Юрий Герт - Грустная история со счастливым концом
Однако Эрасту Георгиевичу было в тот вечер несколько не по себе. То ли от чрезмерных похвал, то ли от чего-то иного, но он не мог подавить какой-то тревоги, не мог избавиться от ничем не объяснимого состояния, когда явь кажется сном, который вот-вот нарушится, отлетит прочь... И даже Екатерина Ивановна Ферапонтова, стоявшая с ним рядом в вестибюле на правах если не первой, то уж второй хозяйки, даже она не могла помочь ему отделаться от гнетущего беспокойства...
Впрочем, беспокойство и даже тревогу — правда, иного рода — в этот день испытывали многие, и многим, очень многим казалось, что всем волнениям просто нет и не предвидится конца!.. Судите сами: вот-вот, с минуты на минуту, ждали появления представителей от гороно, чтобы открыть вечер в уже битком набитом актовом зале — и вдруг, в такой вот Момент, стало известно, что Рита Гончарова отказывается от своего выступления!.. Вдруг обнаружилось, что Алик Андромеда, президент Секции фантастических предложений и гипотез, от нервного перенапряжения начал заикаться— как же он сумеет прочесть собравшимся хотя и коротенькое, но все-таки сообщение о деятельности упомянутой Секции? Ансамбль Уличных Гитаристов, который возглавлял Виктор Шестопалов, явился в униформе: белые рубашки, черные бабочки... Но бабочки оказались не у всех, какая же это, униформа?.. Короче, каждую секунду возникала какая-нибудь неувязка, и весьма существенная, так что Совет Школьного Самоуправления просто потерял голову и сбился с ног, за все и за всех отвечая, и если он все-таки не полностью потерял голову и не окончательно сбился с ног, то это потому, что на сцене, за опущенным, пока занавесом, где в основном и происходила вся суматоха, по временам появлялся Андрей Владимирович, а по временам — Клавдия Васильевна, а по временам еще кто-нибудь из учителей, в том числе, понятно, и Теренция Павловна.
Учителя, разумеется, старались не показывать, как они волнуются и переживают за своих воспитанников, но это им не всегда удавалось. Рюриков — и тот иногда срывался и выхватывал у ребят молоток, чтобы подправить декорацию, или ножницы, чтобы из ленточек, без колебания пожертвованных девочками, выкроить бабочку для Ансамбля Уличных Гитаристов...
Единственным человеком, который сохранял почти невозможную в подобных обстоятельствах невозмутимость, был Женя Горожанкин, хотя для него День Итогов являлся совершенно особым по значению и важности днем...
Да, его лицо оставалось невозмутимым, холодным, бесстрастным — и в тот момент, когда он, сквозь дырочки в занавесе, заглядывал в переполненный, нетерпеливо шумящий зал, и когда он сам спускался в этот зал, чтобы, пройдя между рядов, сделать последние наставления своим друзьям и единомышленникам по ЮТу. Тем людям, которые имели в своей жизни дело с йогами, могло, вероятно, показаться, что выражением лица Женя напоминает индийского йога. Но если даже так оно и было, то этим всякое сходство между Женей Горожанкиным и йогами исчерпывалось.
Потому что никакие индийские йоги не мечтали, не дерзали мечтать о том, чего решил во что бы то ни стало добиться Женя Горожанкин!..
Они, эти жалкие знаменитые йоги, голодные, тощие, обросшие косматыми патлами, в конце-то концов только и делали, что с поджатыми ногами сидели по лесам и пещерам, предаваясь самосозерцанию и постигая седьмую ступень совершенства. Они и знать не желали, что творится вокруг!.. А для чего, для какой цели они использовали свое великое искусство!.. Для того, чтобы годами сосредоточенно разглядывать собственные засохшие пупки и не дышать, зарывшись по макушку в землю?..
Сегодня Женя и его товарищи проводили невероятный, захватывающий по научной смелости и масштабу эксперимент, один из первых в избранном направлении. В его задачу входило создание поля перекрестных воздействий, проецируемых на площадь всего зала. Особое, сказали бы мы, изящество этого всесторонне продуманного эксперимента заключалось в том, что его проведение не требовало никаких специальных устройств или условий; мало того, сидящие в зале, включая и члена-корреспондента академии психологических наук, даже не догадывались о происходящем. Это, пожалуй, и являлось главным внешним условием, которое гарантировало полную достоверность результатов эксперимента. Грубо говоря, они состояли в том, что эмоционально-волевым напряжением индукторов создавалось поле правды, в котором любая ложь оказывается попросту невозможной...
Женя Горожанкин, в точном соответствии с заранее выработанной системой, расположил по залу своих ребят — они-то и являлись в данном случае индукторами — а собственным примером стремился внушить им спокойствие, бодрость и веру в успех, без которых всякое, даже менее сложное и серьезное дело, заведомо обречено на провал...
...И вот, в пятнадцать минут восьмого, в школу прибыли представители из гороно, усталые, измотанные различными заседаниями, но, переступив порог школы, они забыли об усталости, повеселели и направились прямо в изнемогающий от нетерпения зал...
Теперь тут собрались все — родители, представители, гости, приглашенные, можно было открывать вечер — и вечер открылся.
Между прочим, в зале находились не одни приглашенные: в последнем ряду, забившись в угол, сидел Петя Бобошкин. Он ожидал начала вечера еще нетерпеливее, чем остальные, потому что боялся — вдруг его обнаружат и выведут из зала. И он поэтому не просто сидел, а скрывался, главным образом, от завхоза Вдовицына, для чего не поворачивал к нему головы и смотрел на сцену, не отрываясь и заслонив лицо ладошкой. Завхоз же Вдовицын стоял поблизости, но делал вид, что ничего и никого вокруг не замечает, и не садился на место, которое освободили для него ребята; он как бы находился в раздумье, когда ему покинуть зал, сейчас или чуть позже, но тем не мене из зала не уходил...
Итак, вечер был открыт... Но мы не собираемся описывать его во всех подробностях, то есть, например, перечислять состав президиума — отчасти не желая утомлять читателя, а отчасти потому, что президиума, в отступлении от всех традиций, вообще здесь не было: все гости в равной мере считались почетными и заслуженными. Кроме того, нам уже известно, о чем должны были рассказать ребята, а как они это сделали, как рассказали и что показали — это легче вообразить, чем описать.
Заметим только, что учителя, которые сидели в первых рядах, аплодировали своим ученикам вместе с остальным залом, но, пожалуй, не столь громко; ведь они чувствовали, что аплодируя ребятам, в то же время аплодируют себе самим, а это просто нескромно...
Такое именно ощущение испытывал Андрей Владимирович, и когда Теренция Павловна — она сидела с ним рядом — как бы между прочим заметила, что Эраст Георгиевич мог бы все-таки представить учителей работникам гороно,— Рюриков добродушно посмеялся и ответил, что они уже представлены... Да, представлены — не директором, а своими учениками!..
