Александр Анянов - Рожденные ползать
Мы, наконец, выпили и, разговор прекратился. Однако Гусь уже практически ни на шаг не отходил от Полины, предупреждая каждое ее желание и буквально заглядывая ей в рот.
Вернувшись в гостиницу, моя супруга внезапно зачихала, потом легла на кровать и объявила:
— Так и знала. Я — заболела! Ты вытащил меня прямо под самый дождь.
— Да я предлагал уйти. Ты же сама хотела остаться.
— Если бы ты был настоящим мужчиной и немножко думал о близких тебе людях, ты просто взял меня и увел в гостиницу. Самому нужно учиться принимать решения!
Я понял, что оправдываться бесполезно и замолчал. Каждое новое слово лишь усугубляло мою вину.
Полина была очень энергичной девушкой и основной русский вопрос: «что делать?», перед ней никогда не стоял. Жила она как бы в собственном, отдельном от мужа измерении, вспоминая о нем лишь тогда, когда со всей остротой возникал другой извечный вопрос: «кто виноват?» А возникал он регулярно.
Как рассказывал сатирик Михаил Задорнов, однажды он увидел огромный транспарант на заборе одного из пионерских лагерей. Плакат гласил: «Пионер — ты в ответе за все!» Теперь я точно знаю, кто у нас в стране за все несет ответственность, констатировал Задорнов. Когда я услышал это высказывание сатирика в первый раз, то признаться, не оценил. А зря. Вскоре это напрямую коснулось и меня самого.
Теплым солнечным сентябрьским днем мы с Полиной вышли из Загса.
— Теперь мы вместе. Навсегда! — сказала молодая жена, доверчиво прижимаясь к плечу новоиспеченного мужа. — С этого момента у нас все будет пополам. И радости, и беды.
— Но у меня нет никаких бед, — удивился я.
— Я же сказала «с этого момента», — отвечала Полина.
Я замолчал, соображая, что могут означать ее слова, и даже не заметил, что «с этого момента» у меня на шее появилось новое украшение — красный галстук.
Вначале мне очень нравилось, что моя жена постоянно подчеркивает — в доме все решения должен принимать глава семьи. А на роль главы, естественно, может претендовать только настоящий мужчина. В одно мгновение вознесенный на пьедестал, я надувался от самодовольства и ставил Полину в пример всем своим приятелям, в семьях которых шла бесконечная борьба за лидерство. Однако вскоре стало ясно, что это только аванс, который придется отрабатывать. Аванс был крупным — большими были и ожидания.
Так началась наша семейная жизнь, похожая на ходьбу по натянутой проволоке. Если какое-то мое решение оказывалось правильным, то спутница жизни с гордостью говорила: смотри, мол, как это мы все здорово придумали и сделали. Если же я был не прав… Впрочем, лучше не повторять того, что мне доводилось услышать. Причем высказывала она свои претензии так вдохновенно, так аргументировано раскладывая все по полочкам, что становилось понятно — в лице Полины погибал великий критик. Все это в точности повторяло обстановку в стране. Если завод план выполнил, то это благодаря мудрому руководству Коммунистической Партии Советского Союза. Если же нет, то это из-за того, что директор завода Иванов — полный козел и тупица. Я, наконец, не только разглядел галстук на своей шее, но и осознал, что он с каждым днем затягивается все туже и туже.
Упорно не желая отказываться от высокого звания «настоящего мужчины», но в то же время задавленный грузом ответственности, я решил пойти на хитрость. Теперь перед принятием даже самого незначительного решения, у меня вошло в обычай сначала посоветоваться с женой. Давать советы она любила и никогда не отказывала в этой любезности. Я внимательно выслушивал, потом тщательно следовал ее пожеланиям, в тайне потирая руки от удовольствия и представляя, как мне удастся повязать ей на шею точно такой же галстучек. Каково же было мое удивление, когда оказалось, что во всех бедах и неудачах я по-прежнему виноват в одиночку. Я напоминал ей ее же собственный совет, но каждый раз Полина утверждала, что сказала совершенно противоположное. В результате последующего спора, удивительным образом обнаруживалось, что супруга действительно права. Это выглядело, как мистика, как какой-то гипноз.
Тогда я стал тщательно анализировать, что она говорит, и обнаружил любопытную вещь. К примеру, мы решали, идти ли нам в гости. На мой вопрос, что Полина думает по этому поводу, она обычно отвечала так: «Конечно, пойдем, ведь они наши друзья. Мы их уже давно знаем и любим. Хотя, знаешь, лучше, пожалуй, не ходить. Васька опять напьется, начнет скандалить. Ленка станет нести всякую чушь. Одно расстройство от таких походов. Нет, не пойдем. Хотя, с другой стороны, нужно идти, ведь они обидятся. Мне бы допустим, тоже было неприятно. Поэтому, давай пойдем».
Как говорил Штирлиц, человек обычно запоминает только последнюю фразу. То есть в данном случае: «Поэтому, давай пойдем». Мы шли, но если поход в гости не удавался, то супруга тут же напоминала мне, что она совершенно ясно сказала мне: «Нет, не пойдем». А сама она пошла просто, как идеальная жена, чтобы доставить удовольствие своему мужу.
Я понял, что влип окончательно. В Полинином мире все было предельно ясно. Жить с ненастоящим мужчиной она не сможет, а мужчина, которого она видит рядом с собой, может быть только — герой. Или пионер. А лучше, пионер-герой! Круг замкнулся. Поменять что-либо представлялось невозможным. Единственное, что мне оставалось, это просить, чтобы мой галстук временами ослабляли. Хоть иногда, чтобы вдохнуть глоток воздуха. Хоть на время. Ну, хотя бы, по ночам!
На следующий день у нас с Полиной планировалась поездка в Ригу. Из гарнизона мы доехали до Таллина, где купили билеты на междугородний автобус. До отправления рейса оставалось еще часа три и, было принято решение — немного погулять по средневековой части города.
Во время прогулки Полина не переставала скулить, что ей очень плохо после вчерашнего пикника и ее все время тошнит. Она вот-вот потеряет сознание, однако, не видит никакого сострадания и сочувствия со стороны мужа. Я, как умел, пытался разубедить ее в этом, но, у меня получалось не очень хорошо.
— Ты меня совсем не жалеешь, — подвела она итог. — Меня вообще никто никогда в жизни ни жалел. Ни родители в детстве… Теперь, вот, муж.
— Ну, почему, жалею.
— Так скажи мне об этом! Скажи, что тебе меня очень жалко.
— Да, ты очень жалкая.
— Я так и думала. Ты просто не любишь меня!
— Ну, почему, люблю, — вяло отбивался я.
Больше всего мне сейчас хотелось избежать гамлетовских страстей. Однако Полина только начинала набирать обороты:
— А почему ты мне об этом никогда не говоришь?
— Так я же уже сказал.
— Когда?
— Ну, тогда еще, в Загсе.
— Ты что издеваешься? Это было уже больше двух лет назад! Откуда я знаю, может, ты меня с тех пор разлюбил?
— Глупость какая-то. Почему я должен повторять все время одно и то же? Сказал же уже один раз. Пусть даже и давно. Теперь, пока не скажу: «не люблю», старое «люблю» остается в силе. Логично?
— Ничего, не логично! Если человек любит по-настоящему, он должен говорить это хоть сто раз в день. Должен цветы дарить! А ты? Последний раз, когда я к тебе приезжала, ты хоть полевых нарвал. А в этот раз что?
— Цветы? Какая глупость! Они же завянут через пару дней. Лучше на эти деньги пива купить, да погулять. Это хоть запомнится.
— Я думала, ты — рыцарь! Ты — романтик! А ты… У тебя последний шанс. Быстро скажи мне что-нибудь теплое.
Стало ясно, что назревает крупная ссора. Чтобы предотвратить ее, мои офицерские мозги крутились, как сумасшедшие и не подвели, быстро выдав подходящий ответ.
— Фуфайка, — мгновенно нашелся я.
— Саша, в наш дом идет беда! — Полина отвернулась от меня и надолго замолчала.
Сегодняшняя прогулка явно не задалась.
К счастью, до отправления автобуса оставалось всего минут сорок. Этого хватало только для того, чтобы добраться на трамвае до автобусной станции и занять свои места в салоне «Икаруса».
Мы уже выходили за пределы Старого Города, когда Полина заметила туалет, находившийся возле старинных городских ворот.
— Мне нужно сюда, — сердито буркнула она и скрылась за дверями.
От нечего делать, я перешел на другую сторону узкой улочки, примыкавшей к крепостной стене и, стал разглядывать витрину сувенирного магазина. Затем, не найдя в ней ничего интересного, перешел к другой витрине, потом к третьей. Минут через пять мне надоело это занятие, и я вернулся назад к туалету, размышляя о трудностях взаимопонимания между полами.
Полина, между тем, все не появлялась. До отправления автобуса оставалось тридцать минут — только-только, чтобы успеть. Я нервно расхаживал перед дверями туалета. Они хлопали, то, принимая, то, выпуская новых женщин, однако моей супруги среди них не было.
Оставалось двадцать минут — теперь только на такси. Меня захлестнула волна злости. Неужели на часы трудно посмотреть, что мы опаздываем!
