Это могли быть мы - Макгоуэн Клер

После свадьбы, которой ни она, ни Конор не желали, испорченной Аланной, появившейся, словно в греческой трагедии, и заявившей, что Трикси – не дочь Конора, поначалу ничего не изменилось. Аланну забрала охрана, а потом она отправилась в наркологическую клинику; Трикси шла по проходу перед Кейт на нетвердых ногах, и по ее лицу катились слезы, смешанные с тушью. Кейт и Конор произнесли нужные слова, подписали документы и стали мужем и женой. На следующий день Конор стоял перед Трикси, которая брала образец слюны для теста ДНК.

– Это необходимо? – пробормотала Кейт, обнимая плачущую Трикси. – Она все равно остается твоей дочерью.

Конор гневно посмотрел на нее.

– Ты спятила?

Вот так он стал разговаривать, став ее мужем. Пришли результаты теста, и Аланна оказалась права – Конор не был отцом Трикси. Аланна утверждала, что это был какой-то актер, чьего имени она даже не могла вспомнить, – настолько была в тот момент одурманена наркотиками. Конор больше ни слова не говорил по этому поводу, но все изменилось. Когда Кейт приглашала Трикси в дом, Конор просто выходил из комнаты. Он по-прежнему платил ей пособие и не забрал ключ от дома, но больше ни секунды не проводил с девочкой, не отвечал на ее сообщения и не разговаривал с ней по телефону. Он полностью выбросил ее из своей жизни.

Она пыталась утешить Трикси.

– Он опомнится. Это просто шок.

Вот поэтому она и не хотела снова выходить замуж. Во всяком случае, это была одна из причин. Необходимость извиняться за поведение другого человека. Нести за него ответственность. Она видела, как девочка печальными глазами следит за передвижениями Конора по дому, подавленная, понимающая, что не имеет на него никаких прав, и Кейт пыталась хоть как-то ей это возместить. Но разве могла благонамеренная мачеха заменить биологического родителя? Она не знала и не хотела слишком много думать о том, кто заботится о ее собственных детях.

Потом произошло еще кое-что. Через восемь лет после того, как она бросила мужа, сына и дочь, закрыв эту главу своей жизни, Кейт снова забеременела. Это казалось настолько невероятным, что она долго отказывалась это признать – слишком долго. Конор следил за ее циклом внимательнее, чем она сама, и спросил, почему у нее уже два месяца нет месячных. Она туманно ответила, что и раньше случались сбои. Он настороженно посмотрел на нее. Однажды утром, когда она наливала кофе в металлическую чашку, собираясь поехать в студию, он посмотрел ей прямо в глаза. Просто удивительно, как редко это происходило, если учесть, что они жили под одной крышей.

– Кейт…

– Что?

– Ты задержалась.

Она посмотрела на часы.

– Нет.

Даже с пробками оставалось еще достаточно времени, чтобы доехать до студии в Бербанке.

Он вздохнул. Тот же самый вздох разочарования глупостью собеседника, который она раньше использовала в разговорах с Эндрю.

– Твой цикл.

– Что?

– Прошло уже восемь недель. С последних месячных.

– И откуда ты это знаешь?

Они по-прежнему занимались сексом, но после свадьбы – не так часто, и уж точно не так часто, чтобы он мог наверняка это знать.

– Я же не дурак. Белье в стирке, твое настроение. И в ванной у тебя та же пачка тампонов, что и три месяца назад.

Столько эмоций разом пролетело в ее голове: гнев, шок от нарушения личного пространства… Странное удовольствие оттого, что он так хорошо ее знает?

– Ну, я просто становлюсь старше, вот и все.

Она никогда даже и не задумывалась, что может снова забеременеть – ей казалось, что эта часть ее жизни ушла навсегда.

– Тебе сорок три. Рановато для менопаузы.

– Не обязательно.

– Все равно. Мне будет спокойнее, если ты сделаешь тест.

Он же не серьезно? Это было маловероятно.

– Мне пора на работу, Конор.

– По дороге заедем в магазин и купим тест. Пописаешь на него прямо там, и все узнаем.

И он так и сделал: отвел ее к своей машине, отвез в супермаркет, нашел полку с тестами на беременность, купил тест и отправил ее в воняющий хлоркой туалет. Даже не позволил ей вернуться домой, к их прекрасным раздельным туалетам, которые дважды в неделю мыл кто-то другой. Распаковывая тест, устанавливая его под нужным углом и смачивая его несколькими каплями, она вспомнила 2000 год. Год, когда родился Адам. Тогда она была так рада, забеременев уже на второй месяц попыток – еще одно препятствие, которое преодолела Кейт Маккенна, чемпионка по преодолению жизненных барьеров. Но не в этот раз. Она не могла. Далеко не сразу она разглядела полоски. Две полоски. Да, точно две. Она снова перечитала инструкцию. Две.

Снаружи ждал Конор, нетерпеливо поглядывая не телефон.

– Ну?

– М-м…

Она просто протянула ему еще влажный тест. Ей казалось, что вот-вот она упадет в обморок. Перед глазами все поплыло, музыка в магазине становилась то тише, то громче.

Его лицо превратилось в маску. Белую, пустую.

– Как ты могла это допустить? – спросил он.

Наверное, это и было для нее началом конца.

Кейт даже и не предполагала, что теперь жила в стране, где подход к правам женщин напоминает антиутопию. На родине, если бы ей понадобилось прервать беременность, это было бы просто. Короткий визит в клинику, и дело сделано. Как это работает здесь? Даже противозачаточные таблетки она получала за счет медицинской страховки от студии, и ей повезло, что она работала в либеральной компании с передовым руководством, потому что, как она узнала, некоторые крупные корпорации уже пытались убрать контрацепцию из страховых полисов своих работников. И это стоило не каких-то шесть фунтов за упаковку, как в Англии, а несколько сотен долларов.

После теста ее ждал напряженный вечер. Конор бессмысленно пытался выяснить, как и когда это могло произойти. Могла ли она пропустить прием таблетки? Или она перепила и ее вырвало? Как будто дело было только в ней. К утру следующего дня он уже нашел клинику где-то в Шерман-Окс, назначил прием и повез Кейт туда. Он был предельно расторопен и применил все антикризисные навыки, чтобы решить эту проблему: ребенка, растущего в ее чреве. В голове крутилась мысль, словно осторожно привлекавшая ее. Разве не следует им хотя бы обсудить этот вопрос? У него прежде не было собственных биологических детей, а она оставила своих. В крови бушевали гормоны, пробуждавшие образы младенца с рыжими волосами Конора. Младенца, которого она на этот раз будет любить, который будет воспитанным и милым. Ангелочка, как Делия.

– Конор, – попыталась она, сидя в машине рядом с ним. – Все случилось так быстро.

Он обернулся к ней.

– Разве это не к лучшему? Возможно, ты уже на третьем месяце. Повезло еще, что мы в Калифорнии. В некоторых штатах предельный срок – шесть недель.

– Шесть недель? Но… на таком сроке можно и не подозревать о беременности!

– Вот именно. Это все политика правых: они хотят практически полностью запретить аборты, даже если не удастся отменить результаты дела Роу против Уэйда. Хотя я уверен, что они попытаются, если выиграют следующие выборы.

Вспышка восхищения им: как он умен и как много он знает! Можно ли это считать любовью? Этот мужчина везет ее делать аборт. Она не могла не подумать об Эндрю, который ни за что не предложил бы подобного, который бы плакал от радости, увидев результат теста. Попыталась представить себе Конора, энергичного, успешного и красивого, но смягчившегося при виде младенца. Как он держит ребенка над больничной койкой, смотрит на младенца любящим взглядом и улыбается.

Она попробовала снова.

– Просто… Просто мне кажется, нам следовало хотя бы обсудить.

Конор вдруг резко съехал с дороги с визгом шин, потрясшим ее, и она вцепилась в подлокотник машины. На мгновение она испугалась за ребенка. Как глупо… Они оказались на стоянке перед кофейней.

– Что? – бросил он. – Давай, говори.

– Просто… после Трикси… ну, в общем… Разве ты не хочешь хотя бы подумать об этом?