Антон Соловьев - Lubvi.NET
Рыжая ведьма:
Ведьма скорее всего думала о том, когда закончится ее смена. Но теперь она думает только об этой сказке.
Южный ветер:
Время близилось к полуночи, в окне упрямо маячила ущербная луна. Ведьма работала по ночам, так как днем она училась в институте.
Увы, работа у ведьмы была очень скучной. Но что поделать? Где найдешь хорошую работу без диплома-то? Сидит ведьма, обрабатывает накладные и грустит, а сама параллельно по аське болтает, чтобы хоть как-то тоску прогнать. Ведь при ущербной луне ведьмам бывает особенно грустно.
Человека, с которым ведьма общалось по аське, она в реале никогда и не видела и даже не представляла, кто он такой. Она только знала, что он старше ее и так же, как и она, живет в Москве.
Сначала собеседник ей абсолютно не нравился. Влез к ней в аську и, не спросясь, начал жизни учить, а этого ведьма больше всего в жизни не любила. Потом вроде как разговор нормальный пошел, обычный разговор за жизнь, каких у ведьмы было сотни. Ведь ведьма любила потрепаться по аське, особенно на работе. Главное, чтобы за этим занятием ее не застукал шеф.
Но все же что-то странное было в этом человеке, а что — ведьма никак не могла понять. Всю жизнь ее мучили странные вопросы. В самый неподходящий момент в голову лезли подозрительные мысли и образы. И она начинала смутно догадываться, что она не такая, как остальные. Но кто?
Он говорил простые и понятные вещи, а ведьме под обычными фразами мерещились странно-знакомые ассоциации. Словно что-то до боли знакомое всколыхнулось в ведьме, что-то древнее. Может быть, древняя ведьминская кровь даже через экран монитора почувствовала что-то… Что-то близкое, но все-таки противоположное.
Рыжая ведьма:
Накаркал, начальник отдела идет. На пятнадцать минут вырубаю аську.
Пока девушка создавала видимость работы, я не стал терять даром времени и продолжил писать. Как она снова включит аську, то сразу же получит большой фрагмент текста. Но перед тем, как продолжить сказку, я решил перечитать уже написанное.
Что-то странное было в этой сказке, написанной экспромтом. Ведьма, рыцарь. Рыцарь… Я невольно вспомнил тот случай, который недавно произошел со мной во время моих ночных прогулок. Тот странный полусон-полуявь. Святой, падшие и я, сжимающий несуществующий меч. Да, творчество выплескивает на страницы то, что находится у нас в подсознании.
Я продолжил писать…
«Как огонь чувствует приближение воды, как воздух ударяется о землю, как листья, что опадают с ветвей, знают, что сгниют и станут новым деревом, так рыцари и ведьмы будут бродить по земле до конца времен.
Все вечно. И в то же время нет ничего вечного. Потому что нечто становится ничем, а ничто потом превращается в нечто. Как огромный скандинавский змей Йормунгад, который пожирает свой хвост, обхватив под водой в кольцо земли Мидгарда, нашей земли.
И ведьма чувствовала, как шевелится великий змей, чувствовала, как Один спускается с Мирового Ясеня, чтобы незримо раствориться в толпе людей. А над ним, над московскими многоэтажками, парят два его ворона Хугин и Мунин, Думающий и Помнящий. Ведьма вздрогнула.
— Что с тобой? — спросила ее коллега по работе.
— Окно! — громко зашептала ведьма.
— Что окно? — поправила очки ее коллега.
— Там два ворона сидят.
— Какие во´роны? В такой то холод! Да еще в городе.
Ведьма вздохнула. Опять ее принимают за дуру. Вечно ей мерещится то, чего нет на самом деле. Вернее, нет для других. Ведь никому в здравом уме не померещатся во´роны на окне десятого этажа, или как в прошлый раз. Гарпия, сидящая на козырьке автобусной остановки.
Где кончается правда и начинается сказка? Сказка, играющая с правдой так, что тебе кажется, что ты постепенно сходишь с ума. Быть необычной в этом мире почти равноценно тому, чтобы написать на своем лбу ярким фломастером „шизофреник“.
А ведьма была необычной не только потому, что была ведьмой. Она и от своих коллег-ведьм отличалась тем, что главное для нее было не урвать кусок жизни и перекроить мир под себя, а жить в мире с этим миром. Словно великий Мировой Ясень Иггдрасель она стремилась пронзить своим сознанием каждую частичку мира, быть его мельчайшей пылинкой и в то же время скалой, сломанным клыком возвышающейся над морем.
С этим незнакомым человеком она чувствовала себя особенной, другой, еще более чуждой людям, чем обычно ей казалось. Ее чувства настолько обострились, что она даже слышала, как по небу с душераздирающими криками мчится Дикая Охота богов, хотя этого больше не слышал никто. Разве что другие боги да Творец, с грустью смотрящий на скованный холодом мир. Лишь заиндевевшие листочки Мирового Ясеня звенели словно одинокий колокольчик на дуге старой повозки. И имя той повозки было Время. Самый страшный враг всего живого.
— Кто ты?
— Я ветер. Я Южный ветер.
— Ветер? А ты умеешь петь?
— Да, но мои песни слышат лишь тролли, спрятавшиеся в дальних пещерах под корой земли, да эльфы, что уплывают в свои далекие земли на кораблях с лебединой головой.
— Ты это знаешь?
— Что?
— Что не все эльфы еще уплыли на Аваллон?
— Я многое знаю. Но во многих знаниях много скорби. Не так ли?
— Так. А какая, по-твоему, наибольшая скорбь?
— Видеть то, чего не видят другие, и при этом знать, что тебе никто не поверит.
— Я верю тебе. Но кто ты?
— Если ты вода, то я пламя, если ты земля, то я небо. Если ты закат, то я рассвет. Великий змей давно укусил свой хвост. Круг земной замкнулся.
— Ты отвечаешь так, словно бы родился далеко на востоке, где всегда тепло. Там ходят диковинные звери, там поют птицы в садах. Там даже слово смерть звучит как мед.
— Я жил на востоке и на далеком юге, я изъездил весь север в собачьей упряжке, я стоял на самой западной скале на берегу Великого моря, провожая взглядом корабли эльфов, берущие курс на Аваллон. Знаешь, у этих кораблей есть крылья. Подняв паруса и набрав скорость, они поднимаются в небо. Люди не умеют строить такие корабли.
— А ты человек?
— Что такое человек? Если человек — это тот, у кого есть две руки и ноги, то да, я человек.
— А глаза? Какие у тебя глаза?
— У меня серо-зеленые, но это мало кто видит. Даже на фотографии получаются всего лишь серые.
— Пришли мне свою фотографию.
— Она разочарует тебя.
— Пришли.
— Ушла.
— Действительно, у тебя зеленые глаза. Странно.
— Ты видишь это даже на фотографии?
— Ну да? А что тут такого? Я же…
— Кто ты? Теперь мой черед спрашивать.
— Я… я не знаю.
— А я знаю, ты ведьма.
— Ведьма? Ведьма! Да, я ведьма. Ты боишься ведьм?
— Нет, у меня есть только один враг.
— Кто же он?
— Это время.
— А кто твой друг?
— Мой друг — вечность.
Ведьма почувствовала, как дрожат ее руки, едва попадая по клавишам. Но она собрала волю в кулак. Ведь она никогда не позволяла никому манипулировать собой.
— А тобой никто и не манипулирует.
— Ты читаешь мысли?
— Иногда, когда они почти кричат. Так ты хочешь знать, кто я? Но для этого тебе надо понять, кто ты сама.
— Хочу. Хочу просто знать. Ведь ведьма — это та, что ведает, знает.
— А ты не испугаешься?
— Я не из пугливых.
— Тогда пойдем!
— Куда?
— Туда, где в лунной ночи блестит шерсть единорога, где пряный запах мандрагоры щекочет ноздри, где еще не была возведена Великая Китайская Стена. Мы пойдем туда, где не было еще ни государств, ни королей. В те времена, когда Мировой Ясень еще не уперся верхушкой в небеса, потому что был еще слишком юн, а Один не оставил еще свой глаз в залог великану Мимиру. Ты пойдешь со мной?
— А как?
— Просто дай мне руку.
— Руку?
— Ну да.
— Но как я почувствую твою руку?
— Да вот же она.
— Где?
— Вот. Чувствуешь?
Ведьма вздрогнула от неожиданности. Она отчетливо почувствовала, как на ее правую руку опустилась чья-то ладонь и бережно погладила ее пальцы. Она ошарашенно смотрела на свою ладонь, к которой едва ощутимо дотрагивалась какая-то невидимая сила. Ведьме было приятно. На ее щеках проступил легкий румянец.
— Чувствую…
— Тогда пойдем.
— Пошли».
Рыжая ведьма:
Я в сети. Ты что-нибудь еще написал?
Южный ветер:
Да, и немало.
Я скинул ей отрывок, который успел написать во время ее отсутствия, которое длилось не пятнадцать минут, а все полчаса, и тут же продолжил писать дальше. Как только получался более или менее законченный отрывок, то я сразу же пересылал его рыжей незнакомке.
Рыжая ведьма:
Я в шоке!!!!!!
