Василий Аксенов - О, этот вьюноша летучий!
Ниночка и Эдик идут по слабо освещенной аллее. Она положила ему голову на плечо. Эдик одной рукой обнимает ее, другой делает знаки Толе Макову, который идет сзади с воображаемой девушкой.
Впереди под фонарем томятся люди Полибеева.
– Когда я умру, схоронишь меня, Сильвестр? – спрашивает Полибеев. – Цветочки посадишь?
– Честно, Мелантий, схороню. Хризантему посажу, гладиолус, – плачет Полигамов.
– А я потом на твоей могилке поплачу, – говорит Полинфердов.
– А мы, Платон, на твоей.
– Завтра начинаем новую жизнь, – говорит Полибеев.
По клумбам и по кустарникам крадется вслед за влюбленными роковая красавица Роза. Глаза у нее мерцают, как у пантеры. В руке бутылка с серной кислотой.
Влюбленные останавливаются.
– Ты меня не любишь, Эдик, – говорит Нина.
– Холодно, холодно, – говорит Эдик.
– Ну, хоть немножечко любишь?
– Тепло, тепло…
– Любишь меня?
– Горячо! Горячо!
Совсем рядом в кустах горят глаза Розы.
– А как мы будем жить, Эдик? – спрашивает счастливая Нина.
– Мы будем жить интересно, содержательно, красиво, как в журнале «РТ», – ласково говорит Эдик.
Они целуются.
Роза вскакивает, размахивается бутылкой, но в последний миг выливает ее содержимое не на Нину, а на ближайший куст. С жутким шипением на кусту моментально сгорает вся листва.
– Что это вдруг зашипело? – спрашивает Нина Эдика.
– Метеорит упал, – моментально срабатывает глумливый его язык.
Влюбленные идут дальше по аллее.
Роза выбегает из-за кустов, хватает Толю Макова, страстно целует его, потом берет под руку, тянет за собой, обгоняет вместе с ним Нину и Эдика, вешается Толе на шею, дабы вызвать ревность неотразимого Эдика Евсеева.
Толя Маков растерян и смертельно испуган, он весь дрожит.
Эдик гогочет от удовольствия, потом вдруг кричит:
– Толик, делай, как я! – и бросается прочь от Нины в кусты.
Толя Маков мгновенно повторяет его маневр.
Парни скрываются.
Девушки издалека враждебно смотрят друг на друга, потом Роза кричит:
– Нинка, как у тебя с планом?
– Ни шатко ни валко. А у тебя?
– Ничего. У Шурки из «Ласточки» на сорок восемь рублей ушли. Слыхала?
– Слыхала.
– Пока, Нинка.
– Пока, Розка.
По пустой аллее бредет боцман Витя Сорокин. Он разучивает какое-то па танца «террикон».
– Ох, Эдичка-Эдюля, кто ж тебя выдумал? – вздыхает мама.
– Ох, мамочка-мама, – в тон ей с набитым ртом мямлит Эдик, – не понимаете вы морского характера. Вот папа вернется, он меня поймет.
…
мелькают саксофоны, трубы, флейты… летит в высоту круглая черная шляпа… пронизывает облака невиданный реактивный самолет… важно шествует слон… на спине у него Эдик Евсеев в чалме… Йе, йе-йе, хали-гали…
Утро настало, встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос. Город пробудился. Заворочались краны в порту. Потянулись по улицам люди. Боцман Витя Сорокин на почте у окошка «до востребования».
– А вам письмецо, Витя!
Просияв, боцман вскрывает конверт, читает письмо, шевеля толстыми губами:
«Здравствуй, Витя! Почему ты мне так долго не пишешь? Я знаю, что ты много работаешь на своем судне, я тоже много работаю, но…»
Дочитав до конца, боцман садится писать ответ:
«Привет, Витек! Получил твое письмо. Правильно ты меня ругаешь. Впредь постараюсь быть аккуратным. Однако по порядку. Вчера мы весело отметили юбилей нашего капитана…»
На стоянке такси уже томятся «женихи» во главе с Мелантием Полибеевым.
– Вчера племянник приехал… подарок привез… удочку…
– Брось…
– Давайте… в баню… или… в кино…
– Брось…
– В Греции… опять… того… бунт…
– Брось…
– Где бы мне… скипидару достать, а?.. и ваты…
– Брось…
На «Ладе» в это утро атмосфера довольно унылая. «Трюмные черти» меняют друг другу компрессы. Бесо и Шота мирно завтракают. Капитан и боцман маячат в рубке.
– У меня сегодня радость, Бронислав Иванович, – говорит боцман. – Письмо получил от друга…
– Поздравляю, – слабым голосом говорит капитан, – морская дружба, боцман, всего дороже. Женщинам не верьте, Витя… ох, где же Эдик, где Толик?
Бодрый и энергичный Эдик Евсеев спрыгивает на борт, за ним бодрый и энергичный Толя Маков.
– Бронислав Иванович! – кричит Эдик. – Мы только что из Портофлота. Приказано загружаться вдвое.
– Простите, Эдик, вы не ошиблись? Все-таки «Лада» – старое судно, – говорит капитан.
– Там сказали – «Лада» еще себя покажет! План будет – огромный! Прогрессивки – колоссальные! Там говорят – на Зуппе можно положиться.
– Что ж, они близки к истине. Что ж, вдвое так вдвое. Отдать швартовы! – кричит приободрившийся капитан и добавляет: – Пожалуйста!
Земснаряд в это утро отнюдь не качает донный ил. На нем идет работа совсем другого рода. Десятки ныряльщиков прыгают с его борта и уходят на дно. Из глубины Черного моря появляются другие. Земснаряд окружен множеством шлюпок и яликов. По палубе таскают взад-вперед какие-то мешки. Знакомый уже нам детина за это время стал начальником, производителем работ – в руках у него рупор. Поиски сокровищ идут полным ходом.
Разгоняя шлюпки и ялики, к земснаряду подходит «Лада». На носу стоят бешено хохочущие Эдик Евсеев и Толя Маков.
– Эй, на «Ладе»! Не швартуйтесь! – кричит в рупор детина. – У нас косметический ремонт.
– Золото ищете? – спрашивает Эдик.
– Ну!
– Да я ведь пошутил, ох-ох! – надрывается Эдик. – Ничего там на грунте нет, голова садовая.
– Ох, ценно, ох, законно! – хохочет Толя Маков.
– Как это нет? – обижается детина. – Пять мешков уже подняли.
???
– Ночью корреспондент журнала «РТ» прилетел на военном самолете, вот! – хвастается детина.
На борту земснаряда действительно стоит обвешанный кино– и фотоаппаратами корреспондент.
– Неужто галеон нашли? – спрашивает Эдик, совершенно обалдело тараща глаза.
– Про галеон ты наврал. Никакого галеона там нет, а вот золота навалом. Спасибо тебе, дорогой товарищ.
Из рубки выскакивает разъяренный Б. И. Зуппе.
– Чихать мне на ваше золото, извините! – кричит он. – Мне пульпа нужна, а не золото, простите, пожалуйста! Я всю жизнь вожу донный ил и требую, чтобы меня уважали, если возможно. Позови-ка мне багермейстера, будьте любезны!
Багермейстер уже бежит к нему по палубе.
– Ты прав, Бронислав! Развели тут безобразие, черт возьми. Золотом завалили судно. Эй, Синицын, врубай моторы!
Земснаряд заработал. Сразу всплыли ныряльщики.
– С ума сошли?! Кто воду мутит?! Невозможно работать!
Детина в рупор:
– Продолжайте работать, товарищи! Продолжайте работать в трудных условиях, наперекор всему!
Корреспондент «РТ» говорит багермейстеру:
– Вы еще ответите за срыв репортажа. С нашим журналом шутки плохи.
Багермейстер отмахивается. Земснаряд продолжает работать. Часть ныряльщиков поднимается на борт, самые бесстрашные снова уходят в глубину.
– Мы сегодня вдвое загружаемся, Арон, – хвастливо говорит Зуппе багермейстеру. – Помнишь былые времена?
– Ой ли, Бронислав? Трудно поверить…
– Приказ Портофлота. Помнишь горячие денечки?
– Еще бы не помнить! Какие были планы!
– А какие прогрессивки!
– Да, было времечко, – вздыхает багермейстер. – Чихали мы тогда на все золото мира.
– Мы и сейчас чихаем, Арон.
– Твоя правда, Бронислав.
Трое ныряльщиков поднимают на поверхность новый мешок с золотом.
– Ура! Еще мешочек! – кричит детина.
Корреспондент «РТ» производит съемку одновременно на трех фотоаппаратах и двух кинокамерах.
В шлюпках и яликах ликуют жены и дети ныряльщиков. Звенят гитары и бубны.
Эдик Евсеев и Толя Маков все еще обалдело смотрят на происходящее.
– Железно, – шепчет Толик. – Законно. Ценно. Потрясно. Мелкий потряс, Эдик, а? Железный шухер, законно?
– Спокойно, Толяй, спокойно, – бормочет Эдик. – Наше дело молодое, понял? Мы еще снимем стружку… Йе, йе, йе, хали-гали…
«Лада» все глубже садится в воду под тяжестью пульпы.
Тяжело груженная «Лада» медленно, очень медленно, идет своим курсом в виду городского пляжа. Эдик Евсеев и Толя Маков сидят на борту, свесив ноги. Ноги их почти по колена в воде. Эдик читает Толе книжку.
«Глухой сентябрьской ночью из подземного гаража ЦРУ выехал черный «кадиллак» с пуленепробиваемыми стеклами. Рядом с водителем сидел неизвестный молодой человек с безобразным утиным носом. Пластическая операция до неузнаваемости изменила внешность лейтенанта Паркера…»
Бесо и Шота на баке продолжают свой непримиримый хирургический спор.
Капитан и боцман в рубке ведут душеспасительную беседу.
– Я вот хотел выяснить у вас, Бронислав Иванович, один вопрос, – интимно говорит Витя Сорокин. – Есть на свете любовь или это обман?
– Видите ли, Витя… – раздумчиво, глаза к небу, начинает капитан, но в это время из люка высовывается Сидор.
