Артур Кангин - Запах денег
Феликс криво улыбнулся. А дома достал жалкие бумажки. Пощупал, поглядел на свет. Настоящие.
За его спиной кто-то деликатно кашлянул. Феликс оглянулся и замер. На подоконнике сидел чёртик, словно из детских сказок, только в котелке трубочиста и бабочке с бриллиантовыми блестками.
— Вы кто же будете? — прошептал Чмо.
— Позвольте отрекомендоваться, — шерстяной господин соскочил с мраморного подоконника и сердечно стиснул Феликсу руку. — Григорий. Чёрт. Хранитель чёртовой дюжины долларов.
«Кажется, так начинается белая горячка! — обожгло мозг Феликса. Но тут же спохватился. — Какая, к лешему, белая горячка? Я же принципиально не пью. По утрам пудовые гири тягаю».
Чёрт озорно засмеялся, оскалив безупречно белые зубы:
— Вы, видимо, в меня не верите. И напрасно. Пока доллары с вами, и я рядом. Просите. Многое могу исполнить.
Как знать… Чудеса иногда случаются. Феликс нахмурился:
— Ну, это… Конкурента моего на Каспии, Гаврилу Дубова, слегка пощипать. Он ведь меня разорил, зараза.
— Только пощипать?
— Да будь моя воля, я бы его в порошок стёр.
— Будет исполнено, — блаженно потянулся чёрт Григорий.
2.На утро все информационные агентства России передали о небывалом тайфуне, пронесшемся над каспийскими водами. Разрушения были дикие, причем — мистические.
Гибельно пострадала только флотилия короля каспийских килек Гаврилы Дубова. Флот же экс-короля Феликса Чмо отделался порванными снастями, лишь ржавая баржа «Кровавая Мэри» пошла ко дну.
При отсутствии живых конкурентов дела господина Чмо пошли с удивительным блеском. За неделю он залатал прорехи и двинул в гору. Чёрта Григория, попросту Гришу, он пару раз вызывал, но сразу же отпускал в отгулы. Дела и без него тики-так.
Спустя пару месяцев Феликсу стало грезиться нечто другое, помимо денег. Задумал парняга жениться. Вызвал чёрта.
— 90-60-90? — облизнулся острым языком Гриша.
— Не без этого.
— Русая?
— Хотелось бы.
— Умная?
— Зачем? Как ураган только пусть будет в постели
— Делов-то, — поскреб под мышкой Гриша.
И появилась Катенька. Миленькая. С вихлявым задом. Глаз не оторвать.
На свадьбе Феликса гудела вся Москва и весь Каспий. Секс с Катюшенькой подобен тайфуну. Бизнес в гору. Пульс и давление в норме. Чего еще пожелать человеку? Живи и радуйся на зависть раздавленным конкурентам.
3.Ограбили его на яхте. Причем как-то странно грабили. Взяли исключительно черный костюм от Диора, а в нем чёртова дюжина долларов.
Впопыхах Феликс махнул рукой, обойдусь, мол. Да и чёрт Григорий слегка поднадоел. Приставал с вопросами о человеческой жизни. Без него спокойнее.
Первая беда пришла от жены Катеньки. Поднялся как-то Феликс на капитанский мостик, решил полюбоваться Млечным Путём, а там его красавица, откинув полы персидского халата, отдается рыжему придурку, боцману Василичу.
Феликс прогнал супругу вместе с боцманом. А утром его ждала повестка в суд. Разоренный тайфуном его извечный конкурент Гаврила Дубов, нашел какую-то зацепку и подал на Феликса крючкотворам.
Господин Чмо нанял самых лучших, самых дорогих адвокатов и проиграл вчистую. Постановление сделало его почти бомжем.
Кинулся Феликс к ведунье Фёкле Медунице, а та лишь зловеще зыркнула на него лаковыми пуговицами глаз:
— Не уберёг! Такое счастье дала!
Ну, нет… Сдаваться Феликс не привык. Он взял под дикие проценты кредит в банке, нанял отморозков с калашами, попросил их отыскать черный костюм от Диора, с чёртовой дюжиной долларов.
4.Тринадцать заговорённых долларов отыскались в сейфе Гаврилы Дубова. Лежали они в розовой бумажке с оттиснутыми ландышами. Два по пять и три по одному баксу. У Феликса все номера были записаны. Сверил, всё сходится.
Сразу нарисовался чёрт Григорий, фамильярно оскалился:
— А я уж по тебе заскучал, хозяин. Гаврила Дубов, сукин кот, ни разу меня не вызвал. Я тут всё о женитьбе подумываю. Какую, посоветуешь, мне подобрать чертовку?
— Да подожди ты со своей свадьбой, — взвился Феликс Чмо. — Я тут ходил над пропастью.
— Чего надо? Говори, — Гриша ловко сморкнулся левой ноздрей. — Не тяни только. Я дико застоялся. Сущность у меня инфернальная.
Через месяц всё пришло в норму. Посыпая голову пеплом, вернулась красавица Катенька. Мещанский же суд Москвы пересмотрел дело о килечных королях. Нашли в нем вопиющие ошибки. Гаврила Дубов для острастки на следствии был избит и посажен на год в Матросскую Тишину.
Справедливость, она всегда, торжествует!
Чёрт Григорий присмотрел себе супругу. Ничего бабешка. С ламинированной шерстью. С юмором.
А чёртову дюжину долларов Феликс зашил в нагрудный карман байковой рубашки, рядом с сердцем. И никогда её не снимает. Даже в ванной. Поэтому и фантастически счастлив.
А вы говорите, деньги — зло. Дураки вы!
Капсула 27. ИСПАНСКИЙ САПОЖОК ДЛЯ ЛЮБИМОЙ СУПРУГИ
Борису Свинаренко, дежурному милиционеру у станции метро Свиблово, нравилось зверски избивать подозреваемых в терроризме. И он избивал не просто так, а с высоким смыслом. Дело в том, что Боря ревновал свою белобрысенькую жену Машу к каждому встречному поперечному. Нужно же куда-то излить свою ярость?
В последнее дежурство Боренька увлекся и размозжил себе костяшки пальцев. Но самое поразительное, вспоминая разбитое до кровавой каши лицо чурека, почувствовал пронзительную головную боль и не смог заснуть всю ночь.
Маша, пожалев мужа, посоветовала обратиться к известному психотерапевту и белому магу, Петру Крякину.
— Водочкой балуетесь? — сощурилось светило.
— Ни-ни, — сглотнул слюну Борис. — Только молоко и фруктовые соки.
— Гомосексуалист?
— Кто?
— Вы? В глаза! Смотрите в глаза!
Борис побагровел и перекатил желваки.
— Верю, — расслабился психотерапевт. — Ложитесь на кушетку. Сейчас мы заглянем в прошлые жизни.
2.Сознание Бориса померкло, а когда он очнулся, то был уже не бравым сержантом милиции у метро Свиблово, а доном Мигелем из Барселоны, в смутные времена инквизиции.
И всё было хорошо у дона Мигеля в эти смутные времена, скобяной товар не залеживался, только он стал подозревать свою жену, Марию, в подлой измене.
Да и как тут не подозревать?! Чуть он из дома, она тоже куда-то спешит. Да и в постели у Марии появились новые повадки. Стала царапаться, повизгивать, покусывать плечо.
Откуда сие? Любовник! Конечно, любовник!
Но как дон Мигель не выслеживал супругу, прямых улик не было.
С отчаяния, он стал грезить о пытках, которым подвергнет развратников. Но как он ни распалял воображение, всё казалось малым.
И тогда, чтобы успокоиться, стал конструировать орудия пыток. А потом, засучив рукава, принялся за материализацию идей. А руки у Мигеля были золотые.
И он смастерил игольчатые ловушки и терновые пояса смирения. Жутки испанские сапоги и смертоносную дыбу. Стул ведьмы и позорную маску блудницы. Сшил покаянные рубахи, в которые он облачит, признавшую свою вину парочку.
За полгода он создал целый арсенал пыточных средств. Оставалось только с поличным поймать наглецов.
И он их поймал. О, лучше бы Мигель этого не делал! Застукал их прямо на брачном ложе. В любовнике Марии он узнал самого Великого Инквизитора, дона Педро.
В смущении он ретировался, но дон Педро догнал его, по-братски обнял и попросил простить молодую жену. У юных бабенок же ветер в голове.
Разговорились. Дон Мигель поведал Великому инквизитору о своем тайном увлечении и показал пыточные средства.
Восхищению дона Педро не было границ. Именно такие орудия ему были нужны, дабы приструнить распоясавшихся еретиков.
Великий Инквизитор достал из-за пазухи мешочек с золотыми дукатами. На корню закупил все устройства. А дона Мигеля слезно попросил стать главным пыточным конструктором великой Испании, переживавшей смутные времена инквизиции.
Дон Мигель радостно согласился.
С Марией дон Мигель жил долго и счастливо. Умерли они в один день. Растерзанные еретиками.
3.Из средневековой Испании сержант милиции Борис Свинаренко вынырнул на кушетке психотерапевта и белого мага Петра Крякина.
— Ну, что, сокол мой? — ласково спросил его Петр Петрович.
— Бред какой-то…
— Этот бред и есть ваша правда. Идите и делайте выводы.
Борис отвалил Крякину кругленькую сумму и, понурившись, побрел домой.
Сделать выводы. Грамотей, мать его…
Но их сделал.
Он ушел из милиции, и паранойя поиска террористов оставила его начисто.
Он перестал ревновать свою жену Машеньку и внутренне стал склоняться к идеалам шведской семьи.