оказывается, выводят из запоя, вечером необходимо кандидату выступать на телевидении, прямой эфир на весь Союз.
— Это кошмар! — увидев Ваху, простонал Кныш. — Я не виноват! Это они, идиоты. Мастаев, спасай.
— А как так получилось? — председатель избиркома тоже потрясен. И вот что он узнал из обрывочного рассказа кандидата.
О выборах даже не думали и не планировали. Ну, захватил генерал-председатель по-большевистски власть, ну и все, как Кныш знает, Ленин тоже никак выборов не проводил, сам себя назначил председателем Совнаркома и все; вроде никто не возражал, а кто возражал, тот пожалел.
Однако из Москвы пришла депеша, мол, времена иные, мир не поймет, словом, для легитимности необходимо провести выборы и как можно быстрее, — дату обозначили впритык, видать, что-то подсчитали.
Ну, Кныш, как солдат, всегда готов, тем более что все вроде заранее известно. И тут вновь указания из Москвы: на дворе — перестройка, гласность, демократия — генералу надо подобрать конкурента, мол, альтернатива и прочее Кандидат в президенты?! Абы кого с бухты-барахты не предложишь. Конкуренцию генералу тоже создавать нельзя — все для видимости. Так, были у Кныша кое-какие кандидатуры, да все же для верности надо в столице проконсультироваться. Вот и полетел он на сутки в Москву, и надо же такому случиться, в самолете рядом оказался давний, ну, так скажем, коллега, Кашаев.
Кашаев, некогда подающий надежды ученый, кандидатскую защитил, доцент, очень активный агитатор-пропагандист-атеист. Правда, в последнее время, к тому же не без благословения главного агитатора и пропагандиста Кныша, Кашаев стал поборником веры, независимости и сделал ряд сенсационных «открытий» по древней истории чеченского народа, что народу очень понравилось, появился к Кашаеву интерес.
Словом, Кныш и Кашаев начали эту историческую тему в самолете под коньячок, продолжили в московской гостинице и, когда наутро с больной головой Кныш явился в учреждение, то другой кандидатуры он и не мог вспомнить — так от руки (не совсем твердой) по-ленински просто написал: «Предлагаю — Кашаев М. А. (ведь «восьмиэтажное» имя и отчество не запомнить) — активный агитатор-пропагандист-атеист-утопист». А когда попросили фото для агитации, Кныш приписал: «P.S. Фото имеется в личном деле. С комприветом Кныш М. А.».
В стране СССР образца 1991 года идут, если не революционные, то какие-то масштабные преобразования. Все это отражается не только на Кныше. Видимо, поэтому работники из московского учреждения особо не стали себя утруждать изучением почерка Кныша и прочитали Кашаев как Кныш, в чем по сути разницы нет, разве что в графе — «национальность».
