Виктор Мартинович - Сфагнум
Колдун сделал неясный знак рукой, показывающий, что проблему с чеченами он решил. Шульге не захотелось выяснять, каким именно образом Степан избавил дуб от угрозы срубания.
— Так а ученые что?
— Ученые с эхолотом были или как прибор называется, который в землю смотрит. Какие-то графики на бумажках показывали. И об истории много говорили. Тоже верили, что золото там. Но они по-научному называли, «казна такого-то», и про имена королей спорили. Копать пытались, — Степан зевнул, — но ничего у них не вышло.
— Смотри ты! Действительно следы от ям остались! — восхищенно сказал Шульга, обнаружив метровые провалы у корней дуба. Провалы были укрыты дерном и затянулись, как военные окопы.
— Покопали, уперлись в камни и уехали? — спросил Шульга с уважением.
— Покопали, уперлись в камни, притащили пилу циркулярную, сломали ей все зубы и уехали. Хотели вернуться с толом, дуб срубить, а камни взорвать. Ну я им тоже объяснил, что клад от взрыва только еще глубже уйдет. Но они все равно взрывать решили, с толом на болото сунулись.
— И что? Вы их.?
— Не, ну это же не чечены! А ученые! Из академии наук! Просто поляну не нашли. Пять дней тут ходили. Туда-сюда. К озеру — с озера. Не нашли. Ни дуба, ни поляну. Так и уехали. А кто экспедицию затеял, выговор, наверное, получил.
— Но, если ученые не выкопали, то что мы будем делать? У нас и циркулярки нет.
— Так я ж говорю. Клад заколдован.
Степан подошел к дереву и сделал знак Шульге идти за ним. Вместе они обошли ствол вокруг. С другой его стороны, не обращенной к хате, в двух метрах от земли обнаружилось вытянутое дупло той формы, которую приобретают две ладони, если соединить их указательными и большими пальцами, максимально растянув. Дупло почему-то казалось более старым, чем кора, которую оно разрывало.
— Вот это — вход, — объяснил Степан.
Шульга стал на цыпочки и дотянулся ладонью до дупла. Ощупал, насыпав себе в волосы древесной крошки.
— То есть, через эту дырку можно к корням пробраться?
— Дырка у тебя в заднице. А там — не дырка. Там — вход.
— А что за входом?
— За входом — клад. Но его просто так не взять. Сначала бой будет.
— Бой? — переспросил Шульга. Он пожалел, что Серого больше нет. Не то, чтобы он боялся драк, но, скажем так, во время некоторых из них чувствовал себя недостаточно спортивным. Последний бой, в котором ему пришлось участвовать одному, ввиду того, что Серый и Хомяк ждали пива, за которым он был послан, закончился тем, что четверо бирюлевских гопников с гиканьем гнали его через безысходный двор, окруженный тошнотворно-одинаковыми девятиэтажками. Он, как кот, забрался под машину «Мазда 323» со спасительно низким клиренсом, и они долго кружили вокруг тачки, стараясь достать его рукой или ногой, дотянуться, пнуть ботинком на высокой утяжеленной подошве. Затем они взяли какую-то палку и, не имея пространства чтоб как следует размахнуться, долго и уныло тыкали этой палкой в Шульгу, который лежал тихо и делал вид, что умер.
— Бой, — повторил он еще раз.
— Бой, да не бой, — объяснил колдун. — Не на саблях бой. Как ты понимаешь, тело твое до клада не дотянется. Потому, что клад в пяти метрах под камнями. Поэтому вот тут будет твой бой, — он постучал Шульгу по голове — так, как обычно стучат по чугунку, чтобы понять, из чего он сделан: из стали, никеля, алюминия.
— Вот тут — это хорошо, — улыбнулся Шульга и тронул себе голову пальцем. — А с кем биться?
— Все б вам вопросы глупые задавать! — приговаривал колдун. — Откуда мне знать? Ты что, думаешь, я там был?
— А не был?
— Не был! Я ведь говорю: я сам не могу. Я только другим двери могу открывать.
— Так подсадите? — Шульга наклонил размял плечи, готовясь к схватке.
— Ты куда? — рассмеялся колдун. — Если ты туда сейчас влезешь, ты там только жуков-короедов найдешь! И застрянешь намертво. К любому входу ключ нужен. С ключом идти! Помнишь, я рассказывал, как на машине и на поезде в разные города приезжаешь? Так вот, чтоб в этот город попасть, тебе подводная лодка нужна, не меньше. Но у меня есть одна. Завалялась! К костру пойдем! Боец!
Степан усадил его у огня, пошел в хату, напевая что-то себе под нос. Сначала Шульге показалось, что колдун затянул какое-то мистическое заклинание, но потом, вслушавшись, он решил, что мелодия скорей напоминает песню «Летят перелетные птицы» — о том, как хорошо жить в СССР. Вернулся Степан с газетным свертком. В нем были высушенные луковички какого-то болотного растения. Некоторые — совсем маленькие, с ноготь, другие — побольше, с мизинец. На нескольких была видна земляная крошка, следы торфа, из которого их достали.
— Ключ? — спросил Шульга. — Это ключ?
— Что ты понимаешь? — усмехнулся Степан. — Это витамины! Ешь давай.
Шульга разгрыз одну луковичку и нашел, что по вкусу она больше всего напоминает перезревшую морковь: такие же суховатые и безвкусные волокна. Затем, проглотив, он вдруг ощутил резкую и необычную отдушку и нарастающее экзотичное послевкусие.
— Много есть?
— Ты рубай давай! — предложил колдун. — Я скажу, когда хватит.
Шульга набрал полный рот луковичек: ему показалось, что волокнистая масса высосет изо рта всю слюну, он даже запил водой из котелка. Вкус, который оставался на языке и небе после проглатывания, легко было распознать, но сложно идентифицировать. Понять, что он напоминает, было так же сложно, как разобраться из каких точно компонентов (тмин, кориандр, кора, лимонник, имбирь, зерна горчицы) состоит сложная индийская приправа. Но, затолкав в рот новую порцию растений, Шульга выяснил для себя, что послевкусие больше всего напоминает клубнику. Было в этом определенное упрощение, — как упростить гору Монблан только до снежной шапки, ее украшающей. Но по-другому понять и объяснить вкус не представлялось возможным.
Шульга прислушался к своим ощущениям. Он не чувствовал даже толики того волшебства, которое сообщил восприятию бодрящий Степанов чай перед походом за звездами. Реальность оставалась равнодушной, холодной и непритягательной, как мглистое и сумрачное небо над головой.
— Скажите. А как так получилось, что вы на болото ушли? — поинтересовался Шульга, чтобы поддержать разговор и не молчать.
— Ну ты спросил! — ответил ему Степан, который сидел напротив него, делал вид, что следит за костром, но стрелял время от времени быстрыми внимательными взглядами на Шульгу, как будто стараясь определить его состояние. — А как так получилось, что ты человек?
— Ну это как раз просто, — Шульга проглотил корешки и набрал пригоршню новых. — Мама меня родила, вот я и человек. Если б кузнечик меня родил — был бы кузнечиком.
— Ну. Если б так просто! Бывает, что кузнечик рождает кузнечика, а он — не кузнечик, а человек. Книжка была такая. У Франца Кафки. Или не про кузнечика, а про жужелицу, не помню. Но самое плохое — когда мама рождает человека, он живет как человек, на работу ходит как человек, а сам — кузнечик. Вот это самое худшее. Для окружающих кузнечика людей.
— А почему вас двое, Степан? — понизив голос до интимных интонаций, спросил Шульга.
— В глазах двоится? — хмыкнул колдун.
— Нет. Я про того, который в деревне. Настенин папа? — Шульга вдруг обнаружил, что не может проглотить сухое месиво, которое глотка протолкнула в пищевод, да там, между желудком и ртом, оно и застряло, выжимая из глаз слезы и заставляя кадык лихорадочно ходить вверх-вниз. Он покраснел, схватился за котелок.
— Думаю, клиент готов. Поскольку уже не лезет! — колдун хлопнул Шульгу по спине, и разжеванная масса быстро ушла из горла в живот. Тот понял, что на некоторые вопросы колдун ему не ответит никогда.
Топая к дереву, Шульга еще раз вслушался в свои ощущения, тщась определять хотя бы малое прикосновение «ключа»: искажение сознания, бьющую через край веселость, чрезмерную яркость оттенков, головокружение, появление внутри какого-то восхищенного и изобретательного другого, радостный лепет которого искажает не только реальность, но и того «тебя», кто эту реальность воспринимает. Но внутри было пусто, тихо и скучно, как в офисе, из которого вынесли всю мебель, подготовив к сдаче новому арендатору.
Подойдя к дубу, Шульга еще раз восхитился безмерной шириной его ствола: казалось, внутри мог спрятаться целый дом. Он погладил кору рукой — теплая, изрезанная морщинами, как кожа мудреца. Шульга присел, намереваясь подпрыгнуть и уцепиться за края дупла, но колдун прервал прыжок:
— Не прыгай. Не надо. Я подсажу.
Он подхватил Шульгу под мышки и медленно поднял наверх, так что Шульга почувствовал себя кошкой, которую хозяин подсаживает на подоконник. Оказавшись наверху, он ощупал вход: дупло было широким и как будто бездонным. Он спустил ноги в его колодец, уперся носками в стенки и начал медленно опускаться, находя внутри уступы и порожки на ощупь, как скалолаз. Здесь было душно и клаустрофобично. Резко пахло дубовой корой, но не было той затхлости, которую ощущаешь, спускаясь в подземелье, сделанное из неживых кирпичей. Это напоминало ночную прогулку через ельник: точно так же ничего не видно и есть возможность выбить себе глаз не видимой в темноте веткой. Спустившись настолько низко, что голова уже была скрыта темнотой, он поинтересовался:
