Питер Кэри - Джек Мэггс
— Куда он уехал, Мери? Я слышала, как он очень рано покинул дом.
— Тебя не должно расстраивать то, что он иногда говорит. Он уехал в Глостер вместе с каторжником.
— Он с ним покинул Лондон? — удивлению Лиззи не было предела.
— Ты знаешь, что он все любит делать быстро, не задумываясь.
— Он давно уехал?
— Всего два дня назад.
— Два дня!
— Лиззи, ты так говоришь, будто это вечность!
— Вполне возможно, что это так и есть, — мрачно промолвила Лиззи.
— Что ты хочешь сказать?
— Он твой муж, Мери.
— И что же из этого?
— Если бы он был отцом моего ребенка, я не позволила бы ему так безрассудно разъезжать с убийцей. Бедняжка маленький Джон, если что-то случится…
— Лиззи, ничего не случится. Он пишет роман, который хочет продать. Мы не должны сердиться на него, Лиззи. Ты плачешь?
— Я плачу, думая о маленьком Джоне, — промолвила Лиззи. — Я плачу о том, кто так неосторожно рискует своим счастьем.
Мери какое-то время молчала; Лиззи видела, что эта добрая душа думает.
— Ты не думаешь о нашем собственном папе, Лиззи?
Нет, Лиззи не думала об их отце. Ее отец никогда не любил ее. Он любил только одну Мери.
— Нет, — сказала она, пройдясь мимо окна с Джоном на руках. Малыш почмокивал у нее на плече.
— Нет, я думаю о Тоби. — Лиззи была вне себя от гнева. Она стояла перед окном, любуясь прекрасным весенним днем и мальчишками из конюшни, играющими на мостовой в крикет.
— Потеря отца для каждого ужасное горе, — назидательно сказала Мери. — Так же, как и потеря мужа.
Лиззи повернулась и посмотрела в маленькие глаза сестры, настроенной столь сентиментально.
— Мне грустно, Мери, признаюсь тебе в этом. Я действительно хочу усыновить ребенка. Я думаю, что для меня это правильное решение. И я убеждена, что в Лондоне сделать это будет очень трудно, в таком случае, почему бы мне не уехать отсюда? Я могу продать свое ожерелье, Мери.
— Разве в романе, который ты читаешь, написано нечто подобное и это заставляет тебя говорить такие вещи? Помнишь, мама запретила тебе читать, потому что ты набираешься из книг всяческих фантазий? И ведь у тебя в свое время будет свой собственный муж.
— Ты считаешь, что способна угадать мое будущее, Мэри?
— Конечно, — радостно размечталась Мери. — У тебя будет много детей, собственный красивый муж и прекрасный дом совсем рядом с нами, и наши дети будут дружить, мы вместе будем встречать Рождество за большим овальным столом, а Тоби будет развлекать нас своими мистическими фокусами.
— А мой муж?
— Возможно, он тоже будет знать какие-то фокусы, ведь мы пока еще не знаем, кто он.
— Мне это не нравится, — сказала Лиззи. — Не вижу причин, почему я не могу сама усыновить ребенка.
Мери нахмурилась.
— Дорогая Лиззи. — Она похлопала по софе. — Садись рядом и дай мне Джона, мы хорошо посидим вместе, и ты сможешь рассказать мне то, что прочитала в своем романе.
Лиззи так и сделала и испытывала очень странное возбуждающее чувство от того, что в течение целого часа рассказывала свой вариант романа «Замок Рекрент».
Но час прошел, ее состояние не изменилось, рядом с ней не было никого, кто бы подсказал, что делать.
Глава 65
Дорогой Генри!
Я пишу тебе пером, взятым у Тобиаса Отса, автора книги о Капитане Крамли. Листок бумаги, вложенный в желтый конверт, — это факты, грозящие репутации моей личности.
Генри, даже если ты в данное время ненавидишь меня, вспомни о том, что я дал тебе, и в память о моей щедрости сделай следующее: если меня арестуют и обвинят на основании заявления этого человека, сделай копию упомянутого листка и отнеси его жене на Лембс-Кондуит-стрит, это к северу от Иннс-Корта. Я не знаю, где живет его отец, но кажется, он известен под кличкой Драчун-Коротышка или Джон-Боевой Петух. Найди и его тоже, и любых их родственников или знакомых, всех, кого только удастся найти. Затем отправляйся на Флит-стрит, зайди в любую пивную, где бывает пишущая братия. Купи этих джентльменов за цену, какую им подскажет их фантазия, а мистер Джон Пласс в Темпле возместит тебе расходы с процентами.
Если меня не арестуют и закон восторжествует, сожги это письмо.
Я и мой спутник Отс на пути в Глостер, но где мы в данный момент, сказать не могу. Это тот случай, когда Джек должен быть начеку, ибо ночь темна, сиденья в дилижансе твердые, как дно телеги, да и спать мешает Призрак, не сводящий с меня глаз и угрожающий мне. Это существо совсем недавно родилось в моих снах в результате использования магических искусств. Возможно, твое образование поможет мне узнать, как избавиться от него.
Нам обещают, что мы прибудем в Глостер на рассвете. Там мы найдем знаменитого «Ловца воров», который способен отыскать любого человека на пространстве от Лондона до Кардиффа. Все это предпринято ради тебя. Я виноват перед тобой в том, что скрывал от тебя истинную историю своей жизни. Я дал тебе чистый лист, а ты, без сомнения, заполнил ее наихудшим образом.
Это письмо я вручу «Ловцу», и ты узнаешь конец наших с Софиной отношений. Надеюсь, ты успокоишься, узнав подлинную правду. Тогда ты сможешь, отложив эти страницы в сторону, сказать себе: «Так вот каково это чудовище, которого я так боялся».
В предыдущих письмах я рассказал тебе, как мы с Софиной уснули, как нас нашла Ма и устроила большой скандал по поводу пяти месяцев, и прочее. Я не знал, что Софина ждала ребенка. Кажется, я уже писал тебе об этом? Да, кажется, писал.
Софина и я были поспешно удалены из этого дома, это было похоже на срочный арест. Тому пришлось на собственном горбу тащить большой мешок ворованной серебряной посуды. Ма велела ему бросить его, но он был примерным сыном и глупым вором и продолжал с риском тащить мешок по пустым ночным улицам города до Пиккадилли, где им удалось разбудить кучера одинокого кэба. Когда мы втиснулись в него все четверо с мешком ворованного серебра в придачу, Ма вылила на меня всю свою ядовитую злобу.
Она грозилась наказать меня и была настолько великодушна, что тут же рассказала, что меня ждет. Это был неизвестный мне способ наказания, и она описывала его во всех подробностях: Том должен продеть мои руки через перекладины приставной лестницы и держать меня до тех пор, пока Ма хорошенько не отхлещет меня ремнем для правки бритв.
За час до рассвета мы наконец добрались до Айлингтона.
Небо было еще ночным, но был слышен крик петухов, почему-то заранее извещавших близкий рассвет.
Ма заставила меня притащить из коридора на верхний этаж тяжелую лестницу Сайласа. Том помог мне поставить ее наклонно к стене в нашей с Софиной спальне. Затем она велела мне лечь на нее лицом вниз, а неуклюжий здоровяк Том, уже услужливо сидевший в углу под лестницей, схватив мои руки, притянул их к себе через перекладину лестницы с такой силой, что я испугался, как бы он не вырвал их из суставов. Я думал, что меня наказывают за то, что я грязная свинья, никто не сказал мне, что я буду избит за то, что был отцом еще не родившегося младенца.
Ма, как я теперь понимаю, больше думала о своем бизнесе, чем о нашей морали. Она не хотела потерять свою маленькую девочку-воровку из-за ее будущего материнства, а меня из-за Софины. Мы были слугами, нужными ей, исполнители всех ее дел. Вот почему она так жестоко расправилась со мной.
Уложив меня на перекладины лестницы, она, как обычно, берясь за дело, высоко подобрала юбки, показав свои белые мускулистые икры. Отойдя подальше, в проем кухни, она с разбега, некрасиво ухнув, нанесла мне первый удар ремнем. Она проделала это двадцать раз, и хотя уже запыхалась и тяжело дышала, не забывала требовать от Софины, чтобы та не пропустила ни одного удара, будучи свидетелем моего унижения и бесчестья. Она не позволила Софине закрыть руками уши, и та слышала мои трусливые вопли.
Когда избиение закончилось, Том отпустил мои руки. Я был настолько раздавлен болью и стыдом, что не заметил, как Ма увела Софину из комнаты. Я даже отдаленно не мог предполагать, чем это ей могло грозить, но как только услышал ее крики: «Джек! Джек!», вскочил со своей дыбы, чтобы броситься ей на помощь.
Этот момент я не забуду никогда; в своих беспокойных снах я часто видел, как встречаю свою возлюбленную на площадке лестницы, как бросаюсь с кулаками на Ма… Господи, я сказал с кулаками, но иногда это было с ножом, а то и с ее собственным большим кинжалом. Мне то и дело снилось счастливое спасение Софины, мы убегаем на заре — наш ребенок жив — навстречу нашей новой молодой жизни.
В полутьме до наступления полного рассвета я едва успел добраться до кухни, как там меня остановил Том. Он навалился на меня всей своей немалой тяжестью и держал прижатым к полу, больно завернув мне назад руки.
