Армандо Салинас - За годом год
— Думать тут нечего. Участвуешь или не участвуешь. Вот и все.
— Да пускай он объяснит. У Гутьерреса, видно, свои резоны, чтобы так говорить, — заступился за рабочего Энрике.
— Меня устроил на завод инженер дон Педро. Если он прознает, так взгреет, только держись. Лишит сдельщины. А без сдельщины мы с семьей не вытянем. У меня на иждивении жена и трое ребятишек.
— Это важная причина, — заметил кто-то из рабочих.
— Если мы все выступим сообща, инженер ничего не сможет поделать, ни к кому никаких мер не примет. А вот если в забастовке будет участвовать мало людей, тогда другое дело. Все зависит от нас самих, а не от инженера, — сказал Энрике.
— Если все будут бастовать, я тоже буду. Не в моем характере подводить товарищей.
— Эта забастовка не только протест против повышения платы за проезд в трамвае. Мы протестуем против многих вещей, — разъяснял товарищам молодой рабочий-слесарь.
— Хосе прав, мы протестуем против многого, — подтвердил бывший крестьянин.
Рабочие, лежа на траве у заводской стены, смотрели в поля, расстилавшиеся вокруг соседнего монастыря.
Аугусто держал в руках бутылку с вином, которую ему принес Ольмедилья.
— Ну, как вы считаете? — спросил он рабочих.
Рабочие молчали. Одни тщательно вытирали кусочками хлеба кастрюльки, другие курили.
— Дай-ка сюда бутылку.
— На. Только смотри не забывай, нас много, — напомнил Аугусто.
— Ну это… как его… я, наверно, сморожу глупость…
— Ладно, давай выкладывай, а то еще, чего доброго, подавишься.
— Я вот что хочу сказать. Терять нам, как говорится, особенно нечего.
— Это как смотреть, — возразил один из слесарей. Присев на корточки, он усиленно жестикулировал. — Да, как смотреть, — повторил он. — Меня зовут Эулохио. Вы все меня хорошо знаете и знаете, чем я дышу. Я всегда и во всем выступал первым. Но сейчас говорю: надо посмотреть! Если все будет подготовлено как следует, я имею в виду не только наш завод, а всех рабочих Мадрида, тогда такая забастовка — большой шаг вперед. Но если она не удастся, тогда другое дело, тогда это шаг назад. Если мы провалим это дело, нас скрутят в бараний рог.
— Как бы плохо ни получилась забастовка, даже если совсем сорвется, все равно это шаг вперед, — заметил Аугусто.
— Я что-то тебя не совсем понимаю.
— Во-первых, мы не можем заранее считать, что забастовка не удастся. Во время бойкота или стачки рабочие не должны занимать оборонную позицию. Но даже если мы сделаем только попытку бастовать, это уже будет шагом вперед.
— Ну, если так смотреть на вещи, тогда конечно, — признал правоту Аугусто рабочий-электрик.
— Наш инженер уверял, что, если мы будем усердно работать, все получим часть прибыли с производства. Пока, правда, никакой прибыли мы не видали.
— Наверное, эта прибыль отдыхает на даче, — рассмеялся пожилой рабочий.
— А моя жена уже наметила, что купит на эти деньги: кровать для ребятишек и пару одеял.
— Прибыль с производства для нас — это бабушкины сказки, — заметил один из квалифицированных рабочих.
— Пускай нам скажет свое мнение Антонио.
— Что-то он притворяется глухим.
Антонио встал и прямо в глаза посмотрел своим товарищам.
— Я, — сказал он веско, — хотя некоторые и смеются над моей набожностью, о таких вещах думаю так же, как вы. Если для того, чтобы нам повысили зарплату, надо протестовать, я буду протестовать первым. Если для протеста против дороговизны жизни надо не пользоваться транспортом один день или целый год, я не буду им пользоваться. И вся недолга. Я только считаю, что ни к чему поднимать столько шума: обсуждать, растолковывать нам, как маленьким, и все из-за такого пустяка, о котором написано в листовках.
— Очень хорошо сказано, Антонио, — похвалил Аугусто.
— Так, значит, ты согласен?
— Согласен.
Заводская сирена позвала рабочих в цеха. Они возвращались к своим станкам, продолжая оживленно переговариваться. Входя в цех, каждый пробивал на контрольных часах свою карточку.
* * *
В день забастовки Хоакин встал раньше обычного.
Утреннее ласковое солнце растекалось по улицам. Рабочие из Куатро Коминос и Тетуана небольшими группами размеренно, не торопясь, шагали по Браво Мурильо и Гарсиа Морато, неся в руках узелки с едой. Это был спокойный, уверенный марш трудящихся Мадрида. Рабочие шли со смехом и прибаутками, весело здороваясь друг с другом, высоко подняв голову, с улыбкой на устах.
Строительные рабочие, рабочие фабрик и заводов, служащие контор, продавцы магазинов, словом большинство горожан, шли пешком по улицам города.
В предместьях. Мадрида патрулировали конные гвардейцы с саблями наголо. На площадях и улицах, где наблюдалось наибольшее скопление рабочих, стояли закрытые грузовики, набитые полицейскими, ожидавшими инцидентов.
В Вальекасе, Легаспи, всюду, где преобладало рабочее население, охрана и слежка были доведены до предела. На трамвайных остановках, у входа в метро вооруженные винтовками и пулеметами гвардейцы следили за каждым шагом бастующих. Но марш трудящихся по улицам столицы был мирным и спокойным, нигде рабочие не дали ни малейшего повода для вмешательства полиции.
Трамваи ходили пустые. Лишь изредка в вагоне мелькала фигура одинокого полицейского или гражданского гвардейца. Вагоновожатые и кондуктора удовлетворенно улыбались, когда пустые вагоны отходили от остановки, не приняв ни единого пассажира.
Хоакин, Аугусто и Энрике встретились на площади Диего де Леон, как условились накануне. Пришли Гонсалес и еще несколько рабочих с завода.
— На мосту Трес Охос повесили республиканский флаг. Вчера вечером водрузили. Мне рассказал наш сосед. Говорят, полиция всю ночь колесила по кварталу. Задержали нескольких парней, — сообщил один из рабочих, живший в районе Вальекас.
— Дадут им теперь касторки, — сказал другой рабочий.
— Еще рано. Может, зайдем в таверну на улице Картахена, пропустим по рюмочке?
— А знаете, отсюда до завода рукой подать. Ездишь всегда на трамвае, даже не представляешь, сколько туда ходу.
— А от моего дома семь километров топать, — сказал житель Вальекаса.
— Ты вспомни Родриго, он в Посуэло забрался.
Небольшими группами рабочие пересекли бульвар Рондо и вступили на улицу Мехико. Еще не пробило половины восьмого утра. Тележки мусорщиков стояли, прислоненные к подъездам домов, у тротуаров возвышались огромные мешки с мусором.
Они повернули за угол улицы Мехико и направились по Картахене. Трамваи по-прежнему ходили пустые.
— Сегодня трамвайная компания не заработает и медяка, — рассмеялся Лукас.
Таверна располагалась в конце улицы. Работник поднимал железные жалюзи, мальчик из таверны подметал тротуар у входа.
Хоакин с товарищами, толкнув дверь, вошли в таверну. Напротив входа возвышалась стойка, уставленная винными бутылками, банками с огурчиками и перцем. Узкое помещение вытянулось в форме буквы L. Деревянные столики с грязными столешницами выстроились вплотную к стене, оставляя лишь узкий проход к стойке.
У стойки одиноко маячил приземистый худенький человек в синем пиджаке и вельветовых штанах. Маленькими глотками он тянул вино.
— Что будем пить? — спросил Аугусто.
— По рюмочке крепкого, — ответил андалузец.
— Мануэль! — позвал хозяин таверны.
— Что вам? — ответил мальчик, подметавший тротуар.
— Вытри со стола, — велел хозяин.
Все уселись, и молодой официант расставил на столе рюмки.
— Эй, проснись! — крикнул андалузец товарищу рядом с ним. Рабочий спал, уронив голову на руки.
— Я совсем не спал. Вчера вечером пошли с женой в кино, а потом она потребовала, чтобы я поиграл с нею. Так всю ночь и не сомкнул глаз…
— Черт бы побрал этого Элеутерио. А я и не знал, что он любитель по этой части, — заметил андалузец.
Элеутерио, взяв в руки рюмку, казалось, проснулся. С интересом стал рассматривать развешанные по стенам афиши, извещавшие о бое быков.
— Этот Лискано ни в зуб ногой.
— Кто-кто? — спросил андалузец.
— Да этот Лискано, новичок, — ответил Элеутерио, указывая на афишу.
— Эй, Фео! Ты что, клюкаешь по случаю забастовки? — насмешливо спросил Аугусто.
— Да я всего две рюмки, подумаешь!
— Я вижу, тебя хлебом не корми, а дай выпить.
— Как всем. Ничуть не больше.
Низенький человечек у стойки, по-прежнему не оборачиваясь к заводским, заказал еще стакан вина.
— А знаешь, Луми, — обратился он к хозяину, — ты сегодня с этими пешеходами здорово заработаешь.
Хозяин только пробурчал что-то в ответ. Мальчик из таверны, разбросав опилки, принялся подметать пол.
— Пепе стал беляком, уж поверьте. Вчера все ходил и бубнил, что не знает, как ему поступить.
