Джонатан Франзен - Поправки
Он проснулся с зудящей эрекцией. Кэролайн рядом.
На ночном столике еще горел свет, но в комнате было темно. Кэролайн лежала в позе мумии, спина плотно прижата к матрасу, под коленями подушка. Сквозь ставни в спальню проникал прохладный и влажный воздух уходящего лета. Нижние ветви платана почти касаются окна, ни ветерка, даже листок не шелохнется.
На ночном столике Кэролайн лежал том в твердом переплете: «Ничейная полоса. Как избавить вашего ребенка от отрочества, через которое прошли ВЫ» (Карен Тамкин, доктор философии, 1998).
Похоже, она спала. Длинные руки, все еще упругие (трижды в неделю бассейн в Крикетном клубе), вытянуты вдоль боков. Гари залюбовался изящным носиком, широким ярким ртом, светлым пушком и слегка блестевшей полоской пота на верхней губе, конусом светлой кожи в зазоре между подолом футболки и поясом старых гимнастических шорт «Суортмор-колледж». Ближайшая к Гари грудь распирала футболку, карминный ореол соска слегка проглядывал сквозь натянутую ткань.
Он погладил жену по волосам, и она вздрогнула всем телом так, словно из его руки ударил мощный разряд тока.
– В чем дело? – спросил Гари.
– Спина болит, умираю.
– Час назад ты хохотала и отлично проводила время, а теперь опять вступило?
– Кончилось действие мотрина.
– Чудесное воскресение боли.
– Ты мне доброго слова не сказал с тех пор, как я повредила спину.
– Потому что ты лжешь о том, как ты ее повредила.
– Господи, опять?!
– Два часа беготни и футбола под дождем – это не беда. Все дело в телефоне.
– Да, – подхватила Кэролайн, – потому что твоей матери жаль потратить десять центов и оставить сообщение на автоответчике. Она наберет, подождет до третьего гудка и бросит трубку, снова позвонит и снова бросит…
– Ты тут ни при чем! – съязвил Гари. – Моя мать виновата. Перелетела сюда из Сент-Джуда и пнула тебя в спину, от зловредности.
– Весь день я слышала, как телефон начинает звонить и тут же прекращает, начинает и прекращает! Нервы расшатались.
– Кэролайн, я видел, ты захромала прежде, чем побежала в дом! Я видел гримасу у тебя на лице! Не пытайся меня уверить, что тогда тебе еще не было больно!
Кэролайн покачала головой:
– Знаешь, что с тобой?
– А потом еще и подслушивала!
– Ты знаешь, что с тобой происходит?!
– Сняла трубку с единственного свободного аппарата в доме и имела наглость уверять меня, будто…
– Гари, у тебя депрессия. Ты это понимаешь?
– Не думаю! – рассмеялся он.
– Мрачный, подозрительный, одержимый! Бродишь по дому чернее тучи. Плохо спишь. Ни от чего не получаешь удовольствия.
– Уходишь от разговора, – сказал он. – Мама позвонила, чтобы задать совершенно разумный вопрос насчет Рождества…
– Разумный! – рассмеялась Кэролайн. – Гари, Рождество для нее – пунктик. Она бредит им.
– Право, Кэролайн!
– Так и есть!
– В самом деле, Кэролайн! Скоро им придется продать дом, они хотят, чтобы мы все приехали к ним в последний раз, пока они еще живы, слышишь, Кэролайн, пока мои родители еще живы…
– Мы давно условились на этот счет. Решили, что пять человек, у которых дел по горло, не полетят в разгар праздников через полстраны, чтобы два человека, которым абсолютно нечего делать, могли сидеть у себя дома. Я всегда с радостью готова их принять…
– Вранье!
– И вдруг вы меняете правила!
– Ты вовсе не принимаешь их «с радостью», Кэролайн. Дошло до того, что они отказываются проводить у нас более двух суток.
– По моей вине? – Свои жесты и ужимки Кэролайн адресовала потолку, выглядело это жутковато. – Ты никак не хочешь понять, Гари: у нас здоровая в эмоциональном плане семья. Я – любящая мать, активно вовлеченная в жизнь детей. У меня трое развитых, творческих, эмоционально здоровых детей. Если ты ищешь проблемы в нашем доме, посмотри на себя!
– Я высказал вполне разумное предложение, – сказал Гари, – а ты уверяешь, что у меня депрессия.
– А ты даже не догадывался?
– Как только речь зашла о Рождестве, у меня сразу появилась «депрессия»!
– Нет, тебе правда ни разу за последние полгода не приходило в голову, что у тебя может быть клиническая проблема?
– Называть человека «сумасшедшим» – крайнее проявление враждебности!
– Вовсе нет, если у человека в самом деле клиническая проблема.
– Я предлагаю поехать в Сент-Джуд, – сказал Гари. – Если ты не готова спокойно обсудить этот вопрос, я сам приму решение.
– Да неужели? – презрительно фыркнула Кэролайн. – Может быть, Джона и поедет с тобой. Посмотрим, удастся ли тебе посадить в самолет Аарона и Кейлеба. Пойди спроси их, где они предпочтут провести Рождество. Спроси их, на чьей они стороне.
– Я думал, мы одна семья, – вздохнул Гари, – и все делаем вместе.
– Это ты принимаешь единоличные решения.
– Неужели мы рассоримся?
– Ты очень переменился.
– Кэролайн, Кэролайн, это просто смешно! Почему не сделать исключение? Только на сей раз!
– У тебя депрессия, – подытожила она. – Я тоскую по тебе прежнему. Не могу больше жить с впавшим в депрессию стариком.
А Гари тосковал по прежней Кэролайн, которая лишь несколько ночей назад жалась к нему в постели, когда за окном громыхала гроза, по той Кэролайн, которая вприпрыжку подбегала к нему, когда он входил в комнату, по девочке-полусироте, которая всей душой желала быть на его стороне.
Но ему нравилась и ее решительность, нравилось, что она во всем отличается от Ламбертов и не питает ни малейшей симпатии к его родителям. Годами Гари собирал некоторые высказывания жены, пока они не сложились в его личные десять заповедей, в «классическую десятку Кэролайн». В них он черпал силы и уверенность:
1. У тебя нет ничего общего с отцом.
2. Ты не обязан извиняться за покупку «БМВ».
3. Твой отец эмоционально подавляет твою мать.
4. Мне нравится твой вкус, когда ты кончаешь.
5. Работа – наркотик, погубивший твоего отца.
6. Купим и то и другое!
7. Твои родители болезненно относятся к еде.
8. Ты неотразимо красив.
9. Дениз завидует всему, что у тебя есть.
10. В страдании нет ничего хорошего.
Годами Гари мысленно твердил этот символ веры и чувствовал себя в долгу перед Кэролайн за каждую ремарку, но теперь усомнился, все ли здесь истинно. Вдруг истины здесь вовсе нет?
– Завтра утром позвоню в турагентство, – сказал он.
– А я тебе говорю, – незамедлительно откликнулась Кэролайн, – позвони доктору Пирсу. Тебе нужно с кем-нибудь поговорить.
– Хорошо бы с тем, от кого можно услышать правду.
– Хочешь правду? Хочешь знать, почему я не поеду? – Кэролайн села, подалась вперед – угол наклона задавала боль в спине. – Действительно хочешь знать?
