Евгений Будинас - Давайте, девочки
Она спросила:
– А вот как ты думаешь: что для меня самое неприятное?
– В наших отношениях?
– Да. Ну и вообще…
– Самое неприятное у девочки вроде тебя, – его снова потянуло к разборкам, – это называть вещи своими именами.
– Это как?
– Ну например, наш союз назвать взаимной выгодой. Ведь только это тебя при мне и держит?
Она взвилась, как ужаленная:
– Идиот! – выражения этот «самородок» умел подбирать «тонкие». – Какая выгода?! Да если бы не ты, у меня давно было бы все… Видел бы ты, какого крутого папика я сняла сразу после тебя в поезде… Да я жила бы уже на Гавайях и гоняла на спортивной «Ламборджини», между прочим, она у него кабриолет…
На эту историю он ее размотал, когда отправил сестру к подруге и они провалялись в постели три дня. В перерыве между разами, постепенно, слово за слово, он выуживал у нее про все, что с ней бывало. Она раскалывалась, но каждый раз только в ответ на его угадывания. А потом, когда он ее «ну, достал» рассказала и еще одну «совсем ужасную историю». Он «угадал», что у нее есть и еще одна история. Это ее потрясло, и она окончательно раскололась. Чего ей делать не следовало, потому что все мужики ревнивые козлы, которым никогда и ни в чем таком не следует признаваться. Рано или поздно, они все равно это потом припомнят…
Они протрахались с этим «крутым папиком» до самого Калиниграда.
– Но с презиком, балда, я никогда ни с кем не трахалась без презика. Ни одного даже раза!
Малёк заплакала.
Она ведь его любила, «да не "папика", балда, а его, рыжего придурка, чуть не ставшего отцом ее ребенка»…
Она ревела по ночам, когда его не было рядом. Она тянулась к нему изо всех сил и ужасно переживала, когда у нее не получалось выполнять его требования. И мучилась, что она ему не нужна, «такая она никому не нужна, а ему и совсем не подходит». «Я ведь звереныш? Необразованная, неотесанная, глупая пацанка, хуже Муськи-давалки, да?»
С ней это все впервые. Но ей некуда было деваться, ничего другого у нее попросту нет.
Она теряла с ним время, она боялась пролететь, оставшись ни с чем, если все бросить и уйти. И так же безнадежно пролететь, оставшись. Она запуталась. И отчаянно сражалась, дергая его и дерзя.
8– Доброе утро, – он позвонил ей, сгорая от нетерпения.
– Да, – ответила она сухо.
Ее сухость объяснялась тем, что она не выспалась. Она полночи провозилась с этим дурацким мобильником. Любую аппаратуру она называла дурацкой, из-за того, что с нею надо было разбираться.
Его нетерпение объяснялось тем, что вчера вечером, после этой дурацкой ссоры, он таки приволок ей новый мобильник – даже круче того, о котором она мечтала. В конце концов, сколько той жизни, и уже пора научиться уступать… Хватит, в конце концов, их доставать и строить, подгоняя под себя. Начиная с Ленки, и всю жизнь.
Всю жизнь он девиц учил и перевоспитывал. Ломал и выкручивал, вправляя им мозги, как вывихнутые кости. Он подгонял их под свои правила, он вводил их в свою независимую систему координат… Но когда он уходил, от его воспитания все равно ничего не оставалось: они возвращались в свой теплый хлев, к своим домостроевским представлениям. И даже трахаться мигом разучались, забыв все его уроки и подстраиваясь под мужнины представления о процессе.
Но, может быть, хватит?
Ведь, в сути, она права… Со всей ее непосредственностью и прямотой. И с ее детской жадностью, при полном нежелании уступать. Или хотя бы объясниться, чтобы что-то смягчать…
А разве это ему от нее нужно? Когда в себе самом он столько лет воспитывал это само~собой~разумение. Понимая, что именно естественностью он от рождения обделен?
Устраивает она его или нет? Еще как.
У них ведь все совпало:
– она головокружительна, эталонна, безупречно юна, взбалмошна, она старается, она совсем запуталась… Она на все готова… Это списывает все издержки. Причем тут какая-то мобила?
– он многоопытен и уже умеет воспринимать данность. Стоило пройти полтысячи Любовей, чтобы наконец хоть одно существо воспринять целиком. И уступать ей, находя удовольствие в том, что она такая, какая уж есть…
Он позвонил, сгорая от нетерпения немедленно все это ей высказать. Сейчас ему больше всего хотелось, чтобы она услышала, как правильно он все передумал и как он все, наконец, понял…
– Мы еще спим или мы уже встали? – спросил он как можно мягче.
Да.
– Да – спим или да – встали? – переспросил он, старательно не замечая, что в ее голосе поскрипывает песок.
– Я же сказала: «да». – Теперь слышался уже скрежет.
– Алло, у тебя что-то там шумит… Не барахлит ли наш новый телефончик? – Это прозвучало уже совсем жалостливо.
– Да…
Рыжюкас почувствовал, что закипает:
– Слово «да» обретает содержание, только лишь являясь содержательным ответом на закрытый вопрос типа «Ты любишь меня?» или «Ты меня ненавидишь?»
– Может быть, хватит меня учить?
9Звонить ей он не любил. Пока не виделись, она успевала уплыть. И чтобы ее вернуть, часто требовалось немало усилий, особенно, если с первой фразы он не попадал в нужный тон. Мгновенно зацепившись, она раскручивала ссору, как клубок ниток, запутывая их в узел.
От невозможности к ней пробиться он прекращал разговор. И тут же перезванивал снова:
– Я звонил тебе только для того, чтобы сказать…
Но она его перебивала:
– Вот и надо было сказать то, для чего звонил, а не выяснять, кто у меня шумит – сексуальный партнер или телевизор.
Он не умел говорить на таком уровне. Путаясь и сбиваясь, как мальчишка, он заходил в тупик от ее вздорности. И тут же подыскивал ей объяснения, кляня вздорность собственную.
Ей нелегко, уговаривал себя он, она ведь с ним изначально напряжена.
Оказавшись здесь одна, без мамы, подруг и всех ее принципов, вызывающих у него снисходительную улыбку. Все время – наедине с ним, как назло всегда правым, хотя иногда и уступающим и сдающим свою правоту… Да еще с этой его готовностью все понять и принять – во что верить ей просто глупо…
Она сразу перешла с ним на ты, и он это принял с готовностью, соблазнившись новизной. Хотя на ты с ним его избранницы уже лет двадцать не говорили. Даже в постели обращались по имени-отчеству, что ему льстило и, как ни странно, его сексуально поднимало. Но ее дворовую привычку «тыкать» незнакомыми взрослым мужикам он принял с восторгом юнца.
Хотя ее полная отвязанность все чаще выбивала его из колеи.
Вот и сейчас, разозлившись, он в сердцах брякнул:
– Ты меня доведешь. И я все это к свиньям брошу!
– Я давно к этому готова, – она никогда не лезла за словом в карман.
– Хорошо. Давай отправим тебя подальше…
– Куда?! В заграницу что ли? Как твою Ленку? Я согласна…
И на целых полдня отключила мобильник.
10Это дало ему время, чтобы успокоиться и вернуться к своей безупречной Системе, с ее давно найденными ответами на вопросы – как разговаривать и поступать в таких случаях. Ну, скажем, во время ссоры, найти любой повод переключиться – хотя бы на то, чтобы заварить кофе. И в это время таки задать себе все тот же классический вопрос: чего ты, собственно, и впрямь хочешь? Ведь чаще всего это противоположно тому, что ты требуешь.
Когда телефон, наконец, ответил, он промямлил ей что-то вроде:
– Ничего из того, что я тут намолотил, я тебе говорить не собирался…
– А зачем тогда молотил?
– Надеялся, что ты меня не послушаешься. Все просто. Когда мужик говорит «Ты можешь уйти», он ждет в ответ: «Я не хочу никуда уходить». И все. И он счастлив.
– А почему ты не мог сказать прямо «Останься»? Зачем этот детский сад?
– И ты бы осталась?
– Не знаю. Но… Почему нельзя как-то проще?
– Это, пожалуй, самое трудное. Простота, казалось бы, нам ничего не стоит, но дается сложнее всего.
Но она упрямо произнесла, как подводят черту:
– Только не пытайся теперь все на меня свалить…
Глава десятая
ПОЛНЫЙ ЗВЕЗДЕЦ
– Я тут с мальчиком по Вильнюсу прогуливаюсь…
– Не понял?
– Это Сеня. Из «Фабрики звезд», он там супер, я тебе про него рассказывала, я ему даже написала по электронной почте, а потом я пошла в Интернет-кафе, а от него сто писем. Понимаешь, он, оказывается, меня разыскивал, не понимая, куда я запропастилась. Я ответила, и вот вчера он приехал…
Рыжюкаса обожгло. «Вы хотели поводов для ревности? Их есть у меня…»
Однажды что-то подобное с ним уже было, когда, остыв и успокоившись после ссоры, он шел мириться к Вете, своей Крылатой Любовнице. Она и впрямь была бесспорно лучшей, которая плюс ко всему (юна, сисяста, заводна и неприхотлива), еще и на гитаре играла, а пела в полный отпад:
Ну так хватит о женах законных.
Мм ли наши печали понять?..
А любила она его, наверное, больше всех и беззаветнее. И даже пообещала, когда у нее появится собственная квартира, всегда давать ему ключи – для встреч с очередной любовницей. Это потому, что им было негде приткнуться: у него тогда ни собственного угла, ни машины, отчего встречались они чаще всего у нее дома, в однокомнатной квартирке, и только днем, когда мать на работе.
