Виктор Мануйлов - Лестница
Перед вертушкой его обыскали. Потом пропустили через металлодетектор. Здесь его встретил местный надзиратель, здоровенный мужик лет за пятьдесят, чем-то напомнивший Теплякову Укутского. Он смерил его сонным взглядом с ног до головы, буркнул:
— Пошли.
И Тепляков пошагал за ним в самый конец коридора, с любопытством поглядывая по сторонам. Остро пахло дезинфекцией, деревянный пол, покрытый линолеумом, скрипел под ногами. Остановились перед дверью с табличкой: «Комната для свиданий».
— Заходь, — велел надзиратель, открывая дверь и пропуская вперед Теплякова.
Едва он переступил порог в комнату, слабо освещенную светом из более чем наполовину забеленного снизу окна, как из-за стола поднялась белая фигурка, рванулась к нему навстречу, но в двух шагах остановилась, замерла, и теперь уж он, еще даже не придя в себя от неожиданной встречи, шагнул к Машеньке, и тогда она бросилась к нему на шею и принялась целовать его лицо, всхлипывая и повторяя одно и то же:
— Юра! Юрочка! Ю-юро-очка-ааа.
Сзади хмыкнул надзиратель, пробубнил:
— У вас два часа. Если что, вот кнопка вызова, — закрыл за собой дверь, клацнул замок, и они остались вдвоем.
Перебивая друг друга, они говорили и говорили и не могли остановиться:
— А я уже и не знала, что думать, — шептала Машенька между поцелуями. — Мне казалось, что я вот-вот умру…
— И я то же самое. — вторил ей Тепляков. — Твоя мама. И я подумал: господи, ведь она же права. А сам. мне тоже хотелось умереть. И вот — живу, работаю, стараюсь о тебе не думать.
— И я тоже! И мне казалось. А я почти все лето провела на раскопках. Приехала домой — и вот. Даже не знаю, как решилась… Нет-нет! Знаю! Знаю! Потому что любила и люблю. Люблю! Люблю! А тут твоя записка в ноутбуке.
— А я. — И тут он вспомнил Светлану и Тасю, и что ему в выходные предстоит. но воспоминание это вызвало у него лишь мгновенный укол совести, потому что. — чем же он виноват перед Машенькой, если все так сложилось? Зато теперь он знает, что ждет его впереди, и уж не свернет ни влево, ни вправо.
Два часа пролетели как одно мгновение.
— И куда же ты теперь? — спросил Тепляков.
— Не знаю, — вздернула Машенька узкие плечики с беспечной улыбкой, такой знакомой Теплякову и такой родной.
Вошел надзиратель. Спросил:
— Ну, как? Надумали?
— Что? — в один голос откликнулись Тепляков и Машенька.
— Насчет дальнейшего. А то у нас имеется комната. специально для приезжих. жена там, скажем, или еще кто. на крайний случай, — отчего-то мялся и недоговаривал надзиратель.
— И что? — спросила Машенька, видя, как мучительно морщит свой белый лоб Тепляков.
— Но только, если муж и жена. А ты, деточка, кто ему?
— Невеста, — ответил Тепляков, прижимая к себе тоненькое тело Машеньки.
— Да, — решительно подтвердила Машенька. — Как только его освободят, так мы и поженимся.
— Невеста? Больно молода. — покачал маленькой головой надзиратель.
— Ну и что? — воскликнула Машенька, выступая вперед. — А если мы любим друг друга? Вот вы любили?
— При чем тут я? — уставились на Машеньку сонные глазки, словно оценивая ее, исходя из ее же слов. — Порядок есть порядок. А не как-нибудь. Хотя. Ночевать-то как — вдвоем хотите?
— Вдвоем! — еще более решительно ответила Машенька и только после этого глянула снизу вверх на Теплякова.
— Да, хотелось бы. — не слишком уверенно поддержал ее Тепляков.
— Оно, конечно, можно бы записать вас как мужа и жену… А вдруг комиссия? Или еще что? Кому отвечать? То-то и оно, — продолжал гнуть свою линию надзиратель.
— Вы как-нибудь, — начал Тепляков. — А я, как только получу за квартал, так сразу же и расплачусь.
— Ой, да у меня с собой есть деньги! — воскликнула Машенька, схватила свою сумку и принялась торопливо дергать в ней молнию. Достав деньги, спросила неуверенно: — Десяти тысяч хватит? У меня больше нет.
Надзиратель хмыкнул, глянул вопросительно на Теплякова, но тот лишь переводил взгляд с Машеньки на надзирателя и обратно, не зная, на что решиться: взяток до сих пор ему давать не приходилось.
И надзиратель проворчал:
— Пяти хватит. — И добавил, оправдываясь: — Со старшим поделиться придется: мало ли что.
— Да вы берите, берите! — совала ему в руки деньги Машенька. — У меня обратный билет уже есть. Тут и ехать-то.
Надзиратель, приняв деньги, отсчитал пять тысяч, подумав, добавил еще одну, остальные положил на стол, пояснив:
— И коридорному надо дать. чтоб вам спокойней было. Что я, не понимаю, что ли? Все я понимаю: сам таким был. У самого трое — чуть постарше вас будут. Природу не обманешь.
Тепляков и Машенька уставились на него с недоверием: им казалось, что этот дядя всегда был таким. таким угрюмым, и ничего в его молодости похожего на любовь быть не могло.
— А у нас будет четверо: два мальчика и две девочки, — заявила Машенька и снова глянула вопросительно на Теплякова.
— Я не против и пятерых, — широко улыбнулся он, вспомнив, что когда-то Машенька настаивала на троих.
— Ну, дай вам, как говорится, бог, — тоже улыбнулся надзиратель, перестав быть похожим на Укутского. — Пошли, однако, а то моя смена кончается.
— А как же. — начал было Тепляков.
— В барак-то? А чего ты там не видал? Начальство твое знает, ужин вам принесут. Нынче не старые времена. Строгости имеются — куда ж без них? — но и понятие человеческое, так сказать. тоже соблюдается. Не для всех, само собой, а для тех, кто соответствует.
Комната на втором этаже, куда проводил их надзиратель, оказалась очень похожей на гостиницу: широкая деревянная кровать, туалет, душ с комплектом полотенец, маленькая кухонька с газовой плитой и холодильником, шкаф с посудой.
Машенька тут же принялась хозяйничать. Она достала из рюкзака апельсины, яблоки, виноград; в вакуумной упаковке колбасу и сыр, нарезанные тонкими дольками; булочки, йогурты, сливки, разовые пакетики с чаем, кофе и сахаром. Все это она раскладывала по тарелкам, слыша, как в душевой плещется вода, замирая в ожидании предстоящей ночи. Вдвоем и только вдвоем! Об этом она мечтала, кажется, с самого рождения, и поэтому все делала с медлительной, почти с ритуальной торжественностью, гордо оглядывая комнату, точно сюда должны слететься ангелы, чтобы засвидетельствовать ее, Машенькино, вступление в новую жизнь. Ей было и чуточку страшновато, и чуточку стыдно, но страх этот и стыд были такого рода, во что она стремилась погрузиться, чтобы познать настоящее счастье, которое без этого невозможно. Сделав что-то, она вдруг замирала в изумлении, пытаясь что- то понять и во что-то поверить: вот она, Машенька, вот эта комната, еще час назад ей совсем неизвестная, в душевой плещется вода и фыркает ее Юрочка, — и все это реальность, а не сон, и все это состоялось и продолжает длиться исключительно потому, что она решилась, несмотря ни на что, приехать сюда. приехать за своим счастьем.
Эпилог
Был тихий майский вечер, наполненный медовыми запахами свежей листвы и травы, согретой солнцем сосновой хвои и смолы. Запахи эти особенно густы после недавней грозы и дождя. В прозрачной голубизне неба уплывали на север последние разрозненные облака. Низко, почти над самой травой, с громким щебетанием стремительно проносились стаи ласточек, то взмывая к вершинам деревьев, то падая вниз, радуясь теплу и обилию мошкары, поднявшейся в воздух.
На заводе машин и механизмов для коммунального хозяйства только что закончился рабочий день, из проходной молчаливым потоком валил народ, направляясь к остановке трамвая и автобуса.
Геннадий Артурович Дименский миновал только что проходную. Некоторое время он наблюдал, как народ заполняет только что подошедший трамвай, и решил, что имеет полное право никуда не спешить и вместе с немногими заводчанами пройтись пешком через лесопарк, подышать свежим воздухом и размяться. Он свернул на асфальтированную дорожку и пошагал вдоль длинного железобетонного забора, за которым разместился завод, где он числится научным консультантом при конструкторском бюро. Его обогнал рослый мужчина в легкой куртке. Им навстречу шла молодая женщина, очень похожая на девочку. Она катила перед собою широкую детскую коляску, в каких возят двойняшек, широко и радостно улыбаясь подходившему к ней мужчине. Вот они встретились, мужчина приобнял женщину за плечи, поцеловал ее в губы и оглянулся, проверяя, не слишком ли много народу наблюдает их встречу.
И Геннадий Артурович узнал в мужчине Юру Теплякова, с которым два года назад провел несколько дней в одной больничной палате в качестве подозреваемого в совершении тяжких преступлений. Да, это несомненно был Тепляков. А юная мама, скорее всего, та самая девочка, которой в ту пору еще не исполнилось восемнадцать.
Широкое лицо Геннадия Артуровича тоже расплылось в радостной улыбке, и юная мама, заметив эту улыбку, не понимая, чем она вызвана, с испугом посмотрела на Теплякова.
