Б А - Введение в человечность
То ли от выпитого коньяку, то ли еще от чего, но в голове моей все перемешалось. Я ровным счетом ничего из того, что говорил Ферзиков, не понимал. Столько тяжеловесных метафор, простите, в маленькой тараканьей голове уместиться не могут.
- Хорошо, ребята, - согласился я. - Вашу точку зрения я понял. Спасибо вам. Можно небольшую просьбочку?
- Валяй, - кивнул Олег.
- Вы б не могли меня домой унести? А то слишком тяжело костюм переть. Это ж надо еще до нашей квартиры добраться...
- Какой разговор, чемпион? - улыбнулся Вася и положил на стол свою ладонь. - Залазь, сейчас отнесу.
Я забрался на теплую, пахнущую копченым мясом и влажную от пота ладонь друга. МОЕГО ДРУГА! Ферзиков уложил сюда же панцирь Катерпиллера, и мы пошли к себе.
- Олега, не пей один, я сейчас вернусь, - сказал Василий, задержавшись в дверях кухни.
- Заметано, - кивнул Кабаков. - Агамемнон, пока!
- Счастливо, - попрощался я, и мы вышли.
Пока Вася шел, я лежал на мягкой ладошке и думал о том, что когда-то давно, еще в той, скучной прошлой жизни на Зине Портновой, Сократ однажды заикнулся о человечности. "Столкнешься с ней, не старайся вникнуть в суть, Агамемнон. Разберешься в своих чувствах, сам человеком станешь. А нести этот крест, поверь мне, ох как нелегко. Лучше уж жить тараканом и подохнуть тихонечко под знакомой раковиной..."
Глава шестнадцатая. Ситуация с Охапко
Ночевал я в Золиной квартире, и снился мне кошмарный сон.
Будто оказался я посреди бескрайнего свежескошенного луга, простирающегося до всех четырех горизонтов. Стою в нетерпении и рою копытом землю... То, что я не таракан, а конь, забыл сказать? Ладно, исправляюсь.
В общем, белый конь я. Во лбу серебряная звезда горит о тех лучах, типа мерседесовской эмблемы, только без кружочка. На ветру длинная грива развевается. Заместо универсальных усов - черный влажный нос и уши, которые постоянно чешутся. И хочется мне в них лапкой залезть, а лап-то нет... Лошадь ведь... Кто ж копытом уши чешет?!
Короче, стою я посреди этого луга, уши чешутся, копытом землю рою, а прямо на меня с невиданной скоростью вихрь летит. Настоящее, я вам скажу, торнадо, которое все на своем пути сметает. Вижу даже сорванные с земли домики, которые прямо в воздухе вертятся. Ужас! Кошмар! Реалити террибл, как говорят американцы в своем кино.
Вдруг чувствую, что кто-то мой живот чесать начинает. Голову свою буйную меж передних ног опускаю и вижу... Золю. Она тоже лошадь, только рыжая и какая-то маленькая. Типа пони. Она свои грязные уши, из которых длинные волосы торчат (фу, какая гадость), прямо о мое чистое брюхо чешет. Видать, вирус какой-то у нас завелся. Отоларингологический. Правильно сказал?
- Золя, - говорю и сам своего голоса не узнаю, он какой-то ражачный, лошадиный, в общем, - а ну, вылазь наружу! На нас смерч надвигается! Пора прочь скакать, иначе головы не сносить.
А она жалобно на меня смотрит и тихим голоском отвечает:
- Агамчик, милый мой, у меня в ушах ползучий триппер завелся, никак выйти на белый свет не желает. Пусть уж лучше меня копытами вверх твой смерч поднимет и головой об скалу шарахает, чем терпеть такие адские муки.
- А ну вылазь, - ржу я, - шалава Катерпиллерова!
- Агамчик, - стонет она жалобно, - не шалава я... Люблю тебя больше, чем уши чешутся... Сильнее люблю, чем Муше Петропавловскую иглу обосрать хочется... Не обзывай меня грубыми словами, не заслужила я такого твоего обращения...
А сам смотрю, что торнадо уже совсем близко. Разговоры разговаривать некогда, тикать надо, иначе костей не соберешь.
Плюнул я на пони Изольду, и понесся прочь от злосчастного вихря. А тот мою лошадку виртуозно обогнул и меня, значит, целенаправленно преследует. Но не нападает. Я темп увеличиваю, и он быстрее кружится. Я влево, и он влево, я направо, и он туда же. Корче, совсем надежду на спасение разума потерял.
И тут, словно из под земли, прямо передо мною вырастает огромный узкоглазый человек. Раскрыл он свой рот и заговорил Васиным голосом:
- Ты ничего не бойся, Агамемнон, друг Ыумгырбеков тебя в обиду не даст... - и берет своими гигантскими руками смерч да в бараний рог его скручивает.
На землю обломки домиков падают, тараканы дохлые дождем сыплются и дихлофосом воняет так, что хоть ложись и умирай. Но мне почему-то этот запах приятен.
- Озоном пахнет, - говорит друг Ыумгырбеков голосом Кабакова. - Значит это, что гроза кончилась. Вот только инвалидом ты, похоже, на всю жизнь останешься.
- Каким еще инвалидом? - удивленно ржу я.
- Ты на свои ноги посмотри! - отвечает огромный человек.
Я снова голову меж передних ног опускаю и гляжу, что там произошло. Вроде нормально все, подвоха не чувствую.
- Ну что, убедился? - спрашивает мой спаситель со смешком в голосе.
- В чем я должен убедиться?! - ржу я громко-прегромко. - Ответь мне, друг!
- А в том, что ног у тебя - четыре! - гремит его голос.
- Ну, - отвечаю я. - А сколько быть должно?
- Так, шесть! - отвечает вдруг он Золиным голосом. - Ты ж таракан. Насекомый. А у насекомых сколько лапок? То-то! Это еще что... Скоро всего две останется!
И тут меня озноб прошиб. Все четыре мои ноги подкосились, и рухнул я на поросшую стриженой травой землю, показавшуюся мне тверже камня, так больно я об нее грудью ударился. И в тот же миг превратился в таракана. А лапки-то и впрямь четыре!
Но страха нет. И боли не чувствую...
- Вот теперь ты настоящий король! - отвечает откуда ни возьмись появившаяся Золя в своем прежнем, нормальном виде. - Ты, Агам, теперь больше о своем народе беспокоиться станешь, а это твоя первоочередная задача. Шубку, кстати, когда мне купишь?
- Какую шубку? - ничего не понимаю я.
- Катерпиллеровую, - и усиками своими в разные стороны кокетливо водит. - Уж очень мне хочется стать настоящей первой леди.
- Леди Изольдой?...
- Ну, если тебе так нравится, пусть буду леди Изольдой!... Агам, ты слышишь, что я тебе говорю?
- Да, да, леди Изольдой, - повторяю я последние слова из моего ночного кошмара, а сам чувствую, что снова лежу на мохнатой подушке в Золиной квартире, а все, что за последние минуты произошло, просто взрыв подсознания, называемый в человечески-народной среде сновидениями.
- Что с тобой, милый? - удивилась моя любовь.
- Так, ничего. Просто сон странный приснился, - ответил я, переворачиваясь на лапы и так сползая с постели. - Федя не заходил?
- Заходил, - кивнула Золя, - я попросила его тебя не будить. Ты ж устал после своих скачек, да? Он, кстати, сказал, что будет дожидаться в бывших апартаментах предводителя. Мол, надо посоветоваться насчет интерьера твоего будущего кабинета.
- Ага, - зевая, кивнул я усами. - Золотце, кофию сделай. Без лосьона, а то меня чего-то подташнивает.
- Уже готов, - улыбнулась Изольда. - Сейчас принесу. Кстати, ты с кофе закусывать чем-нибудь будешь? Твои странные люди у плинтуса сырок оставили свежий, ветчину...
- Пойдет, а-уу, - снова зевнул я, - только совсем чуть-чуть.
Она ушла за завтраком. Клоп побери, неплохо быть чемпионом и президентом колонии тараканов! И свежатину тебе на дом доставляют, и советуются по всяким мелочам. Э-эх, лафа! Не привыкнуть бы только. Сократ говорил, что чем выше взлетишь, тем больнее падать. Фигурально, конечно, выражался. Но я тогда все правильно понял, хоть и ребенком был.
После завтрака я оставил Золю дома, а сам пошел на встречу с Федором. Тайный советник ждал меня в кабинете Катерпиллера, откуда уже вынесли вещи старика - гриб и кальян. Исчезли со стен и картины. Помещение выглядело каким-то жалким и мертвым, даже бессмертный дух Семена Обуслововича, похоже, навсегда его покинул.
- Доброе утро, уважаемый Агамемнон, - приветствовал меня Федя, почтительно склонив седые усы.
- Привет, Федор, - улыбнулся я. - Что у нас там с твоими интерьерами?
Тайный советник потупился и опустил взгляд.
- Что-то произошло? - забеспокоился я.
- Да, нет... Вы не беспокойтесь, с кабинетом все в порядке. Сами увидите. У нас другое ЧП.
- Не понял... - прорычал я. - Ну-ка рассказывай!
- Тут, уважаемый Агамемнон, Огрызко с Охапко повздорили... Из-за тела... - промямлил тайный советник.
- Какого тела, Федор?
- Ну... того самого... Семена Обуслововича. Лаврентий исчезновение обнаружил, а Леонтий ответил, что это не его блошиное дело... Ну и...
- Кто-нибудь еще о пропаже знает?
- Н-нет...
- Хорошо. Обоих ко мне, - приказал я. - Немедленно!
Федор со скоростью вчерашнего моего соперника Ким Ир Сена скрылся с глаз, а я задумался. Интересно, как мне выпутываться? Кража тела покойного Отца ничего хорошего не сулит, будь я даже тараканьим богом. Что делать с Лаврентием? Избавиться от него? Нет... Не ты, Агамемнон, жизнь дал, не тебе и лишать ее... Интересно, он корыстолюбив?
Ладно, придётся импровизировать...
В кабинет вошел Федор. Следом за ним, понуро опустив усы, плелись Леонтий с Лаврентием. Последний выглядел просто ужасно: один ус сломан, хромает на левую среднюю лапу... Да-а, похоже, Огрызко переусердствовал.
