KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Ирэн Роздобудько - Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь (сборник)

Ирэн Роздобудько - Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь (сборник)

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Ирэн Роздобудько, "Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь (сборник)" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

«Жизнь – это мир упущенных возможностей…» – вспомнилась мне строка Игоря Сельвинского, отличного, на мой взгляд, и незаслуженно забытого поэта.

Я наверстывал упущенные возможности, лежа на кровати, все еще пребывая в прострации, как после наркоза. Я старался загрузить свой мозг видениями и знал: когда наркоз пройдет, меня захлестнут волны боли, которые уже не будут иметь никакого вкуса.

Я потянулся за книгой. Пролистал ее, попытался читать, но ничего не получилось – слова прыгали перед глазами, не вязались в предложения, а предложения не укладывались в голове, теряли всякий смысл. Кое-как нашел строчки, отчеркнутые мной, потом – ею. Хорошая была игра…

Я еще раз обнюхал каждую страницу, боясь заглянуть в конец: он был слишком грустным. Девушка умирала. Девушка по имени Пат – удивительная и очень естественная, настоящий друг, дружище. Вот какой она была, незнакомка из 713‑го… Я решился пробежать предпоследнюю страничку.

«Я взял стаканы и наполнил их. Улыбаясь, она отпила глоток.

– За нас с тобой, Пат.

– Да, дорогой, за нашу с тобой прекрасную жизнь.

Но как же все это было ни на что не похоже – и эта комната, и эта тишина, и наша печаль. Разве не раскинулась за дверью огромная, бесконечная жизнь, с лесами и реками, полная могучего дыхания, цветущая и тревожная, – разве по ту сторону этих больших гор не стучался бесконечный март, будоража просыпающуюся землю?..»

Я перевернул страницу и увидел семь цифр, написанных карандашом…

* * *

…Всю ночь они светились в моем и без того воспаленном мозгу. Наверное, это был номер телефона, но без указания кода страны или города. Она снова загадала мне загадку?..

Я мучился, силясь вспомнить хоть что-нибудь из такой оккультной науки, как нумерология. А может быть, это была зашифрованная фраза? Имя? Параметры? Черт знает что!

Я впадал в сон на какие-нибудь десять-пятнадцать минут, и передо мной горело сонмище цифр и знаков. «Если очень захочешь, ты поймешь, – говорили мне эти цифры, написанные без нажима. – Но для этого нужно ОЧЕНЬ захотеть. Необходимо понять, насколько это тебе нужно!»

Я отключался, но вновь цифры, превратившись в огненные молоточки, возвращали меня к действительности. Такой набор цифр мог быть в любой точке мира. Под утро я впал в отчаяние. Мне было стыдно, но я зарылся лицом в подушку и завыл.

Я оплакивал всех, уже не думая о цифрах, – Эджидио, Марию, Джейка Стейнбека и Бо Деррика, черноглазую акулу, возлюбленного миссис О’Тулл, саму Стефанию, Монику, свою прожитую наполовину жизнь, этот остров, такой крохотный, почти игрушечный, на котором тихое, размеренное течение времени – всего лишь обманчивая золотая сеть над поверхностью бурлящего моря. Куда мне приткнуться? Кому звонить?

«Старик! – вспомнил вдруг, как кричал мне Димыч из окна вагона, увозящего его в очередную экспедицию. – Позвони Ленке (это была его новая девушка, обещавшая ждать)! Запомни: четыре-один-шесть-сорок-семьдесят восемь!»

Я вскочил, как сумасшедший, я полез в книгу. Цифры почти совпадали, только вместо сорока было сорок восемь и последняя цифра другая…

«Это – Оболонь! – орал Димыч, стараясь перекрыть стук колес. – Скажешь ей…»

Я не помнил, что поручал сказать Димыч, – прошло столько лет! – но номер всплыл в памяти неожиданно и четко.

Я сел на кровати. Бледный свет наступающего утра делал меня похожим на тающее привидение. Я напрягся и вспомнил еще один номер – свой, потом диким усилием откуда-то появившейся воли начал вспоминать номера телефонов всех знакомых, живущих на левом берегу Днепра.

Ошибки быть не могло! Это номер моего родного города. И Она знала, что я вспомню.

Но вдруг я понял еще одно: она давала мне шанс быть настоящим мужчиной – самому принять решение и выполнить его. И это решение не должно зависеть ни от кого. Решение в чистом виде. Здесь я бы мог свозить ее на Гозо. Мы бы погуляли, наполненные симпатией друг к другу или же – влюбленностью (кто знает?), которая щедро была бы приправлена обыкновенной романтической мишурой – остров, море, чайки, свечи, вино…

Очевидно, ее, как и меня, поджимало время, шло следом, наступая на пятки и тяжело дыша в затылок. Вино, свечи и лунная дорожка были не для нас…

«Я понял тебя, – думал я уже совершенно спокойно. – Ты действительно настоящий друг. Ты знала, что мне нужно, но ничего не навязала одним только видом своих глаз, волос, всего, что есть в тебе хорошего и завлекающего. И ты поступила честно».

Я еще немного посидел, наблюдая за тем, как розовеют облака. Я думал о деле: у меня были кредитные карточки, приличная сумма на счету. Вся бумажная волокита займет пару недель. Ее будет немало, но меня это не пугало.

Я лег. У меня оставалось два часа на сон. Нормальный, крепкий сон, которым спит человек после честного трудового дня, когда совесть его спокойна и чиста, а наступающий день будет наполнен смыслом. Я спал и впервые не боялся проспать.

Может быть, я даже улыбался во сне…

* * *

…Я не знаю, как все сложится дальше. Я стою в начале дороги, на которой где-то вдали белеет снег.

Я знаю, что ветер ударит мне в лицо, может быть, собьет с ног, а половина человечества сочтет меня полным и законченным идиотом. Но я должен двигаться, чтобы чувствовать ветер и ночь. Я возвращаюсь.

И еще. Я хочу поднять трубку телефона и набрать эти семь цифр…

Шестая дверь

Я отлично помню день и тот самый момент, когда появилась на свет. И пусть тысячи говорят, что такого не может быть, но я-то знаю, что один из этой тысячи меня прекрасно понимает.

Помню: вначале было море. Его пространство – мягкое и обволакивающее, как глицерин, было пронизано голубыми лучами, в которых двигались золотистые пузырьки. Они приятно щекотали кожу, наполняя ее воздухом и подталкивая к поверхности. За гладкой кромкой воды была такая же ровная полоса воздуха. Подхваченная золотыми пузырьками, я легко оказалась в белом пространстве, даже не успев сообразить, что стихия переменилась. Воздух был легок и прохладен, как молоко. Но этот слой показался мне совсем не интересным, как чистый лист бумаги, и я устремилась вверх. А наверху был лес. Вернее – только кроны гигантских деревьев (за какую твердь цеплялись их корни, мне было неведомо). Раскидистые лапы – сине-зеленого насыщенного цвета – тянулись вширь, как, бывает, тянутся от края до края неба грозовые облака.

Помню: лететь между ветвями было весело. И вообще, летать – вот что было самым замечательным из всего приключения. Чем выше я поднималась, пронзая густые заросли, тем больше сгущался свет, пока наконец не наступила полная темнота. Очевидно, я входила в следующую стихию. Но какая она и что в ней есть, кроме пугающего влажного мрака, я не поняла – ночь сгустилась, и я практически ослепла.

Помню: долетев до границы лиственного пространства, ощутила сопротивление некой невидимой мембраны и хотела было повернуть назад, но внезапно яркий, совершенно нездешний и незнакомый мне свет – свет-нож, свет-кнут – полоснул по глазам, а густая патока незнакомого воздуха насильно втекла в ноздри, как будто я втянула ими майский мед вперемешку с сосновыми иглами…

Отчетливо помню острое желание вернуться обратно – в кроны, в молоко, в воду…

Дальше – провал, пустота. Я больше не могла ни летать, ни плавать.

Но удивительное свойство памяти осталось со мной. И поэтому я так же отчетливо помню, что первую Дверь я нарисовала, когда мне едва исполнился один год.

Конечно, это была не дверь, скорее неровный полукруглый росчерк на обоях.

– Смотрите-ка, да она рисует! – сказал кто-то в комнате.

– Ну вот, мы уже не только научились ходить, но и умеем безобразничать! – отозвался другой голос.

– Ничего, сейчас возьмем ластик и… – добавил кто-то третий.

Передавая эти слова, я, конечно, лукавлю, ибо могла уловить только интонацию, с которой они произносились. Но одно могу сказать наверняка: она была умилительной.

Как бы там ни было, я знаю, что этот росчерк на стене был Дверью. Как знаю и то, что уже с момента рождения меня обуяла эта навязчивая идея (насколько, конечно, это возможно в понятии ребенка) – найти Дверь, за которой был бы ТОТ воздух, ТОТ лес и ТО море. Я просто хотела вернуться. Но – куда?..

Все, что происходило после того первого росчерка на стене, помню достаточно обрывочно, как кадры из старой киноленты. Помню первый бант, туго стянувший волосы на макушке. Помню первый день в детском саду и совершенно мокрые колготы, в которых до прихода мамы целую вечность простояла у синей стены, с ужасом наблюдая за водоворотом орущих детишек, уже привыкших к коллективному одиночеству. Помню белый халат няни и кромешный кошмар над тарелкой толстых макарон, которые не хотели проталкиваться дальше рта. Я по-прежнему пыталась рисовать на обоях за шкафом в своей комнате. С каждым годом, наученная в саду рисовать ровные линии и кружки, я придавала росчерку все более внятную форму.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*