Юрий Герт - Грустная история со счастливым концом
В общем, все чувствовали себя отлично, всем было весело, все бегали к машине, носили вещи, и Таня тоже бегала, как угорелая, и все торопила, торопила... А когда кузов был уже полнехонек, во дворе появилась Танина мама Серафима Ульяновна, держа в руках чемоданчик и букет цветов из Пятигорска. Она загорела, поправилась, помолодела, у нее был прекрасный цвет лица.
Таня бросилась к ней, обняла, обхватила за шею и, между поцелуями, принялась что-то шептать на ухо. Серафима Ульяновна слегка покачнулась, на глазах у нее выступили слезы. Но этому никто не удивился: ведь они с Таней разлучались на целый месяц, как же тут не заплакать от радости?..
Ближе всех к ним стояла Рита Гончарова. Она услышала обрывок разговора, услышала, как Таня сказала: «...но им нужнее, мама, это же правда!» И Рита подошла к Серафиме Ульяновне, чтобы вежливо с нею поздороваться, и пристально глядя на Таню из-под своих черных зловещих бровей, подтвердила:
— Конечно, Серафима Ульяновна... Ведь Таня всегда говорит только правду...
Но эта деталь... Пусть она окажется той самой бородавкой, которой, не сумел избежать автор, стремясь придать достоверность и убедительность заканчиваемой главе.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ,
которую давно и с нетерпением ожидает читатель
И вот — машинка заряжена свежей лентой, чистая страница легла на валик, но я медлю приступать к новой главе. Может быть оттого, что после нее уже немногое останется досказать в этой странной, забавной и поучительной истории, а может быть просто мне горько за Таню: ведь сейчас произойдет с ней то, что неизбежно, рано или поздно должно было случиться, помимо ее собственной, моей или вашей воли... Но возможно суть совсем, не в том, и причиной всему не сочиненная за письменным столом история... Конец ее отраден и светел; такова ли жизнь? Осмотримся вокруг, заглянем в себя: сколько поводов находится всякий раз, чтобы ложь оставалась скрытой, или даже, сделавшись явной, продолжала тлеть, продолжала чадить,— не внушая ни стыда, ни раскаяния, ни душевных терзаний, скорее напротив...
Но так или иначе, вперед! Ведь когда дело касается других — любовь к истине превыше всего!..
Итак, в школе № 13 наступил заветный День Итогов!..
В этот торжественный День все школьное здание было убрано празднично и вместе с тем строго, без помпы, ведь речь шла об учебе, о трудовых буднях, поэтому во всем проявлялся спокойный, деловитый стиль. В классах и коридорах размещались экспозиции, стенды, выставки, в них было кое-что наивно, кое-что неуклюже, но все, все здесь делали сами ребята — не педагоги, не специалисты-оформители, не мастера из худфонда. И нигде не били в глаза лозунги, призывающие к активности и инициативе. Только в зале, над сценой, висело яркое полотнище, на котором было написано — размашисто и крупно: «ВСЕ ВОЗМОЖНО, ЕСЛИ ТОЛЬКО ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ ЗАХОТЕТЬ!».
И каждому посетителю, который эти слова прочел, остальное становилось ясно само собой.
Впрочем, что за холодное, казенное слово: посетители! Разве таким словом следует называть, например, пенсионеров, которые явились поблагодарить ребят за их внимание и заботу! Разве простым «посетителем» был пожилой, украшенный орденами, звенящий медалями офицер из военкомата, который пришел передать ребятам сердечное спасибо от инвалидов-фронтовиков! Разве «посетителем» был уже знакомый нам лейтенант милиции?.. По-прежнему скрипела на нем портупея, по-прежнему был он подтянут и строг, однако теперь он хотел, взойдя на трибуну, доложить собравшимся, что кочегарки в прилегающем к школе районе опустели, количество приводов в отделение резко сократилось, а сознательность учащейся молодежи заметно выросла!..
Были тут люди и вовсе неожиданные. Был, скажем, молодой ученый, член-корреспондент академии психологических наук, видом своим совсем ни в чем не напоминавший ни ученого, ни тем более, члена-корреспондента. Но едва собрались вокруг него участники ЮТа, с которыми не терпелось ему познакомиться, едва заговорил он с Женей Горожанкиным на узко профессиональные темы, как всем стало понятно, что это именно ученый, и притом еще член-корреспондент, а не футболист, за кого сначала его приняли.
Был здесь и один писатель — человек по характеру желчный и мрачный, таким, по крайней мере, считали его критики. Они считали, что из-за своего неудачного характера он не видит, как много прекрасного и удивительного нас окружает, поэтому в его романах преобладают черные, серые или, в лучшем случае, бледно-лиловые краски. Но им не приходило, наверное, в голову, что писателю до сих пор попросту не везло, он еще никогда не встречал такой замечательной школы, как школа № 13. И вот он теперь ходил по школе, заглядывал ребятам в глаза, и ему хотелось написать что-нибудь о детях, что-нибудь легкое, прозрачное, родничковое...
Короче, кого только не было среди гостей, приглашенных на День Итогов! Всех не перечислишь. Упомянем еще в двух словах о небольшой группе энергичных социологов. Они шумным роем носились туда и сюда, проводили мгновенные опросы, летучие анкеты, чтобы построить полноценную модель личности современного школьника, но им нужно было во что бы то ни стало разыскать, опросить и проанализировать Таню Ларионову, а ее-то они никак не могли заполучить в свои руки. Таня мелькала, кружилась, исчезала со скоростью электрона, и подобно электрону была всюду и нигде... Тогда упорные, не привыкшие отступать от намеченных планов социологи обступили ее маму, Серафиму Ульяновну, и она ответила почти на все вопросы, на которые сейчас не могла, по причине занятости, ответить ее знаменитая дочь. Потом Серафима Ульяновна, чрезвычайно смущенная, постаралась затеряться среди остальных родителей и родительниц и сохраняла полнейшее инкогнито до конца вечера...
А ее искали. Прежде всего, ее необходимо было увидеть Норе Гай. Разумеется, она тоже присутствовала на торжестве, чувствуя себя кое в чем к нему причастной... Несмотря на то, что теперь Нора с успехом замещала Титаренко, уехавшего на годичные курсы повышения квалификации, она оставалась все той же милой, скромной девушкой, в любых обстоятельствах преданной своему журналистскому долгу. А помимо серии очерков о школе № 13, у Норы возникли еще кое-какие идеи и наметки, которые требовали безотлагательного осуществления...
Эраст Георгиевич, в элегантном костюме в мелкую полоску, просветленный, сияющий, артистичный, с небрежно подколотым к галстуку брелочком, приветствовал в нижнем вестибюле приглашенных, улыбался, шутил и принимал поздравления. Женщины называли его волшебником и чудодеем; мужчины были сдержаннее, недоверчивей, но факты... факты опровергали любые сомнения! Директор института усовершенствования, где раньше работал Эраст Георгиевич — купеческий особнячок с акацией под окном — добродушно потрепал его по плечу, окрестил «дезертиром», намекая на заброшенную диссертацию, и заметил, что пора, давно пора теоретически оформить накопленный опыт...
