Мейв Бинчи - Уроки итальянского
— Как его имя?
— Пол. Пол Мэлоун.
— Значит, я — Кэти Мэлоун? — с некоторым удивлением произнесла девушка.
— Нет, ты — Кэти Кларк.
— А сколько лет ему тогда было?
— Шестнадцать. А мне — пятнадцать с половиной.
— Да-а, — задумчиво протянула Кэти, — вспоминаю, как ты давала мне эти взрослые советы относительно секса, а я слушала, развесив уши.
— Если ты вспомнишь все мои советы и немного подумаешь, то поймешь, что все они верны, поскольку основаны на моем личном опыте.
— Выходит, ты любила его, этого Пола Мэлоуна? — с оттенком презрения спросила Кэти.
— Да, и очень сильно. Я очень его любила. Я была совсем юной, но считала, что знаю о любви все. Он тоже так думал. Поэтому я не стану теперь называть это «ошибкой молодости». Нет, все было всерьез.
— А где вы с ним встретились?
— На концерте. Я так сильно в него влюбилась, что часто караулила его возле ворот. У него постоянно были какие-то дополнительные занятия, но из-за меня он прогуливал их, и мы отправлялись в кино. Какое сказочное было время!
— И что потом?
— Потом я узнала, что беременна. Пол сообщил об этом своим родителям, я рассказала Па и Ма, и под нашими ногами разверзся ад.
— А разве вы не могли пожениться?
— Да что ты! Какое там пожениться! Я много думала об этом, сидя в своей комнате, которая теперь принадлежит тебе. Я мечтала, что в один прекрасный день Пол с букетом цветов постучит в нашу дверь и скажет: «Ну вот, теперь, когда тебе исполнилось шестнадцать, мы можем обвенчаться».
— Но этого, судя по всему, не произошло?
— Как видишь, нет.
— Но почему он не захотел остаться рядом с тобой и помогать, пусть даже вы и не были женаты?
— Таковы были условия сделки.
— Какой сделки?
— Его родители сказали, что, поскольку мы не ровня и у наших отношений не может быть будущего, для всех будет лучше, если мы прекратим всяческие отношения.
— Вот гады!
— Не говори так. Я до того момента ни разу их не видела, а Пол не встречался с моими Па и Ма.
— Стало быть, сделка заключалась в том, что он должен был бросить тебя с ребенком и больше никогда не общаться?
— Они заплатили нам четыре тысячи фунтов, Кэти. В то время это были очень большие деньги.
— Они вас купили!
— Нет, тогда мы так не думали. Две тысячи фунтов я вложила в акции строительной компании, чтобы, когда ты подрастешь, у тебя был свой капитал. С тех пор сумма значительно выросла, тем более что время от времени я делала дополнительные взносы. Оставшиеся две тысячи я отдала Па и Ма, поскольку им предстояло тебя растить.
— А этот твой Пол Мэлоун… Он считал, что все сделано по-честному — бросить четыре штуки, как кость, чтобы отделаться и от тебя, и от меня?
— Он не знал тебя. Кроме того, родители постоянно вдалбливали ему, что шестнадцать лет — слишком рано для отцовства, что он должен думать о своем будущем, о карьере, что наши с ним отношения были ошибкой и так далее, и тому подобное. Видимо, им удалось его убедить.
— Ну, и как сложилась у него карьера?
— Да, теперь он бухгалтер.
— Мой папа — бухгалтер! — с нескрываемым сарказмом проговорила Кэти.
— У него теперь есть семья — жена и дети.
— Ты хочешь сказать, что помимо меня у него есть еще и другие дети?
— Ну, конечно, именно это я и сказала. Двое, кажется.
— Откуда ты об этом знаешь?
— Не так давно о нем вышла статья в журнале про богатых и знаменитых.
— Но он же не знаменит?
— Знаменита его жена. Он женился на Марианне Хэйес. — Прищурившись, Фрэн следила за тем, какую реакцию вызовут ее слова.
— Мой отец женился на одной из самых богатых женщин Ирландии?
— Совершенно верно.
— А за то, чтобы отделаться от меня, заплатил каких-то жалких четыре тысячи?
— Сейчас это не имеет значения. В конце концов, в то время он еще не был на ней женат.
— Нет, это имеет значение! Потому что теперь он богат и должен дать нам что-нибудь.
— У тебя всего хватает, Кэти. Наша семья ни в чем не нуждается.
— Ничего подобного, у меня далеко не всего хватает, и у тебя тоже! — крикнула Кэти, и внезапно по ее щекам побежали слезы, которые она так долго сдерживала. Девочка плакала не переставая, а Фрэн, которую на протяжении целых шестнадцати лет она считала своей сестрой, гладила ее волосы, мокрые щеки и шею с той любовью, которую может испытывать только мать.
Когда на следующее утро семья собралась за завтраком, Джо Кларка мучило тяжелейшее похмелье.
— Кэти, будь хорошей девочкой, достань для меня из холодильника банку холодной кока-колы. У меня сегодня куча работы в Киллини, и за мной с минуты на минуту заедет грузовик.
— Ты сидишь ближе к холодильнику, чем я, — ответила Кэти.
— Хочешь вывести меня из себя? — спросил он.
— Нет, всего лишь констатирую очевидное.
— Ну, знаешь, я не позволю своим детям «констатировать очевидное» в таком недопустимом тоне! — выпалил Джо, покраснев от злости.
— А я не твой ребенок, — холодно парировала Кэти. Ее дедушка и бабушка — эти пожилые люди, о которых она привыкла думать, как об отце и матери, — даже не удивились. Женщина продолжала читать журнал и курить, мужчина проворчал:
— Я, черт побери, не хуже любого другого отца, который у тебя мог бы быть. Не упрямься, детка, подай мне коку, не заставляй меня вставать.
И тут Кэти поняла, что они вовсе не пытались от нее что-либо скрывать. Как и Фрэн, они полагали, что ей давно все известно. Кэти посмотрела на Фрэн, которая замерла, глядя в окно.
— Хорошо, Па, — сказала она, вынула из холодильника банку и налила коку в стакан.
— Хорошая девочка, спасибо, — сказал он и улыбнулся ей своей обычной улыбкой. Для него ничего не изменилось.
— Что бы ты сделала, если бы узнала, что твои родители на самом деле не твои родители? — спросила Кэти у Харриет во время перемены.
— Я бы обрадовалась, вот что.
— Почему?
— Потому что тогда я знала бы, что, когда вырасту, у меня не будет безобразного подбородка моей мамочки и бабушки и мне не пришлось бы выслушивать занудство моего папочки относительно того, что я должна учиться только на «хорошо» и «отлично».
Отец Харриет, работавший учителем, всей душой надеялся на то, что его дочь станет врачом, сама же Харриет мечтала стать хозяйкой ночного клуба.
— Ты что-нибудь знаешь о Марианне Хэйес? — спросила Кэти подругу чуть позже.
— Кто ж о ней не знает! Самая богатая женщина в Европе. А может, только в Дублине. И очень красивая. Я, правда, уверена, что у нее все искусственное: и зубы, и грудь, и загар, и волосы.
