Дуглас Кеннеди - Особые отношения
Я не пошевелилась, услышав звонок в входную дверь. Никак не отреагировала, когда через пять минут хлопнула дверь и Тони заплетающимся языком крикнул, что моя пицца ждет меня внизу.
Время не имело для меня никакого значения. Я знала только, что сижу на стуле и смотрю перед собой. Да, я помнила, что тут же в комнате спит ребенок. Разумеется, я знала, что этот ребенок — мой сын. Но за исключением этого…
Ничего.
— Спустя некоторое время я поднялась и сходила в туалет. Потом спустилась по лестнице. Села на диван, включила телевизор. Экран замигал и ожил. Я тупо пялилась на него, отметав, что показывают новости на 24-м канале. Еще я заметила, что время на часах 01:08, а на журнальном столике у дивана лежит пицца в коробке. Но за исключением этого…
Я легла на диван, по-прежнему глядя перед собой. Я видела движущиеся картинки. Я чувствовала запах пиццы и подумала, что нужно поесть. Я ведь ничего не ела с…
Со вчерашнего дня? С позавчерашнего?
Какая разница?!
Потом заплакал Джек. Я мигом пришла в движение. В лихорадочное движение. Проклиная себя за безразличие, за попытку бегства в апатию. Давай, давай, давай ж, подгоняла я себя. Соберись. У тебя все отработано до автоматизма.
В детскую. Снять грязный подгузник. Вымыть грязную попку. Надеть чистый подгузник. Взять его на руки. Сесть на стул. Задрать майку. Дать грудь. А потом..
После кормления Джек сразу же заснул. Я, шатаясь, доползла до спальни, обнаружив, что кровать пуста (кто бы сомневался, Тони предпочел есть пиццу и терзаться от похмелья у себя в кабинете). Я легла, не снимая покрывала, и…
Ничего.
Час, два, три…
Снова дал о себе знать мочевой пузырь — единственное, что могло заставить меня подняться. В ванной, сидя на унитазе, я заметила на полочке над раковиной пузырек со снотворным. Ключик к полной опустошенности, о которой я так мечтала.
Дотянувшись до полки, я преодолела искушение проглотить все содержимое флакона, горстями по пять таблеток, в десять глотков, чтобы уж наверняка наступило забвение. Не то чтобы меня не влекла мысль о вечном сне, просто я слишком устала, чтобы все это проделать. Я проглотила три таблетки (на одну больше рекомендованной дозы… но хотелось, чтобы подействовало наверняка), вернулась в постель, начала засыпать и…
Снова раздался сигнал из детской. Однако на этот раз я не вскочила, как солдат по тревоге. Нет, сейчас голова у меня была тяжелой, словно ее набили чем-то липким и клейким. Все мои движения были замедленными, неуверенными. Я действовала как автомат.
В детскую. Снять грязный подгузник. Вымыть грязную попку. Надеть чистый подгузник. Взять его на руки. Сесть на стул. Задрать майку. Дать грудь. А потом…
Снова в постель. Снова спать. Скорее спать. Казалось, теперь я буду спать бесконечно. Пока…
Тони тряс меня за плечо грубо, сильно, крича, чтобы я скорей просыпалась и вставала.
Просыпаться и вставать я не хотела. Ведь это значило бы снова оказаться лицом к лицу со следующим днем… ночью… чем бы то ни было. Встать означало опять окунуться в тот кошмар, который сейчас представляла собой моя жизнь. Встать означало…
— Там Джек… — голос Тони звучал испуганно, — он, кажется, без сознания.
— Что?
— Он не просыпается. И глаза какие-то…
Я вскочила на ноги, хотя голова была по-прежнему тяжелой и перед глазами все плыло. Из спальни в детскую я бегала по двадцать раз на дню, но сейчас, казалось, я попала в лабиринт, да веще уставленный тяжелыми предметами, о которые я то и дело ударялась. Добравшись до колыбели Джека, я не сразу сумела сфокусировать зрение. Но когда наконец картинка прояснилась, я почувствовала, что меня будто под дых ударили: Джек лежал как неживой.
Когда я схватила его на руки, он весь обмяк — руки и ноги свисали, как у тряпичной куклы, голова болталась, глаза бессмысленно закатились. Я прижала Джека к себе, выкрикивая его имя. Он не реагировал. Поборов инстинктивное желание потрясти его, я поднесла его личико к свой щеке и, к великому облегчению, почувствовала слабое дыхание. Тогда, обернувшись к Тони, я велела ему вызывать «скорую».
Она приехала через пять минут. Фельдшеры засуетились. Нам разрешались сесть в машину вместе с Джеком. С включенной сиреной мы неслись по улицам, направляясь на юг. Джек был подключен к кардиомонитору, и мой взгляд метался между крошечным тельцем, привязанным к каталке и четким ритмом на мониторе. Фельдшеры по очереди задавали нам вопросы: имели ли место ранее эпилептические припадки, конвульсии, эпизоды остановки дыхания или потеря сознания?
Ничего, ничего, ничего.
И вот мы в больнице Св. Мартина. В приемном покое нас уже ждали двое врачей. Фельдшеры переговорили с ними. Джека на каталке отправили в смотровой кабинет, до отказа набитый медицинскими приборами. Им занялась женщина лет двадцати пяти, дежурный врач. Спокойная, деловитая, она сразу поняла, как нам страшно. Проверяя жизненные функции, она заполняла таблицу, такую же, как у фельдшеров со «скорой», а потом спросила меня, не принимает ли Джек какие-то лекарственные препараты.
В это мгновение я чуть не умерла от ужаса. Потому что уже понимала, каким будет следующий вопрос.
— А вы сами принимаете какие-нибудь лекарства?
— Да, — ответила я.
— Какие именно?
Я ей сказала.
— А могло, быть, что вы покормили ребенка менее чем через восемь часов после приема лекарства?
Я кожей почувствовала, как меня прожигает взгляд Тони. Если бы кто-нибудь сейчас протянул мне пистолет, я с огромной радостью снесла бы себе полголовы.
— Джек разбудил меня ночью, когда я крепко спала, — сказала я. — Я была как в тумане, я забыла..
— О, господи, — воскликнул Тони. — У тебя что, совсем нет мозгов?
Врач легонько дернула его за рукав, давая понять, чтобы он замолчал, а потом сказала:
— Поверьте, это случается сплошь да рядом Особенно если молодая мама очень устанет.
— Но с ним все будет в порядке? — спросил Тони.
— В котором часу вы приняли таблетки? — обратилась ко мне врачиха.
— Не знаю.
— Что значит «не знаю»… — начал Тони, уже не скрывая гнева.
— Ночью, кажется.
— Кажется? — возмутился Тони.
— Позвольте мне с этим разобраться, — вежливо перебила его врач, потом положила руку мне на запястье и заговорила со мной.
— Пожалуйста, не волнуйтесь из-за того, что произошло.
— Я же его убила, — услышала я свой голос.
— Конечно нет, ничего подобного, — твердо ответила она. — Лучше скажите-ка мне…
— Я грозилась, что убью его, а вот теперь…
Она крепче окала мне руку:
